за кустом гортензий, – с его-то семейкой точно впору было ожидать, что приехали за ним.
Молодой человек в спортивном костюме тут же кинулся наутек, но словно бы не зная куда. Вместо того чтобы спрятаться в саду, он начал метаться, как зверек, посаженный в клетку, так что возникало странное впечатление, будто этот парень совсем не умеет бегать. К нему направились двое полицейских, вышедших из машины. Он в панике оттолкнул Гомера, и тот повалился наземь.
Полицейские подскочили, и один из них без труда обезвредил юношу, заломив ему руки за спину.
Потрясенная Лилу помогла Гомеру встать.
– Все в порядке, малыш? – осведомился один из полицейских офицеров.
– Да, – кивнул Гомер, ужасно волнуясь.
– Это ты здесь живешь? Родители дома?
– Нет, только мы.
Второй полицейский говорил по рации, висевшей у него на плече:
– Да, нашли его, сейчас привезем… Да, в Гренатье, без проблем…
– А что он натворил? – спросил Гомер.
– Сбежал из больницы. Он немного того… – и полицейский покрутил пальцем у виска.
Заметив это, молодой человек стал отбиваться еще сильнее.
– Я не психованный! Я хочу найти своих – Одиссея, моего отца, и Пенелопу, мою мать!
– Ну конечно… а мои папа с мамой – Жозефина и Наполеон Бонапарт, – любезно заулыбался офицер, кланяясь ему с подчеркнутым уважением. – Идем же, Телемах, тебе время принимать пилюли.
И полицейские увели его, не обращая внимания на озадаченные взгляды Гомера и Лилу. Отъехавшая машина быстро исчезла в облаке пыли.
– Что это было? – пробормотал Саша, выходя из своего укрытия.
– А вернее сказать, кто? – уточнила Лилу.
– Жорж… это был Жорж Финк, – бесстрастным голосом произнес Гомер.
– Жорж Финк? – переспросила Лилу.
– Этот парень играл Телемаха в фильме моего отца и был с ним в тот вечер, когда он исчез.
Память о той сцене с годами немного поблекла, и все-таки Гомер не забыл криков мамы, когда молодого актера, одетого в красный редингот[2] с позолоченными пуговицами, нашли одного, с блуждаю щим взором, прямо в монтажной студии, куда Давид Пим пригласил его на просмотр отснятого материала. Речь у него тогда была такой же бессвязной, как и сейчас. «Прекратите называть меня Жоржем, прошу вас! – вопил он со страшным лицом. – Меня зовут Телемах, а мои родители – Пенелопа и Одиссей!»
А совсем он разбушевался, когда приехала мадам Финк, за которой отправили посыльного: «Я к вам не пойду, вы мне не родители, я хочу к себе домой, а не к вам!» Приступ повторился, стоило им попытаться посадить его в машину. Тут уж пришлось позвонить в скорую помощь, и Жоржа отвезли в больницу в состоянии крайнего перевозбуждения.
Позднее следствие по этому делу заинтересовалось юношей, которому тогда было тринадцать лет. Оказалось, он был последним, кто видел Давида Пима и Раймона. Но, судя по тому, что знал Гомер, разрабатывать этот след отказались. Даже если Жорж что-то знал или видел, никаких достоверных сведений от него ждать не приходилось.
Он был не виновником, а жертвой.
Глава 4
Ну и как после такого уснуть? Гомер ворочался в кровати, мысли осаждали его, воспоминания накатывали, как бурный морской прилив, и ничто не могло их остановить.
За прошедшие пять лет ему так и не удалось забыть обезумевший от тревоги взгляд мамы и ее полураскрытый рот, словно ей не хватало воздуха, а Гомер все приставал к ней: «Где же он, где папа? Мама, ну скажи, где же он?»
С тех самых пор Жорж Финк и находился в Гренатье – расположенной недалеко отсюда психиатрической больнице для детей и подростков. Гомер слышал разговоры об этом, да и сам ни секунды не сомневался, что его повезли именно туда.
В то же время он ясно понимал: никому вокруг до Жоржа никакого дела нет, – и так жалел, что не успел ни о чем его спросить.
Бедняга Жорж…
Кажется, уже в двадцать восьмой раз Гомер повернулся на другой бок. Потом лег на живот, обхватив подушку руками, закрыл глаза, снова открыл, вздохнул и наконец зажег лампу на ночном столике.
Мягкий свет озарил симпатичную комнатку со светлым паркетом и разноцветной мебелью. Несколько постеров на стенах – любимые фильмы и спортсмены, полароидные фотки друзей, легкий беспорядок на столе. Обычная спальня подростка.
Из общего стиля выбивалась только постель. Маленькая мальчишеская кроватка, очень низкая, с деревянными инкрустациями силуэтов животных. Гомер так старался уговорить маму сменить простыни с детскими мультяшными рисунками – он стыдился их с тех пор, как в спальню стали заходить его друзья. И мама обещала: за переход в пятый класс он получит настоящую взрослую кровать, широкую, с пододеяльниками, пристойными для паренька, которому уже давно не семь лет.
Надо напомнить ей об этом обещании.
Вдруг его внимание привлекла клетка с Биби-Два. Зверек тоже не спал. Встав на задние лапки, он смотрел на Гомера в упор.
– Что, есть захотел? – спросил тот, протягивая ему сквозь прутья клетки тыквенное семечко.
Песчанка, не соизволив принять дар, продолжала смотреть на мальчика.
– Выйти погулять хочешь, что ли? Ну давай…
Он открыл клетку, и песчанка мгновенно взбежала вверх по протянутой им руке.
– Спасибо.
У Гомера перехватило в груди, он не мог пошевелиться. Он только что услышал… что он услышал? Ну разумеется, нет! Животные умеют разговаривать только в кино, и то скорее в мультиках. И уж точно выражают свои мысли не словами.
Какой необычный выдался денек… Это его так потрясло появление Жоржа у запретной хижины, что теперь ему слышатся голоса. «А ведь впору встревожиться, – подумал он. – Если так пойдет, сам угожу в психушку!»
– Да я же это! Все поймешь потом. Нет, ты не тронулся умом!
Он вдруг часто задышал, сам услышав ускорившиеся удары своего сердца. Нет, не галлюцинация – голос был настоящим!
Дрожа, он включил настольную лампу и обследовал стол. Никого – ни маньяка-психопата, ни страшного клоуна. Может, привидение? «Да перестань, с чего бы тут появиться привидению…» С минутку он подумывал, что стал жертвой розыгрыша. Нинон? Ну нет, она такого делать не станет.
Сложив руки лодочкой, он впустил в ладони Биби-Два и потрясенно уставился на нее.
– Это ты?
Мордочка маленького зверька скривилась, потом песчанка принялась дрыгать лапками, как бы норовя спуститься на пол.
– Как будто бы давно не знаешь ты, что говорить умеют и песчанки, и кроты?
Проскользнув между его ногами, она побежала к двери, так и оставшейся полуоткрытой. Добежав, обернулась и уставилась на Гомера своими крошечными пронзительными глазками. Тот прямо-таки застыл от изумления…
– Иди за мной! – нежным голоском проверещала она.
И выскочила в коридор.
Так и стоя столбом посреди комнаты, Гомер потер лоб, как делал всегда, если что-то ускользало от его понимания. Ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума.
Или же случилось и вправду нечто неправдоподобное…
А лучший способ развеять чары – выглянуть в коридор.
Он подошел к двери, ноги подгибались, сердце превратилось в гонг, и от его ударов цепенело все тело. Дин. Дон.
Гомер включил фонарик на смартфоне, посмотрел направо, потом налево. Ничего. Решив пойти дальше, он
