— Ну вот, — произнесла Джун, стоя у нее за спиной и с пугающей беспечностью щедро намазывая голову Сэди по третьему разу. — Прикольно, да? — И широко махнула щеткой. — Мне всегда хотелось быть художницей. Или балериной. Но когда я купила себе балетные тапочки, как начала спотыкаться! Так что я выбросила это из головы. А теперь… — Она посмотрела на ряд баночек, стоящих рядом с ней на тележке. — Какую я брала в последний раз?
Лизу трудно было не любить. Она была говорлива, она была смешлива, она искренне желала всем добра. Но ни за что и никогда, поклялась себе Сэди, она не послушает больше Лизиного совета.
Через три часа Сэди Хокс вошла в свою квартиру, нагруженная пакетами из бакалеи. Волосы ее никак нельзя было назвать бесцветными. Не были они уже и огненно-красными, они стали ненатурального темно-коричневого цвета и при этом исполосованы тонкими тыквенно-оранжевыми прядками. Ученица Джун умудрилась высветлить прядки самым неестественным образом — эффект был такой, словно Сэди вымазали смесью гуталина с кабачковой икрой.
— Отлично! — сказала она, глядя на дело рук своих. — Знаете, вы чем-то жутко похожи на Кэтрин Зету-Джонс. Классно!
Сэди знала, что Джун говорит так, потому что ей надоело, она устала и уже не в силах исправить весь тот ужас, который сотворила. Она-то прекрасно понимала, что вовсе не похожа на Кэтрин Зету-Джонс. А похожа на придурошную.
Эндрю сидел за компьютером в углу гостиной. Едва она вошла, он развернулся в кресле, глянул на нее и расхохотался.
— Нечего смеяться над чужим несчастьем, — проворчала она.
— Зато твоя подруга Лиза небось со смеху покатывалась, когда подбивала тебя на это дело, — ответил он, подходя к ней и забирая пакеты с едой. Потом понес их в кухню, но, дойдя до двери, остановился в дверях, а Сэди покорно направилась к холодильнику.
— Вообще-то Лиза не виновата. Мне попалась ученица. Лиза всего лишь хотела помочь.
— Ну да. Смерть тоже хотела помочь бедным больным старушкам.
— Ты такой заботливый. Умеешь ободрить.
— А ты чего хотела? Чтобы я сказал: «Послушай, сестричка, как тебе удалось подобрать такой удивительный оттенок? Можно, я завтра пойду и тоже так покрашусь?» Что-то не хочется. Готова?
— Готова.
Эндрю нагнулся, достал пакет йогурта и бросил его Сэди — та уже открыла дверцу холодильника. Поймав на лету йогурт, она поставила его на полку и приготовилась ловить следующий предмет — на этот раз упаковку нарезанной ветчины.
— Но давай посмотрим с другой точки зрения. На Хэллоуин такое будет в самый раз. Если ты в таком виде пойдешь по домам, тебя закидают конфетами. — Он неожиданно бросил в нее пакетом молока, а затем подкинул вверх кочан цветной капусты.
— Не зевай, тунец летит.
Сэди сделала выпад, поймала капусту, сунула в холодильник и приготовилась ловить банку тунца. Справившись и с тунцом, она едва успела развернуться, чтобы перехватить на лету банку майонеза.
— А ты не пыталась как-то исправить это дело?
— Когда я оттуда выползла, «Бутс»[1] уже закрылся. — Она упустила летящий огурец, но успела подобрать его и сунуть в нижнее отделение. — И у меня поблизости нет тайника, где хранится краска для волос. Придется ждать до завтра. Как только закончу работу, сразу этим займусь.
— Внимание! Яйца!
Одно за другим Эндрю стал вынимать яйца из упаковки и бросать ими в Сэди.
— Не так быстро! — взмолилась она, но он не слушал, и все случилось так, как всегда случалось, когда они затевали эту игру: одно яйцо пролетело мимо. Каждый раз, когда яйцо разбивалось, угодив в стенку, в холодильник или на пол, Сэди начинала истерически хохотать. Эндрю тоже смеялся, и они вместе принимались уничтожать следы безобразия. Но на этот раз Сэди прислонилась к стенке холодильника и разрыдалась.
— Я сам потом уберу. Сам уберу, — повторял Эндрю, ведя ее под руку в гостиную и усаживая на диван. — Хочешь чего-нибудь? Чаю? Виски? Или бутылку водки? Или какого-нибудь страшного наркотика? У меня, конечно, при себе нет, но я могу сбегать на угол и купить у наркодилера, если, конечно, тот принимает чеки.
— Нет, спасибо, обойдусь.
Все прахом, думала она. Но почему? Потому ли, что она не стала другим человеком, по крайней мере не в той степени, как мечталось? Потому ли, что позволила Джун, этой балерине-неудачнице, проводить над собой эксперименты? Потому ли, что завтра придется идти на работу и выслушивать непременные соболезнования? Нет, все пошло прахом из-за одного звонка по мобильнику.
— Привет, — радостно проворковала Лиза. — Ну как успехи? Красивые «перышки»?
— Не очень.
Идя из парикмахерской к автобусной остановке, Сэди старалась не обращать внимания на удивленные лица прохожих. Она была даже рада, что Лиза позвонила. Пока она говорит по мобильнику, люди будут думать, что она не просто чокнутая, а чокнутая бизнес-леди.
— Уверена, ты выглядишь потрясающе. Не терпится посмотреть. Кстати, наверное, не следовало бы тебе говорить, я правда долго колебалась, говорить тебе или нет, но…
— Что такое? — Сэди насторожилась. Что это Лиза темнит? Может, хочет сказать, что «перышек» недостаточно и что Сэди нуждается в полной переделке личности, для чего нужно сесть на капустную диету, обновить гардероб и записаться на прием к психоаналитику?
— Знаешь, когда ты в прошлый раз ушла из паба, явился Пирс. Он вернулся, Сэди. Я с ним чуть-чуть поговорила. Он получил повышение и снова работает в Сити.
— Ох… — Вот и все, что могла она сказать. Словно нокаут. Пирс вернулся. И не позвонил ей. Даже не подумал позвонить. Сэди шагала не останавливаясь, глядя прямо перед собой на будку автобусной остановки. Если дойти до будки, все будет хорошо. Там есть скамейка. Только бы добраться.
— Хорошо, что ты так спокойно к этому относишься, — вздохнула Лиза. — Он подонок, Сэди. Не стоит он того, чтобы о нем думать. Ты бы видела эту кикимору, что была с ним!..
— Да, наверно, — пробормотала она.
Нужно было как-то заставить Лизу замолчать: новость была слишком ужасна. Если Лиза скажет еще что-нибудь в этом роде, до остановки ей живой не добраться.
— Я иду домой, но мне нужно зайти за продуктами, — сказала она.
Старайся казаться невозмутимой, приказала она себе. Заполни эфир беспечным лепетаньем, мели всякую чушь, только не дай Лизе вставить ни слова о Пирсе.
— Я рассказывала тебе, что Эндрю бросается в меня продуктами? А то просто раскладывать их по полкам скучно.
— Твой брат — ненормальный.
Удалось! Ей удалось переключить внимание Лизы с Пирса на другой объект. И вот наконец будка. Теперь она в безопасности. И кроме того, подошел автобус.
— М-м, Лиза, связь прерывается, мне надо идти — мой автобус подошел. Завтра увидимся. Пока.
И Сэди нажала «отбой».
Пока-пока-пока, повторяла она про себя, поднимаясь в автобус и устраиваясь на заднем сиденье. До свиданья, до свиданья, до свиданья. Хотя Пирс никогда не говорил «до свиданья». Он даже не сказал «прощай». Он появился в моей жизни внезапно и так же внезапно исчез. «Банк переводит меня в Манчестер» — так он сказал. Он не говорил: я не буду тебе оттуда звонить, не буду приглашать на выходные и, между прочим, вообще не захочу тебя видеть. Равно как не сказал: если ты настолько глупа, что начнешь звонить мне в офис, моя секретарша прикроет трубку ладонью, а на заднем плане ты услышишь мой голос: «Скажите, что я на собрании». Не сказал: я не дам тебе домашнего телефона, на который ты случайно наткнешься в справочнике, когда будешь меня разыскивать. Не сказал: я не буду отвечать на твои отчаянные письма и электронные послания.
«Банк переводит меня в Манчестер. — Вот что он сказал, а потом добавил: — Но я думаю, все как-нибудь устаканится».
Для кого устаканится? Для тебя, Пирс? Чтобы с легким сердцем избавиться от меня после долгих шести месяцев безоблачного счастья?
Не надо об этом, говорила она себе. Подумай о том, что приготовить сегодня на ужин. Пирс вернулся — ну и что? Какое это имеет ко мне отношение? Теперь я снимаю квартиру вместе с Эндрю. Хорошо иметь под боком родного брата. Так что у меня все в порядке.
«Ты бы видела кикимору, что была с ним».
Выйти из автобуса. Дойти до магазина. Купить продуктов. Взять сумки. Сделать вид, что Лиза не говорила этих слов. Выжить. Не развалиться на части из-за того, что разбилось это дурацкое яйцо.
— Сэди, что с тобой? — Эндрю смотрел на нее испуганными глазами.
Она знала, что должна собраться. Но не могла. Слезы катились по щекам, она вытирала их ладонями, а Эндрю смотрел и, кажется, ничего не понимал.
…Пирс познакомился с ней в метро, на станции «Мэншн-Хаус», они стояли рядом и ждали поезда. На платформе собралась толпа, и симпатичный молодой человек слева от нее нервно озирался по сторонам, как будто боялся, что вот-вот появится полицейский, схватит его за шкирку и уведет куда следует. Она невольно стала наблюдать за ним, пытаясь понять, чего он так боится.
