В то утро Винсент не обращал внимания на важных пеликанов, плавно скользивших по зеленоватым водам, на чаек, выискивавших в песке съестное, и на бескрайнее синее небо в мелких облачках, простиравшееся над заливом насколько хватало глаз. Он сосредоточенно водил металлоискателем по песку взад-вперед с надеждой найти что-нибудь стоящее. Прибор подал голос. Винсент покопался в песке, вытащил на свет металлическую расческу и отбросил ее в сторону. Следующей находкой стала монета в четверть доллара, потом еще одна. Он отправил их в карман одну за другой. Винсент прошелся с металлоискателем до старого пирса — излюбленного места рыбалки Гидеона. Там старик обычно ловил помпано и большого трахинота. Но в это утро старого рыбака на привычном месте не было. Винсент пересек пляж и оказался у бетонного волнолома, которому досталось и от волн, и от непогод. У основания стенки ему случалось не раз находить неплохую добычу — дары прилива.
У самой стены собралась в пучок прибитая волной зеленая с черным грива водорослей. Винсент провел по ней металлоискателем, и прибор сразу же сработал. Копаться руками в осклизлых космах водорослей совсем не хотелось, и он поискал глазами вокруг, чем бы их поддеть. Пустая пивная бутылка пришлась очень кстати. Присев на корточки, он зацепил гриву водорослей горлышком и потянул в сторону. Сначала ему показалось, что перед ним муляж. Но присмотревшись, он понял, что все самое настоящее. Винсент поглубже вздохнул, чувствуя, что его вот-вот вывернет наизнанку.
Фу! Ну и гадость!
Полускрытое белейшим и тончайшим песком, в лучах утреннего солнца поблескивало красными камешками золотое кольцо. И кольцо это туго охватывало палец раздувшейся кисти человеческой руки.
Глава 2
Восход. Слава богу, что есть восход. По крайней мере, на те несколько минут, пока Касси пробегала зигзаг пирса, уходившего в бухту Бискейн, явление дневного светила, поднимавшегося над сине-зелеными водами в лазурное небо Флориды, затмевало собой все вокруг. Каждое утро на несколько блаженных минут Касси удавалось целиком занять себя мыслями о красоте восхода и оттеснить воспоминания о том, что произошло. Она потерпела полный крах, и у нее оставалось мало надежды, что ей каким-то образом удастся наладить свою жизнь.
Когда она совершала утренние пробежки по прибрежным улицам Майами, где уже начинала, несмотря на ранний час, явственно чувствоваться жара и влажность, никто, глядя на нее, не смог бы догадаться о мучившей ее душевной боли. Спустя пять месяцев после ее перевода в бюро «Вестей» в Майами Касси выглядела лучше, чем когда-либо за время своей жизни в Вашингтоне.
Бегая ежедневно по три мили, Касси старалась развеяться и остаться в здравом уме, и ей удалось в результате не только укрепить дух, но и закалить тело. На пляже она бывала редко, но тем не менее могла бы похвастаться чудесным загаром, так как ее новая должность предполагала много работы на открытом воздухе. На прежнем месте, а точнее было бы даже сказать в прежней жизни, Касси никогда не загорала. В качестве корреспондента, освещающего проблемы правосудия, она большую часть времени проводила в конторах с кондиционерами. Остались в прошлом ее репортажи из штаб-квартиры ФБР и Верховного суда с сюжетами государственной важности. Теперь ей случалось оказываться по пояс в грязевых оползнях Сальвадора или вести репортаж со стоянок трейлеров в Луизиане, от которых после торнадо остались груды обломков. Таков был размах деятельности отдела в Майами. Касси могла получить задание осветить событие, произошедшее в юго-восточной части США либо где-нибудь в Центральной или Южной Америке.
Работать было бы значительно проще, знай она испанский. Но ее школьные запасы испанского давным-давно сошли на нет, что раньше ее мало волновало. В Вашингтоне все, естественно, говорили по-английски, и она не мыслила себя нигде, как только в Вашингтоне, ну еще, пожалуй, в Нью-Йорке. Ей нравилось быть корреспондентом программы «Человек и закон» компании «Вести», но она была готова к изменениям в карьере. Давать материал из Верховного суда Министерства юстиции было сложно и интересно, особенно на протяжении месяцев, следующих за атаками террористов. Почти ежедневно в телевыпуске вечерних новостей шел подготовленный Касси сюжет. Она освещала ход расследования, рассказывала о перехваченных телефонных переговорах, объясняя сигналы тревоги первого уровня, а также ее репортажи включали сведения о находящихся в розыске главных террористах и многомиллионных наградах, обещанных за их поимку. Кроме ведущей программы Элизы Блейк, больше эфирного времени, чем Касси, не предоставлялось после атак террористов никакой другой корреспондентке «Вестей». Вполне достойно было бы расстаться на такой высокой ноте с Вашингтонским бюро.
Касси прекрасно понимала, что время ее уходит. Ей было уже тридцать девять, и все ощутимее становились рамки казавшейся когда-то беспредельной тележурналистики. Начальство на словах могло обещать что угодно, но место в информационной программе, идущей во время массового просмотра, скорее всего, досталось бы немолодым мужчинам, а не женщинам в возрасте. По всем статьям пришла пора переключиться и переехать в Нью-Йорк. Но история с Мэгги Линч все изменила и полностью перечеркнула планы Касси. Девушка погибла, и Касси в определенной степени оказалась к этому причастна. Как мать, Касси хорошо понимала боль и гнев Памелы Линч и ее стремление к справедливому суду. Неизвестный начальник пока оставался в тени, в то время как Касси оказалась на виду и стала мишенью для мщения, притом заслуженно.
Касси направилась по пирсу к берегу. Надо было возвращаться домой, если так можно назвать квартиру, которую она снимала, принять душ, переодеться и заставить себя ехать на службу, ставшую постоянным напоминанием о ее неудаче. В конце пирса ее поджидал прокаленный солнцем мужчина в красных, видавших виды бермудах и красно-черной гавайской рубашке, висевшей на нем, как на вешалке. В этой же одежде и в тех же самых черных туфлях на резиновой подошве и грязных носках она видела его далеко не первый день. На прокаленном солнцем, обветренном лице тускло поблескивали голубые глаза. Свалявшиеся седые пряди со стальным отливом были стянуты в хвост вместе с запутавшимися в них клочками сена. На бесцветных губах растрескалась кожа.
Бог весть, где коротал ночь этот человек, но с того раза, как Касси дала ему первые пять долларов, он взял себе за правило каждое утро встречать ее у пирса. Касси остановилась и вытащила сложенную купюру из-за резинки на запястье.
— Обязательно купите сегодня себе что-нибудь вкусное, хорошо? — решительным тоном проговорила она, передавая деньги. Мужчина молча кивнул.
Начало этому своеобразному утреннему ритуалу было положено вскоре после ее переезда в Майами. Тогда же она попыталась разузнать, кто этот человек и откуда и как он оказался в таком бедственном положении. Но люди предпочитали отмалчиваться, и она прекратила расспросы. Ей также не удавалось разговорить незнакомца, но, давая ему деньги, она чувствовала, как на душе у нее теплеет. А еще она надеялась, что полученные деньги тратились им на еду, а не на выпивку. Неужели у этого бедняги не было рядом ни одной родной души, чтобы позаботиться о нем? Мысль огорчала и пугала Касси. «Если Бог не смилуется, то и меня это ждет», — поеживаясь от такой возможности, Касси затрусила прочь. Вот уж точно, что жизнь похожа на дорогу с крутыми поворотами. И она может докатиться до такого положения. Никто от этого не застрахован.
На протяжении минувших лет она трудилась, не жалея сил, чтобы сделать карьеру, часто в ущерб личной жизни. Теперь служебное рвение вышло ей боком, и в довершение всех бед с ней не было ни мужа, ни дочери. И винить в этом Джима и Ханну она не могла. Когда Ханна росла, между ней и отцом установилась особая связь, и все потому, что Джим проводил с дочерью больше времени. Джим Шеридан преподавал английский язык в старших классах школы. В графике его работы не было резких изменений и плюс к этому продолжительные летние каникулы. Так в результате сложилось, что воспитанием ребенка больше занимался он. Джим помогал Ханне готовить уроки, тренировал ее бейсбольную команду, водил ее в танцевальную студию и на прием к врачу. А частые вызовы на работу отрывали и отдаляли Касси от дочери и мужа.
Касси убеждала себя, что ее работа давала Ханне много преимуществ. Джим получал очень приличное жалование, но основным источником пополнения семейного бюджета являлась работа Касси, поскольку зарабатывала она в пять раз больше мужа. Они могли позволить себе кирпичный дом времен колониальной Америки с четырьмя спальнями и тремя ванными комнатами в Александрии, пригороде Вашингтона, ее «сааб» с открывающимся верхом и «вольво»-фургон у Джима. Из того же источника оплачивались летний лагерь, когда Ханна была поменьше, и покупки в дорогих магазинах. А теперь в этом доме для нее не оказалось места. Джим хотел развода, тринадцатилетняя Ханна желала остаться с отцом, а руководство «Вестей» разлучило Касси с ее обожаемым Вашингтоном. Ее направили в филиал в Майами, где она пережидала, пока решался вопрос с иском, предъявленным ей и компании «Вести» в связи со смертью Мэгги Линч. Да, крутой вираж совершила ее жизнь, нечего сказать.
