– Это, наверное, шалит какой-нибудь тринадцатилетний хакер, которому надоело делать домашнюю работу по математике и который решил поразвлечься такими вот пакостями.
Я вздыхаю и качаю головой:
– И что, по-твоему, мне теперь следует делать?
– Просканируй на вирусы. Это, наверное, поможет. Кстати, если этого не может видеть никто, кроме тебя, то тогда, получается, никакого вреда нет?
– Но ведь люди начали писать комментарии – значит, они это видят? Что, если они подумают, будто я и в самом деле мертва?
– Ну, Адриан первым делом наверняка прислал бы какое-нибудь сообщение мне…
– Думаю, да. Адриан – милашка. Меня вообще-то тронуло за душу, что он написал такой грустный комментарий. Хотя мне понятно, что это очень глупо… Но все то, что люди написали в своих комментариях, – продолжаю я, – весьма похоже на то, что они и в самом деле написали бы.
– Ну, никто не стал бы писать, что он рад тому, что ты откинула коньки, разве не так? В тех случаях, когда кто-то умирает, все всегда говорят и пишут примерно одно и то же.
– Адриан назвал меня в своем комментарии «конфеткой». Как кто-то мог узнать, что он и в самом деле меня так называет?
– Может, потому, что он вообще всех в «Фейсбуке» называет конфеткой? Наверное, существует какой-то алгоритм, который позволяет определить, какие слова люди используют чаще всего.
– А может, ты была права насчет Нины, а? Может, она действительно имеет к этому какое-то отношение?
– Причина для этого у нее, наверное, есть, но я не уверена, что она достаточно умна и образованна для подобных дел.
– Но кто же еще тогда может желать мне зла, а?
– Никто не желает тебе зла, Джесс.
– А Каллум?
– У него тоже явно не семь пядей во лбу.
– Почему ты мне в то время об этом не говорила?
– Потому что ты не стала бы меня слушать. Как бы там ни было, почему бы тебе не поговорить с Ниной утром и не послушать, что она тебе скажет? И перестань переживать. Ты ведь очень даже жива. Хорошо?
– Да.
На другом конце линии воцарилась тишина. И у меня возникло ощущение, что я знаю, что Сейди скажет дальше.
– С тобой все в порядке, да? Я имею в виду, что ты сказала бы, если бы…
– У меня все прекрасно.
– И ты сказала бы мне, если бы это было не так?
– Ты и сама знаешь, что сказала бы.
– Хорошо. А сейчас выключи свой телефон, просканируй свой лэптоп на вирусы, удали все, что будет выявлено, – и тогда я буду готова поспорить, что, когда ты заглянешь туда утром, там ничего не будет.
– Хорошо. Спасибо. Увидимся завтра.
Я откладываю телефон в сторону и открываю свой лэптоп. Возможно, в нем я ничего такого и не увижу. Возможно, такие фокусы – только в моем телефоне. Я щелкаю на иконке «Фейсбука» и просматриваю подряд все публикации за последнюю пару часов. Ничего. Ту фотографию я здесь не нахожу. Я щелкаю на своей «Хронике», чтобы перепроверить. И сразу же появляется публикация Сейди. Ниже уже целая куча комментариев. Люди спрашивают, что случилось. Публикации в моей «Хронике» стали размещать и другие люди: Жюль, вместе с которым я училась в колледже, Тарик, вместе с которым я работаю, парочка маминых друзей… Все они пишут одно и то же: что они шокированы, что они не могут поверить, что меня больше нет, и что это слишком много горя для одной семьи.
Я вытираю слезы, побежавшие у меня по щекам, и говорю себе не быть такой глупой. Если все это происходит из-за вируса, то проказник, который его создал, явно не задумывается над тем, как тяжело людям, потерявшим близкого и дорогого им человека. Сейди, возможно, права: это, видимо, какой-то подросток, который очень сильно заскучал и решил подобным образом себя развеселить. Мне не следует принимать это близко к сердцу.
Я слышу голоса из телевизора, доносящиеся из-под лестницы. Показывают, похоже, не футбол, а какую-то телепрограмму, посвященную кулинарии. Папа смотрит по телевизору либо футбол, либо такие вот программы. Я раздумываю над тем, не присоединиться ли к нему, чтобы как-то развеяться. Усесться уютненько вдвоем на диване, как мы раньше это делали. Ему понравится. Он всегда говорит, что мы проводим вместе слишком мало времени. В конце концов я решаю этого не делать. Он, возможно, заметит, что мне как-то не по себе, и спросит, что случилось. Или же снова начнет расспрашивать меня про Ли.
Я надеваю наушники, подсоединяю их к своему телефону и включаю воспроизведение первой песни в меню. Но у меня не получается отогнать от себя мысли о той публикации. Мне вдруг вспоминается мужчина, трогавший меня за задницу на вокзале. А может, он компьютерный фанат, который решил оторваться на мне за то, что я сегодня утром его публично унизила? Может, он каким-то образом умудрился найти мою фотографию и разыскать меня в интернете?
Я снимаю наушники и бросаю телефон на кровать. Потом встаю, подхожу к лэптопу и запускаю сканирование на вирусы. Я оставляю лэптоп в таком состоянии на всю ночь, надеясь, что к утру вся эта ерунда исчезнет.
Джо Маунт
12 июля 2017 г. Митолройд, Великобритания
Я со сжимающимся от горя сердцем сообщаю, что моя любимая дочь Джесс погибла вчера в результате несчастного случая. Я потерял мою маленькую девочку, и у меня нет слов, чтобы выразить, как много она для меня значила. Единственным утешением для меня служит уверенность в том, что она окажется рядом с ее мамой и что Дебора позаботится о ней. Спи с миром, прекрасная девочка.
Джесс
Вторник, 12 января 2016 года
Я умерла в результате несчастного случая. Я крепко зажмуриваюсь и затем снова открываю глаза – просто чтобы убедиться, что не сплю. Слова передо мной на экране остаются такими же. Меня охватывает озноб. Проверка лэптопа на вирусы прошедшей ночью выдала однозначный результат: «Вирусы не обнаружены». Возможно, это единственный случай, когда это сообщение вызвало разочарование. Потому что если это не вирус, то что же, черт возьми, это тогда такое? Я уже собираюсь позвонить Сейди, когда до меня вдруг доходит, что в этом нет никакого смысла: она все равно не сможет этого увидеть. Мне придется показать ей эти публикации, когда мы будем ехать в поезде. И она увидит, что я ничего не выдумываю.
Я снова читаю «папины» слова, и у меня на глаза наворачиваются слезы. Мне кажется, он выразился бы именно так, если бы я погибла на самом деле. Перед мысленным взором встает картина, как папа сидит и нажимает двумя пальцами клавиши на своей клавиатуре (он никогда не размещает публикации в «Фейсбуке» через телефон: говорит, что его пальцы слишком большие для телефонных кнопок и что его раздражает предугадывание набираемых слов). Глаза у него красные. Какой-то скомканный лоскут торчит из кармана его любимого серого кардигана, который мама подарила ему на Рождество перед тем, как умерла. Эти публикации вполне реалистичны, даже слишком реалистичны, как по мне. И это мне очень не нравится. Они не кажутся случайными. Непохоже, что какой-то рыскающий по интернету хакер натолкнулся на меня совершенно случайно. Такое ощущение, что тот, кто делает это, выбрал своей целью именно меня осознанно.
И тут, когда я читаю папину публикацию в третий раз, я обращаю внимание на фигурирующую над ней дату: 12 июля 2017 года. Я таращусь на нее довольно долго, а мой мозг в это время пытается «переварить» то, что видят мои глаза. Как кто-то может менять даты в «Фейсбуке»? До этой даты ведь еще восемнадцать месяцев. Ровно восемнадцать месяцев! Я перемещаюсь по страничке до публикаций, появившихся вчера вечером. Когда я читала их, над ними были отметки «2 минуты назад» или «1 час назад». Сейчас же над публикацией Сейди написано «11 июля 2017 года». Мое дыхание становится быстрым и неглубоким. Я набираю в поисковике «Гугл»: «Как изменить даты в Фейсбуке». На меня накатывается волна облегчения, когда я вижу, что вообще-то это возможно. Я читаю, что даты публикаций можно менять в диапазоне прошлого аж до 1 января 1905 года. Однако, читая дальше, я узнаю, что датировать публикацию каким-нибудь днем из будущего невозможно. Никак невозможно.
Кто-то очень сильно пудрит мне мозги. Наверное, это какой-то парень, с которым я ходила в школу, который знает, какие события происходили в моей жизни, и который забавляется, донимая меня таким вот способом. Под папиной публикацией уже появилось несколько комментариев. Один из них – от моей двоюродной сестры Конни, живущей в Италии. Она в конце своей публикации разместила душещипательную идеограмму. Есть также комментарий от повара из ресторана, в котором работает папа: повар этот выражает свое глубокое сожаление по поводу папиной утраты.
Никто не поинтересовался, что же это был за несчастный случай. Меня, возможно, переехал автобус. Именно такой нелепый случай мог произойти с такой рассеянной недотепой, как я. Я же все время пялюсь в свой мобильный телефон. Я ловлю себя на мысленной надежде на то, что смерть моя не была неприглядной, что людям не пришлось соскребать с асфальта мои остатки. Мне бы это не понравилось. Очень даже не понравилось.
