твоим лечащим врачом, я понял, что ты идеальный донор на случай ухудшения состояния… Поэтому я не мог рисковать здоровьем своей дочери и сохранил тебя рядом с нами. Глупая маленькая Мария, если бы ты была меньше увлечена своими вечеринками и таблетками, то могла бы интересоваться жизнью моей семьи и здоровьем Анхелики. – Хавьер усмехнулся.
Такая исповедь Хавьера была для меня не то чтобы неожиданностью, почему бы просто не пристрелить меня прямо сейчас? Я с трудом верила происходящему, да и как можно верить этим гадким словам, которые произносит мой любимый, тот, кто был рядом со мной все эти 5 лет?
– Хавьер, это что, шутка?
– В нашей стране довольно сложно найти подходящего донора. Ещё сложнее сделать это легально. Я мог бы легко тебя пристрелить или поручить это кому-нибудь. Да и моему ангелочку вряд ли бы понравилось узнать, что ради неё кого-то убили специально. Поэтому выбор пал на автомобильную аварию, которую я подстроил, чтобы всё выглядело естественно. Счастливая семья возвращается домой, но тут их машина разбивается – жена трагически погибает, а девочке нужна срочная пересадка сердца. Почему бы не воспользоваться случаем и не пересадить сердце того, кто уже умер?..
– Но я осталась жива… – произнесла я. Свой голос я слышала будто под водой.
– Не только это, mi carino. После того, как ты попала на стол к моим специалистам, и были взяты дополнительные анализы, – Хавьер вздохнул и приблизился ко мне вплотную, – Ты оказалась ещё и беременна.
В ушах звенело. Кажется, вдруг стало мало воздуха вокруг. Слишком много информации для одного и так необычного дня… Необычного в самом худшем смысле этого слова.
Постепенно смысл начал доходить до меня. Всё это время нас вместе держало только… моё здоровое сердце.
– Хави, почему бы тебе не накачать меня морфием и вырезать это чертово сердце? Кажется, я не выдержу больше твоих откровений.
– Тогда мне придется убить ребенка, которого ты носишь.
– То есть то, что ты убьешь меня, тебя ни капли не смутит?
– Посмотри на себя, Мария. – Хавьер обнажил свои белые зубы и посмотрел мне прямо в глаза. – Глупая девчонка на закате своей молодости. У тебя нет цели в жизни или каких-либо достижений. Вестей от твоих родителей мы не получали около трех лет. Скажи, кто тебя хватится?
Мне больно от этих слов. Мне больно оттого, что Хавьер прав. Слезы, горячие, крупные, стекают по щекам, губам и дальше, на шею. Голова гудит, и мне кажется, я теряю сознание. Последнее, что я помню, удар о плиточный пол, а дальше темнота.
Из окна машины вижу горы. Дорога, длинная, извилистая, столько поворотов. Солнце светит прямо в лобовое стекло, поэтому на нас темные очки. Меня мотает на заднем сидении, вправо-влево. Сколько мы уже едем, наверное, часа три. Когда выезжали, было совсем темно. И всё это, чтобы пересечь границу.
Не отвлекайся, веди машину, я слушаю музыку в наушниках; меня немного укачивает от поворотов. Закрываю глаза. Какая-то другая реальность, другая жизнь всплывает перед глазами, где нет этого высокого солнца. Где я?
Слышу испанскую речь с переднего сидения. Я же ведь вас понимаю, вы об этом знали? Возвращаюсь в машину, которая едет к границе. Испанская речь. А где я теперь?
Ноздри сохнут – здесь очень высокое давление. Какой-то грустный аккорд в наушниках, напрашивается слеза.
«Я тебя не люблю, я только провожу с тобой время. Ты мог бы любить меня, если бы я знала, как лгать. Но как можно любить меня, если я не в себе?»
Кажется, у Брендона Ури тоже спутаны мысли.
Мне интересно, ты задумал это с самого начала? А о чём вообще ты думал? Почему нельзя забраться к тебе в голову? Почему нельзя просто распилить череп и изучить твой мозг?
У меня много вопросов. Я не могу их задать – я сразу плачу. Слёзы, слёзы слёзы слезыслезыслезыслезы много слез, ты же видел
Смотрю на тебя в зеркало заднего вида. Ты в своих чёрных рэйбенах. Они мне кажутся настолько чёрными, что могут поглотить меня. Не очки, бездна какая-то.
Падаю в бездну.
Следующая сцена – аэропорт. Пустые чёрные очки с чавкающим звуком выталкивают меня в очередь на рейс. Твои очки и мои глаза, рядом. Друг напротив друга.
Мои щёки мокрые, а твои очки всё ещё безжалостная бездна, пустота. Поцелуй тоже мокрый, он и последний. Может быть, мокрый, потому что последний? Наоборот? Последний, потому что никогда не могу сдержать слез?
Твои пустые чёрные рэйбены снова забирают меня.
Я просыпаюсь дома. Вижу низкое красное солнце – рассвет.
Я забываю, насколько они были непроницаемые, пустые и чёрные. Я забываю.
Как же болит голова. Я открываю глаза и осознаю, что лежу на той самой холодной плитке, и это не сон. Рядом с моим носом разлита какая-то жидкость… Ах да, просто я ещё и наблевала рядом.
Медленно поднимаюсь и сажусь. Цепь лежит вокруг меня как длинная, холодная змея.
Я ощупываю руками лицо, пытаясь понять, что со мной не так. Во рту привкус железа, когда подношу пальцы к губам, они окрашиваются красным. Точно. Зуб не выдержал.
Трогаю имплант, наполовину выскочивший из десны. Мне даже уже всё равно на эту боль. Вся ситуация кажется сном. Хавьера в комнате больше не было.
Я не могу плакать и просто сижу на полу, привалившись к кушетке. Из уголка рта капает кровавая слюна. Чертов штырь в десне.
Я оглядываю комнату. Мне отсюда не выбраться! Никаких зеркал или лезвий, или палок, или прутьев… Я могла бы осколком стекла вскрыть Хавьеру горло и сбежать. Вы когда-нибудь думали об убийстве любви всей своей жизни? Невероятная мысль о том, что я была ему нужна для одной определенной цели, причиняет мне боль. Все наши моменты и эмоции, которые он мне дарил, все они были ненастоящие. Нет, не могу поверить, что он задумал это с самого начала. И нужно ли это анализировать если я пришла к тому, что я сижу одна в холодной темной комнате, с цепью на ноге, кровоточащим ртом в ожидании смерти?
Я инстинктивно прижала руку к животу. Я беременна. Там есть новая жизнь, которая подарила мне время и поселила в Хавьера зерно сомнения, и только благодаря этому он не убил меня сразу.
Мне нужно освободиться от этой проклятой цепи и сбежать отсюда. Мне НЕОБХОДИМО
