большим любопытством. Необычайно изящная, в костюме наездницы и с сигаретой в мундштуке, она выглядела как манекен из ателье высокой моды. Но только если не смотреть на ее бороду…
– В каждом из нас есть что-нибудь от чудовища, – продолжала она, затягиваясь и выдыхая дым. – На Итаке, сам видишь, чудовищное так и выпирает из наших лиц, наших тел. Зато в твоем мире оно прячется вот где…
И она приложила руку к его сердцу и к его голове.
Потрясенный такой мудростью, Гомер скромно кивнул и отправился пофланировать среди мужчин со слоновьей кожей или оленьими рогами и женщин: одни столь громадные, что, казалось, их сложили из троих или четверых, а другие – тоненькие и гибкие, точно лианы. Только у него самого здесь были нормальные две руки и две ноги, голова и туловище. И он опять смутился оттого, что подумал об этом.
Босые ноги уже почти не чувствовали боли, но путь казался ему нескончаемым лабиринтом, как будто Гомер все шел и шел мимо бесконечных прилавков, не зная, где вход в шумевшее вокруг шапито. На фоне высоченного, достигавшего небес шатра из красного полотна с белыми помпонами ярмарочный балаган и окружавшие его фургончики бродячих трупп казались миниатюрными. Этот шатер тоже выглядел чудовищным.
– Ш-ш-ш!
Вертевший головой во все стороны Гомер едва не проскочил мимо карлика, явно старавшегося привлечь его внимание.
– Это вы мне? – спросил он.
– Ну да, идем же!
Они быстро прошли мимо вывесок тира со стрелами и павильончика волшебной рыбалки, потом ми новали еще десяток разноцветных фургончиков и наконец вышли к канатам, ограждающим шапито. Лопатки карлика выпирали под рединготом, точно сложенные крылышки, и от этого в профиль он очень смахивал на горбуна. – Здесь то, что ты ищешь, – выдохнул он, показав на шапито.
– Но я ничего не ищу!
– Ну конечно, ищешь! Все что-нибудь да ищут.
И он стремительно убежал, прихрамывая, оставив Гомера и песчанку в некотором замешательстве.
– Эй, подожди! – крикнул Гомер ему вслед.
– Сюда! – ответил карлик, снова показав на шапито, и исчез меж двух фургончиков.
– Ну и на том спасибо, – проворчал Гомер.
Потом повернулся к Биби:
– А ты что об этом думаешь?
– Карлик указал путь – надо пойти взглянуть.
– Ну уж пойдем как-нибудь, – согласился Гомер.
Невольная рифма заставила его рассмеяться. Кажется, он уже научился неплохо рифмовать! Отпра вившись в путь по длинному шапито, они прошли расстояние, соответствовавшее многим километрам, перешагивая через толстенные тросы, часто встречали мартышек-механиков, у которых за поясом были всевозможные инструменты, и вот наконец достигли величественного порога.
Стражу тут нес, как и у входа на ярмарку, Цербер, похожий на медведя. Тремя парами глаз он властно осмотрел Гомера с Биби и бросил:
– А, вот и вы пожаловали!
Раздвинув пурпурный занавес высотой в добрых двадцать метров, он жестом пригласил их войти внутрь.
Гомер только раз в жизни был на футбольном матче. Отец, незадолго перед тем как исчезнуть, купил билеты на «Стад де Франс», на финал чемпионата, подумав, что это уникальная удача для его сына. Мальчик запомнит это на всю жизнь.
Войдя под своды шапито, он почувствовал в точности то же самое, что на стадионе: помещение грандиозное, кипящее энергией, экс-тра-ор-ди-нар-ное.
Но все скамейки были пусты и утопали в полумраке. Только центральную сцену освещала люстра в виде канделябра с бахромой, величиной больше дома Гомера и всех соседних домов, вместе взятых. Огромная стая собак резвилась посреди полнейшего беспорядка, они носились, лаяли, галдели. Присмотревшись внимательнее, Гомер понял: это был собачий футбольный матч! Присев на скамейку, он стал наблюдать за невиданной игрой. Афганская борзая, горделивая и спесивая, казалось, старалась всячески уклоняться от мяча, а жирненький маленький мопс, высунув язык, носился как ошпаренный, но так ни разу и не поймал его. Лохматый бриар прицеливался для удара, и вся эта какофония лая развеселила Гомера.
И вдруг в этом невероятном шуме и гаме он заметил шиба-ину. Сердце сжалось, особенно когда тот своими раскосыми глазами посмотрел прямо на него. На несколько секунд время словно остановилось.
– Раймон… – прошептал Гомер.
Тут пес торопливо убежал с арены прямо за кулисы. Биби вцепилась в Гомера крошечными лапками в тщетной попытке успокоить его. Мальчик благодарно погладил ее по спинке, все еще не отрывая взгляда от прохода, в котором исчез шиба-ину. Вдруг он снова увидел его – тот пробежал по коридору вдоль сцены. Гомер резко вскочил, забыв даже, что может уронить свою милую песчанку.
Казалось, пес куда-то звал его. Стоило Гомеру подойти поближе, тот снова бежал дальше, виляя хвостом, потом останавливался, дожидался и вновь трусил вперед. Мальчуган, как загипнотизированный, не отрывая глаз, шел следом за ним.
Проникнув за кулисы, пес исчез. Гомер остался здесь один с Биби, вцепившейся в плечо красного пиджака.
Его внимание привлек силуэт: женщина, сидевшая за столом, перешивала цирковые костюмы. Гомер видел только ее спину, склонившуюся над шитьем, и прическу, увенчанную огромным взбитым шиньоном, и вот в нем-то происходило нечто любопытное.
Заинтересованный, он пригляделся внимательнее и едва не упал от удивления. В середине шиньона развевались книжные страницы, крохотный кораблик плыл по бурным волнам, висели облака, вращались солнце и луна… Миниатюрный придуманный мирок, при этом такой же всамделишный, как и мир реальный, выходил прямо из головы этой женщины.
– Красавица, правда? – спросил чей-то голос сзади.
Он вздрогнул. Рядом стоял какой-то человек в изысканном костюме, влюбленным взглядом пожирая швею. Его воротник был украшен галстуком-бабочкой – аксессуаром, полностью соответствовавшим своему названию: великолепная настоящая бабочка, голубовато поблескивавшие крылышки которой едва заметно подрагивали.
В этот миг шиба-ину вбежал опять, неся в зубах толстую лупу. Пес потерся о ногу Гомера, как бы подбадривая его, и положил лупу на пол. Мальчик, смущенный, что не догадался сам, схватил ее и наставил на экстравагантную прическу швеи.
Сквозь стекло лупы, чуть-чуть забрызганное долетевшей до него пеной морских волн, Гомер теперь без труда рассмотрел кораблик и людей на борту, крохотных, почти микроскопических. Трое поднимали парус, еще один изо всех сил карабкался на вершину мачты и, кажется, хотел подать знак.
И тут Гомер почувствовал, что сердце его вот-вот перестанет биться.
Там, в живом шиньоне швеи, был отец Гомера, ведь он узнал бы его из всех семи миллиардов людей, живущих на Земле. Уверенность мальчика окрепла еще больше, когда он явно различил, как губы моряка произнесли два слога его имени – тот, видимо, выкрикивал во все горло: ГО-МЕР!
– Папа? – прошептал он.
Гомер успел увидеть, как моряк, словно моля о чем-то, протягивал к нему руку, и тут швея, почувствовав его присутствие, встревоженно обернулась.
Она нахмурилась, прервав работу, и стала разглядывать мальчика, смущенно стоявшего прямо перед ней. – Ты кто? – воскликнула она.
В это мгновение невидимая и неумолимая сила отшвырнула Гомера назад. Не в силах сопротивляться, он видел, как проносится над кулисами, шапито, ярмарочным балаганом, над всем островом Итака.
Прошло всего несколько секунд – и вот он уже
