человеку быть не просто вместилищем разрозненных аффектов, не просто субъектом восприятия; она дает ему возможность сознательно жить в мире, размеченном
индивидами, конкретными, определимыми реалиями, которые он может именовать, «выговаривать», о которых он может вспоминать. Мысль-соображение выступает как преддверие познания, служа в некотором роде разумом до разума, способностью, подготавливающей действие разума через обнаружение объекта, к которому он сможет применить абстрагирование. Ядро, схватываемое ею, предвосхищает сущность и ее обусловливает, что было хорошо известно, например, Фоме Аквинскому. Создание понятия требует не только чувствования и воображения, но и этой соображающей способности, так как именно она «сверяет», сопоставляет восприятия, очерчивает в индивиде то, что делает его чем-то бóльшим, чем он сам: обнаруживает в нем общую для всех вещей природу.
Разве это не просто вопрос знания и истины? Нет, это нечто большее. Навязывая разуму свое посредничество, способность соображать ложится в основу развития человека как разумного животного. Ведь если человек разумен, то в основе своей он разумен не иначе как потенциально, и только предполагающая мысль может быть движущей силой его реализации в качестве разумного. Человек — это «пространство возможности» в том смысле, который вкладывал в это определение Винникотт, и соображающая мысль служит формообразующей силой этого пространства. Именно через образ, через упорядоченное накопление образов индивид конкретизирует и одновременно универсализирует себя. Соображающая мысль развивает ментальный зародыш, заполняет бесформенность, делает весомым наше Я, говорящее «Я могу», «Я знаю». Другими словами, разумная человечность складывается прежде разумности. Она возникает в образе, который соображающая мысль прорабатывает, рискуя потерпеть неудачу, сбиться с курса, заблудиться. Впрочем, это известно каждому — стоит вернуть слову его былую силу. Cogito ergo sum: я соображаю, следовательно я существую.
4. Разуметь
1. Разуметь (intelliger) — значит использовать разум (intellect). Принято видеть в этом реализацию наивысшей способности человека. Ее холят и лелеют, связывая с нею человеческое достоинство и благородство, в ней усматривают знак отличия. Конечно, человек наделен множеством способностей. Он — тело и потому обладает телесными доблестями, он — животное и потому обладает силами животного, но он еще и человек и, как человек, должен быть «разумен», коль скоро разум пропитывает его нижележащие способности — движение, чувствование, воображение. С этим никто не станет спорить.
2. На что направлен наш разум? Об этом говорит его объект. То, что постигается разумом, есть сущность вещей, то, чем они являются в себе, независимо от акциденций и случайных черт. История, знакомая до боли, так или иначе пересказываемая всеми философами: акт разумения состоит в том, чтобы схватить реальность реального, каким бы оно ни было. Среди причудливых этимологий, любимых Средневековьем, стоит отметить ту, согласно которой глагол intelliger, «разуметь», происходит от латинского intus legere, что значит «читать в…», «вычитывать». Можно сказать, что разумение есть акт вычитывания в вещах, проникновения в их глубину, вплоть до самого ядра, как если бы природа была книгой, текстом, словом, но потаенным, скрытым за наслоениями, и нам предстояло извлечь это слово на свет. Удел же чувствования в таком случае — то, что лежит на повехности, выступает. Ощущая, мы всегда остаемся снаружи вещей, на краю, как бы на уровне корки плода, тогда как, разумея, мы проницаем оболочку и достигаем сердцевины. Выходит, разумение есть сила проникновения внутрь. Здесь в голову приходит образ рыси: разум — как рысий глаз, а разумение — ее пронзительный, проницательный взгляд, тогда как ощущения сродни туману, завесе, за которыми угадывается лишь нечто смутное и разнородное.
Действие разума, как полагает традиция, состоит в том, чтобы увидеть сущность, само бытие вещи, отдельно от ее случайных свойств и тем самым прийти к универсальному понятию, равно доступному всем и во все времена (что отличается от восприятия конкретной «мякоти» плода мыслью-представлением). Это очень важно. Можно сказать, что на лестнице мышления разум отвечает за доступ к универсальному. Всякая философия, всякая наука начинается здесь, основывается на том, что должно избавить от стихийного потока, единичного мнения, частного представления, от всего своеособого, произвольного и непослушного и в теории привести, наоборот, к необходимому, объективному, истинному и доказуемому, в конце концов — к всеобщему, передаваемому и разделяемому, к точке согласия. Универсальное, постигаемое мыслью,— это предел, в котором обнаруживается вид как таковой, то, что выводит индивида за пределы его самого, забирает, отрывает его от почвы, к которой он приноровлен.
Отсюда хорошо всем знакомая, но не теряющая своей силы мысль о том, что, разумея, человек становится безродным, атопическим, не находится уже здесь и сейчас. Универсальное не имеет места и имени, а мысль лишает центра того, кто нацеливается на универсальное как на объект, или, точнее, расширяясь, упраздняет саму идею центра и перспективы. Разум в живом организме — это сила, полностью выходящая вовне (она отделяется от материи, от корня), и благодаря ей человек сам отделяется от ситуации, поглощающей или ограничивающей его, видит дальше своего взора, на напрягая глаз, осязает одной рукой всё на свете, не оставляя следа. В этом смысле разумение — действие самой истины, не привязанной ни к земле, ни ко времени и, поскольку у нее нет ни источника, ни адресата, связывающей всех. То, что имеет свойство повторяться.
3. Что же это за сила, способная к такой нейтральности? Разумение есть действие силы, которая сама по себе не может быть сингулярной и определенной; в противном случае то, что оно воспринимает, сингуляризировалось бы под действием его оформления и теряло бы свое свойство общности. Еще одна старая формула: вещь находится в воспринимающем согласно модусу воспринимающего, то есть схватывание универсального без замутнений и оттенков может состояться лишь при условии, что то, что его схватывает, тоже является универсальным, недифференцированным, своего рода чистой открытостью каждого человека общности вещи.
Здесь современная философия упускает одну из великих интуиций Средневековья. Фреге в своей знаменитой статье «Мысль» (1918) отказывает мысли в статусе вещи (каковым обладают, например, дерево или дом), но также — в статусе представления (каковым обладают желание или эмоция) по причине того, что мысль сама по себе, взятая в своей объективности, не имеет «носителя» или, как сказали бы в Средние века, «субъекта» (mawḍû‘, subiectum) в смысле вместилища или пособника. Однако такой взгляд верен, лишь если мы придаем субъекту однозначный смысл индивидуальной опоры, «хранилища» содержания сознания. Подход Аверроэса здесь тоньше: его оригинальность состоит как раз в том, что он предусматривает для мысли субстрат уникального типа, «материальный» или «возможный» разум, способный вмещать в себя универсальное в действии (поскольку умопостигаемое не «парит»,
