не гротескные черты чисто аналитически, они не вызывают у меня симпатию к нему.
— Теперь мы будем гораздо чаще видеться друг с другом, — говорит он.
Его запах — вызывающая кашель смесь бергамотового одеколона, кофе и сигар — проникает в мои ноздри, вызывая тупую боль в левой роговице.
— Полагаю, что да, — отвечаю я, запах щекочет моё горло.
Мама незаметно щипает меня за запястье, и я широко улыбаюсь.
— Я не могла бы быть более рада этой перспективе.
— Я тоже.
Мать спрашивает Лона о его игре в теннис и мужчинах, с которыми он играл. «Деловые партнеры», отвечает Лон, которые также будут проводить лето в отеле, позволяя ему участвовать как в работе, так и в играх, пока они здесь. Я пользуюсь возможностью и медленно отступаю назад, пока жжение в горле не утихает.
— Конечно, во время вашего медового месяца в сентябре работы не будет, — легкомысленно упрекает его мама.
— Конечно, — говорит Лон, переводя взгляд на меня. — Я бы и не мечтал об этом.
Он ждёт, что я что-то скажу — возможно, что я рада, что в это время он будет уделять мне всё своё внимание, или что я не могу дождаться сентября, — но всё, о чём я могу думать, это тот факт, что менее чем через три месяца я буду вынуждена делить постель с этим человеком, который купается в одеколоне и курит ужасное количество сигар и который мне совершенно незнаком.
Поэтому я вообще ничего не говорю.
Отец возвращается после регистрации и останавливается рядом с Лоном, пожимает ему руку.
— Лон. Рад тебя видеть. Твой отец здесь?
— Полагаю, совершает утреннюю прогулку по пляжу. Пока мы здесь, у него очень строгий график. За все годы, что мы проводили лето в «Гранд Отеле», он ещё ни разу не нарушил его. Вы уже зарегистрировались?
— Да. Мне сказали, что наши чемоданы скоро должны быть доставлены.
— Я не буду вас задерживать. Мне нужно переодеться к обеду.
Он поворачивается ко мне и снова берёт меня за руку.
— Увидимся в столовой, скажем, через час?
Я застенчиво наклоняю голову, как учила меня мама, мгновенно презирая себя за это.
— Я бы ни за что на свете не пропустила это.
Лон ухмыляется.
— Замечательно. Прошу меня извинить.
Мать смотрит ему вслед, её взгляд устремлен немного дальше на юг, чем подобает настоящей леди.
— Он довольно атлетичный мужчина, не так ли?
«Почему бы тебе тогда не выйти за него замуж?» — думаю я, едва удерживая язык за зубами.
— Идёмте, дамы, — командует нам отец, пересекая вестибюль и направляясь к лифту.
Мама и Бенни проскальзывают в лифт следом за ним, и я остаюсь одна с другой стороны, но даже по настоянию оператора я, кажется, не могу переступить порог. Моё сердце учащается, когда я думаю о песне, о птичке в позолоченной клетке, и затем внезапно моя жизнь проносится перед моими глазами, моё прошлое, настоящее и будущее смешиваются воедино, и одна ужасная правда становится очевидной:
Ни один день не отличается от остальных.
Я буду жить и умру тем же человеком, в той же позолоченной клетке, что и в тот день, когда я родилась, и даже несмотря на то, что я чувствовала правду об этом до этой самой минуты — чувствовала, как она сжимает мне горло посреди ночи, когда я не могла заснуть, — полный эффект не поражал меня до этих пор, пока я не увидела чёткое, визуальное представление этого: мои родители и брат, счастливо устроившиеся в маленькой, тесной кабине лифта, а я по другую её сторону, уверенная, что мне там не место.
Отец прищуривает глаза.
— Аурелия, — бормочет он себе под нос. — Заходи в этот чёртов лифт.
Мужчина с женщиной сходят с лестницы и с любопытством смотрят на нас. Отец улыбается им и говорит:
— Она смертельно боится высоты.
Затем он выходит из лифта и берёт меня за локоть.
— Всё в порядке, милая. Нам недолго подниматься.
— Она могла бы подняться по лестнице, — предлагает оператор.
Отец свирепо смотрит на него.
Мужчина съёживается под пристальным взглядом отца и бросает на меня умоляющий взгляд.
— Мисс?
Я делаю глубокий вдох.
— Всё в порядке.
Отцовская хватка сдавливает мои кости.
— Когда-нибудь я должна преодолеть этот страх.
Я вхожу в клетку, и оператор закрывает за мной дверь.
Я закрываю глаза до того момента, пока она снова не откроется.
ГЛАВА 4
НЕЛЛ
ПРИСТУП ПАНИКИ ПРОХОДИТ, КАК ТОЛЬКО мы входим в вестибюль, как будто это единственное слово — БЕГИ — пронеслось мимо меня с океанским бризом, увлекая меня в подводное течение, предназначенное для кого-то другого.
— Неуместный страх, — говорит доктор Роби, щёлкая ручкой, как метрономом, — очень часто встречается у тех, кто пережил травматический опыт в столь юном возрасте. Чему мы собираемся научиться здесь, так это тому, как контролировать этот страх, чтобы он больше не контролировал тебя.
— Ну? — спрашивает папа, широко разводя руки. — Что ты об этом думаешь?
Я выбрасываю из головы все мысли о разговорах в кабинете моего терапевта и сосредотачиваюсь на комнате, в которой нахожусь сейчас.
Как дочь человека, помешанного на отелях, я повидала немало вестибюлей. Всё, от недорогих придорожных франшиз до высоток в больших городах, от простых горных домиков до пряничных отелей типа «постель и завтрак». Я видела современные вестибюли с чёткими, чистыми линиями и современные вестибюли, которые смеялись в лицо фэн-шую. Но это…
Это всё равно, что вернуться в прошлое.
Огромное пространство разделено только колоннами, поддерживающими потолок. Вся комната, от богато украшенной стойки администратора до балкона на втором этаже, вплоть до балок, пересекающих потолок в завораживающем ромбовидном узоре, кажется вылепленной из того же тёмного полированного дерева, которое блестит, как янтарь, в тёплом свете настенных бра и старинной люстры, висящей в центре всего этого. Убранство похоже на что-то из сна, и всё, о чём я могу думать, это:
Маме бы здесь понравилось.
Я обхожу комнату, пока папа разговаривает с администратором, и останавливаюсь у пары французских дверей, ведущих в большой сад. Я выхожу на солёный океанский воздух, где вокруг меня возвышаются четыре внутренние стены отеля с балконами и внешними коридорами, а над всем этим дугой простирается квадрат голубого неба.
Сад как из сказки. Старинные железные скамейки стоят под смесью фруктовых деревьев, магнолий и кипарисов, а каменная дорожка вьётся среди множества розовых кустов и цветущих тропических кустарников. Я иду на звук журчащей воды на другую сторону сада, у каменной стены находится пруд. Из камней торчит львиная
