августовский простой песок
мы узнаем, когда повернём назад.
А покуда, от солнца наискосок,
здравствуй, книга такого большого дня,
где зелёный да жёлтый поверх всего!
Где отважный купальщик смешит меня,
а тебя вдохновляет задор его.
Вместо имени – пляжная дребедень.
Вот комар опускается, как орёл,
но находит не печень, а только тень,
от огня, что и так далеко увёл,
но не в сторону сердца, а взад-вперёд,
за гантелями для тренировки рук,
за рублём на покупку шипучих вод,
открывая которые слышишь звук.
Владимир Буев
Я вырву сердце из своей груди.
Не надо опасаться – то театр.
Актёры люди. Это подтвердить
Петроний и Шекспир ко мне спешат.
Назад я больше, правда, не пойду.
Мне надоели зелень с желтизной.
Я ринусь напрямую в белизну,
а все – за мной. К форели заливной.
Я освещу собой дорогу, поведу
Себя к первоянварскому столу.
Где пробки из шампанского во льду –
Орлами ввысь. Где можно съесть еду.
Туда, где комаров противных нет.
Где пляжам с полуголыми – пока!
Круги возвратны. Зимних тень побед
к первоапрельской шутке уж близка.
Не болтай о пустом, немая дева
Михаил Гундарин
Разорви картонный чехол эфира,
Расскажи о том, кто сейчас в отъезде
(Сердцевину правит чужого мира
Сквозь густой холодок созвездий).
Покажи нам правила без награды,
Золотые лилии вне закона,
На пороге тяжёлого перепада,
На ступеньке плацкартного, блин, вагона.
(Это зряшный шум припоздавшей речи,
Голоса, летящие с остановкой
В заповедной точке живой картечи –
Просто клятвы любви неловкой).
Владимир Буев
Не болтай о пустом, немая дева.
Раз ослепнув, не различай предметов.
Не дождёшься ты ни шального гнева.
Ни того, что люди зовут пиететом.
Шевеленьем губ меня не притянешь.
И морганьем в сердце не вкинешь зноя.
Я тебя провожу до вагона. Сядешь
Ты не в люкс, не в плацкарт, а поедешь стоя.
Всё пустое: речь из гортани рвётся
и глаза вглядеться в меня стремятся.
Я не лекарь, тебе же, краса, неймётся.
И не смей больше на́ руку мне опираться!
И летит мимо всё, что ни есть на земле
Михаил Гундарин
Только ты и свобода твоей беды.
Сколько вынуто ключиков из глазниц!
Мы опять на пороге Большой Воды.
Море носит бутылки и мёртвых птиц.
Море ищет пожатья твоей руки,
пропуская сквозь пальцы мои слова.
Нарисуем линии, уголки –
вот и вышла повинная голова.
Вот и вышла свобода лететь навзрыд,
обращая всё встречное ни во что.
Время рухнуло в море, но мир стоит,
и на вешалке виснет ничьё пальто.
Это молодость, впрочем, а не звезда,
это тема, но будет ещё темней.
Где выходит на берег твоя беда,
там и будет кому позабыть о ней.
Владимир Буев
И летит мимо всё, что ни есть на земле.
Пусть не Гоголь, но вижу кругом беду.
Не подумай, что дядька навеселе.
Просто в первый я раз перед морем стою.
То гагара застонет, то чванный гордец.
Буревестник – ботинком в него я швырну,
чтоб не гадил он сверху (каков наглец!),
ведь Воде я Большой сейчас руку пожму.
Что за ересь: свобода летит к тебе,
и морская рука у тебя в руках!
Рисование ноликов на песке –
то, что замков строительство в небесах.
Мы устанем друг друга любовью шпынять,
обвинив себя сами, зайдя далеко.
Всё забудь. Мне пора. Завтра рано вставать.
…Заберу я с собою чужое пальто.
Мадригал
Михаил Гундарин
РОМАНС
Мы виделись – давно. Блистающая даль
Ударит по глазам, но слёзы не прольются.
А может, всё не так – ведь за окном февраль.
Сметая со стола, зима разбила блюдце.
Осколок ледяной, пронзающий зрачок,
Напомнит о твоей забаве и привычке –
Сосульки обрывать, потом, собрав пучок,
Ломать их по одной, как я ломаю спички.
Не этим ли огнём зажжён весенний свет,
Которым ты и я по-разному довольны:
Ты – не сказала «да», я – не услышал «нет».
Мы виделись давно… И никому не больно!
Владимир Буев
МАДРИГАЛ2
Совсем не говорить теперь ни да, ни нет.
Одежд не надевать ни в белый цвет, ни в чёрный.
Побед не будет – да! Но и под старость лет
Беда не поспешит ко мне дорогой торной.
Зима ли блюдца бьёт, иль за окном февраль,
Осколок ли из льда пылает и струится,
Я слёз не стану лить: теперь моя мораль –
Котлетку дожевать и ей не подавиться.
Уходишь – уходи, не стану я, пардон,
Ни за руки хватать, ни в поцелуи рваться.
Я возрастной мужик, уже не охламон.
И ты стара, не след нам вместе тусоваться.
Мадригал-2
Михаил Гундарин
РОМАНС
В той области неба, где мы обитали с тобой,
где ось покосилась и диск процарапал мембрану,
системные сбои давал гороскоп заводной,
и всё, что случалось, случалось впотьмах или спьяну.
Века за веками, холодное тленье зеркал,
любовь и разлука вращают тяжёлое блюдце…
И ты захотела, чтоб день настоящий настал,
а я захотел, протрезвев, наконец-то очнуться.
Как зёрнышки кармы хрустят на чужих жерновах!
Как жалок рассвет завалящего здешнего мира,
пригодного, чтобы проснуться в горючих слезах,
и вспомнить те ночи, тот спирт золотого эфира!..
Владимир Буев
МАДРИГАЛ-2
Была ты страшильдой, но вдруг неземной красотой
Твоё озарилось лицо… в приближении ночи.
Не вспомню: так было со мной или это впервой?
Иль мир красоты к алкоголю всегда приурочен?
Как тяпну водяры, так в полночь нахлынет любовь
И хочется в небо, чтоб к диску луны прикоснуться.
Но в зеркало гляну – и стынет в артериях кровь:
И сразу на землю стремительно жажду вернуться.
Ночами посулов раздаришь, забыв про рассвет.
С утра обещанье жениться признаешь ничтожным.
Наладить бы карму и выправить менталитет,
Чтоб стало не только по пьяни влюбляться возможным.
Осмысляю вечер пальцами на блюдце
Михаил Гундарин
Незначительное, розовое,
Как желе на мелком блюдце.
До конца тебя использовал,
Лишь потом сумел проснуться.
Не моею смертью слепленный
Обескровленный куличик,
С этим миром крепко сцепленный,
Взятый в тысячу кавычек.
Значит, зря весь вечер думал я,
Что тоска моя напрасна,
Что тяжёлое, угрюмое
Пламя всё-таки погасло.
Владимир Буев
Я постфактум вечер неосмысленный
Осмысляю пальцами на блюдце.
То мои фантазии бесчисленны,
То воображенье крайне куце.
Духи, объявитесь! Блюдце мелкое
То ли в мистику меня вогнало,
То ли сплю пред грязными тарелками,
В коих раньше пища бытовала.
Как же всё прекрасно прежним вечером
С куличом и свечкой начиналось.
Не сумел сыграть я роль диспетчера.
Даже смерть, уйдя, не попрощалась.
Вневременное
Михаил Гундарин
НОЯБРЬ
Довольно летних снов, конец октябрьской лени!
Я подошёл к окну и выглянул в окно –
Сгустились облака и удлинились тени,
Сегодня выпал снег, но в комнатах темно.
А улицы полны ликующего сброда
Снежинок молодых, насаженных на нить.
Как неумелый стих, как детская свобода
Они – писал А.С. – предполагают жить,
А глядь, как раз помрут. Нам тоже, дорогая,
Невесело с тобой на пике ноября,
Куда в конце концов, печально догорая,
Добрёл наш дивный свет, стихами говоря.
А кстати-ка: тащи разрозненные тОмы!
Отправим, наконец, поэзию в полёт!
Лирической тоски, эпической истомы
Бесснежная земля нетерпеливо ждёт.
Пусть станет ей теплей под этим одеялом,
Пусть прорастёт к весне ритмическая вязь,
Сама себя легко рифмуя с идеалом,
Цветами и травой, и ветром становясь!
Владимир Буев
ВНЕВРЕМЕННОЕ
Гляжу в окно сейчас, и что-то напрягает.
Ведь вроде лепота: и снег вокруг витает,
И вязнут облака, и вытянулись тени…
Так что меня гнетёт? А может, из-за лени?
Но нет! Я не ленив! Я по прогулкам шляюсь.
В кровати на боку не целый день валяюсь.
…Курьер принёс письмо с загадкой-маркировкой.
Ах, вот что напрягло – подписано шифровкой!
И кто такая А.? Алёна или Анна?
А вместе с буквой С. и вовсе стало странно.
И пишет так чуднó: мол, кто мечтает вечно
Снежинкою прожить, тот и помрёт овечкой.
Не может же мужик
