органов – очень опасно.
И в этой больнице по этим причинам проводилась уникальная процедура. Нигде и никогда я больше не слышала о таком. Те женщины, которые не попадали в такую больницу, а рожали в чистых роддомах – тоже очень удивлялись моим рассказам об этом. Нас подмывали медсестры. Выглядело это так.
Утром и вечером раздавался крик дежурной медсестры: «Женщины, в процедурный на подмывание, быстро!». Мы все шли и становились в очередь.
В процедурном кабинете стояло два гинекологических кресла. Рядом бочка с водой – бурой от марганцовки – и шлангом. И две медсестры в резиновых фартуках и резиновых перчатках, с масками на лицах. Выглядели они – как будто они из бригады по борьбе с чумой.
Первая женщина укладывалась в первое кресло. Первая медсестра в одной руке держала шланг, а в другой страшные шипцы, больше похожие на кочергу. Эти щипцами она из огромного таза брала ватные тампоны. Потом эта женщина переходила во второе кресло. А там так же угрожающе выглядящая медсестра с двумя «кочергами» – одной с тампоном подсушивалась промежность, а второй – щедро все смазывалось зеленкой под оглушительные визги женщины – очень больно ведь.
Это был сюрреалистический конвейер. Будто это не явь, а бред. И так дважды в день. А какой трудовой подвиг совершали медсестры! Дважды в день подмыть человек сто!
А виной всему – тараканы.
Часть 2
Самара
1995 год
Я очень, очень радовалась, когда мне дали комнату в аспирантском общежитии Самарского государственного технического университета, где я трудилась в должности доцента кафедры производственного менеджмента.
Комната была маленькой. Только-только место спать мне и дочке-подростку. Но зато к комнате прилагался крошечный коридорчик с умывальником и – о чудо цивилизации – туалет. Личный, не общий. Это было огромным счастьем, после моих проживаний в частном доме, где вообще туалета не было, или в обычной общаге, где туалет располагался в конце коридора – один примерно на 20 комнат с проживавшими там, по 5-6 человек в каждой.
Я поменяла унитаз, сделала в своих «апартаментах» ремонт – побелила, покрасила и поменяла обои. Сменила дверь входную и обтянула ее новеньким дерматином. Не жизнь, а сказка.
Коридор общий в аспирантском общежитии был не очень длинный. Там было еще 10 комнат. И на всю эту компанию полагалась кухня.
Кухня была чудовищных размеров. По сравнению с жилыми комнатами. В ней располагались 4 газовые плиты, а напротив было 5-6 кранов с раковинами.
Если комнаты сами проживающие ремонтировали, то кухню – нет. Кто ее будет ремонтировать? Она же ОБЩАЯ. Она была чистой, видимо, только в момент сдачи строительного объекта в эксплуатацию.
Если бы все жильцы этажа были стабильно проживающими, было бы реально установить график дежурств. Но это было невозможно. В основном проживали в комнатах временщики – аспиранты-молодые ребята. Приходили они только ночевать. И не одни. С ними всегда были девчата определенного поведения. Я этих девчат именовала «прошмандовки». Не в лицо, конечно, но так я их называла, когда подругам о них рассказывала. Это слово четко характеризовало их внешность, манеры, поведение и внутренний мир, который просвечивал через физическое тело.
А в общежитской кухне, после прихода вечером всех жильцов этажа, начиналось активное проведение вечера и части ночи. Варились готовые пельмени, распивалось пиво, и не только пиво, курилось огромное количество сигарет. Мусор кидали тут же. Сигареты тушили о подоконник, раковины, плиты. Окурки бросали на пол. Раковины были засоренные, в них булькала страшного вида грязная вода.
Утром картина была всегда ужасающая. Ну, если мусор можно было подобрать, то плиты – а на них были выкипевшие супы, уроненные пельмени, убежавшее молоко, кофе и прочее и прочее и прочее – и так годами – вымыть было практически невозможно.
Я сначала что-то пыталась отмыть. Сделать очередной заспанной лохматой «прошмандовке» замечание, что нужно убирать сразу убежавшую из кастрюли жидкость, пока она не присохла и не прилипла.
Быстро стало ясно, что Сизифов труд мне не по плечу. И тогда я купила плитку, электрочайник, устроила себе в комнате миниатюрное подобие кухонки. Чтобы не выходить вообще на общую кухню и не ужасаться – какой там беспорядок («бардак, срач и помойка»).
Невозможно, находясь в близком окружении, дистанцироваться. Я сделала идеальный порядок в своем закутке. Но отгородиться полностью оказалось совершенно невозможно. Многолетнее отсутствие ремонтов, уборок и культуры людей компенсировалось отрядами мышей и полками тараканов.
Пришлось срочно завести кота для предотвращения свободного разгуливания мышей по моей комнате. А вот с тараканами я начала войну.
Войну с тараканами я вела стандартными способами, но очень ожесточенно. И ничего не помогало. Они успешно вели активные наступательные операции против меня.
Новенькие мои обои начали отходить по краям и там пытались обосноваться тараканы. Я устроила химическую лабораторию. Смешивала яд с клеем и постоянно подклеивала обои. Все продукты – тогда их было немного, время было далеко несытым – я хранила в холодильнике. У меня был тогда мой друг и соратник по борьбе за выживание, огромный холодильник Памир7-ЕУ, который я в Душанбе в 1990 году выменяла на австрийские туфли (новые туфли-новый холодильник). Эти холодильники выпускал душанбинский завод холодильников.
Порог своей комнаты я считала линией фронта и постоянно там строила заграждающие пояса замазок с ядом.
Ничего не помогало. Откуда-то тараканы все равно приползали.
В другом конце коридора проживала семья, которая вообще не имела отношение к университету, но они там жили уже 5 лет. Муж, жена и ребенок. Искандер был узбек. Он держал на рынках несколько контейнеров. Очень красивый был парень. Его жена, Шоира, была ухоженной, но очень некрасивой внешне таджичкой. Она не работала. По утрам чистенький Искандер уходил проверять свои торговые точки, а Шоира оставалась дома, готовила, потом уходила на маникюр, или в парикмахерскую, или к подругам. Девочка их ходила в детский сад.
Шоира очень жалела меня. Говорила: «Ведь ты же доцент, такая образованная, работаешь со студентами. Неужели руководство ВУЗа не может позаботиться, чтобы ты жила в более человеческих условиях? Почему тебе дали самую маленькую комнату? Почему так мало платят, что ты такая худая?». Они-то сами, с мужем и дочкой, прописались в этом общежитии, и получили гражданство. И комната у них была состоящей их трех помещений – они все перестроили, сделали кухню, спальню, детскую. И прихватили часть коридора и устроили там душевую.
Шоира ("шоира" в переводе с фарси означает «поэтесса») меня старалась подкормить – по восточному обычаю принято угощать соседей. В
