"Их нигде нет, - повторила она, - они тебе почудились. Посмотри сам, если мне не веришь". И вместе с ним она заглядывала под стол и койку. Потом долго сидела рядом, пока он засыпал.
Следующие несколько ночей были спокойными, без сновидений. Или снилось неразборчивое, то, что к утру забывалось.
После войны мать кое-что добавила к своему рассказу. Например, сведение о том, что наполовину сгоревший барак собирались снести, но поскольку эвакуированных прибывало все больше и уже расселяли по несколько семей в одну комнату, решили его восстановить.
"Узбекский" барак отличался от других тем, что там селили по одной семье в каждой комнате, и мать, решив, будто им здорово повезло, сначала не обратила внимания на запах гари.
3
Дома Игорь Андреевич неохотно отвечал на вопросы жены Полины о визите к доктору Фролову, и она замолчала, привычно поджав губы. Какое-то время он слонялся без дела, пытаясь занять себя, машинально включил-выключил телевизор.
За окном ударил гром, хлынул ливень с градом, ветер давил на стекла, стараясь ворваться в дом. Какое-то время он бездумно смотрел на пробегающих под окнами прохожих с вывернутыми от порывов ветра зонтами над головой.
- Ложись пораньше, - сказала Полина, когда гроза закончилась. - Ты сегодня сам не свой. Чем тебя там мучили?
Он не ответил. Было около девяти вечера, еще по-летнему светло, но от усталости слипались глаза. Игорь Андреевич принял ванну и лег.
Он лежал с открытыми глазами и долго не мог заснуть, ловя себя на том, что боится увидеть во сне сгоревших узбеков. Когда он наконец забылся, раздалась нетерпеливая трель телефона.
Наверняка звонила дочь Марина, отдыхавшая в Тунисе со своим новым "бойфрендом". Почему-то все поклонники Марины были на одно лицо, отчего Игорь Андреевич и Полина их часто путали. Иногда казалось, что это один и тот же человек, меняющий имя всякий раз, когда начинал ей надоедать.
Марина предпочитала тип тощего интеллектуала в круглых очках, желательно, чтоб был он стриженным под ноль, обязательно ровесник. Можно ниже ростом. (Поэтому все они были ниже.) Игорь Андреевич запомнил одного, его звали Денис. Он сразу понравился - милый юноша из хорошей семьи. Но распалось все вдруг, неожиданно, без всяких объяснений, после того как Марина, любившая горные лыжи, вернулась с Камчатки с новым обожателем. С ним она улетела в Тунис. А несчастный Денис попросту был изгнан.
Почему-то профессии ее "бойфрендов" запоминались лучше, чем имена. Денис был телевизионным художником, а этот последний - театральный режиссер. Правда, без театра. Впрочем, рассудил Игорь Андреевич, сейчас полно генералов без армии, собак без хозяев, политиков без партий, журналистов без газет и родителей без детей.
Игорь Андреевич не вполне представлял, как должен был выглядеть будущий отец его внуков. Возможно, говорил он Полине, это сказывается родительская ревность, принимаемая нами за взыскательность. И нам все будет не по душе...
Однажды они втроем ехали в метро и в вагон вошел высокий парень со спортивной сумкой через плечо. Он встал возле двери, как раз напротив Марины, и Игорю Андреевичу вдруг захотелось, чтобы они увидели друг друга.
Он познакомился с Полиной в сходной ситуации, в электричке. Матери Полина приглянулась. "Родниковая девочка", - сказала она. Полина была светлоокой и светловолосой, вспыхивающей от смущения всякий раз, когда мать к ней обращалась. Марина была поздним ребенком. При родах Полина потеряла много крови, едва выжила и с тех пор переменилась: на дочь смотрела, как бы не веря себе, стала всему искать объяснения, задавая детские вопросы. Мать это раздражало.
Игорь Андреевич заметил взгляд жены в сторону молодого человека и понял, что она подумала то же самое: вот кто мог бы стать их дочери парой. Полина даже взяла его под руку и о чем-то спросила, чтобы создать впечатление, будто Марина едет одна.
Так они негромко разговаривали, почти не слыша друг друга и стараясь не смотреть в их сторону. Но, краем глаз, следили.
Марина по-прежнему рассеянно смотрела в темное окно вагона, думая о своем, а молодой человек, ни разу не взглянув на девушку, стоявшую напротив, читал какую-то брошюру. Через несколько остановок он вышел из вагона и скрылся в толпе, не оглянувшись. Из всего вагона только Марина не посмотрела ему вслед.
Не может быть, чтобы они друг друга не заметили, подумал Игорь Андреевич. Наверняка увидели и оценили мгновенными взглядами, не привлекающими внимания. И возможно, интуитивно нашли слишком много совпадений. Они из тех, кто опасается попасть в зависимость к себе подобным и потому никогда ни в чем не идет на уступки, даже взаимные. Вот почему они всегда избегают искать себе ровню, выбирая лишь тех, кому можно снисходительно покровительствовать и от кого при желании легко освободиться, избавиться.
"Давай, родная, не будем бояться жизни и всегда встречать ее с открытым забралом. Тогда наше от нас не уйдет" - вспомнил он слова, которые незадолго до своей смерти сказала мать Марине. Тогда он ощутил нечто вроде детской обиды и зависти к собственной дочери. Ему мать таких слов не говорила. Не в сыне, а во внучке она хотела видеть свое продолжение. После смерти бабушки Марина преобразилась, стала особенно на нее похожей. А ее повседневность сразу наполнилась тем, чего бабушка была лишена в молодости и теперь будто наверстывала, перевоплотившись во внучку.
Их сходство было не столько внешним, сколько по существу - в характерах. Мать меньше всего волновало чье-то мнение о ней - и Марина не искала в чужих взглядах оценку собственной персоны. Похоже, парень, скрывшийся тогда в толпе, был из той же породы, что и она с бабушкой...
- Папуля, здравствуй, как вы там, не скучаете?
- Здравствуй. Скучаем, и еще как, - ответил он, взглянув на проснувшуюся жену. - Даже когда спим.
- Все время забываю про эти часовые пояса... - вздохнула Марина. - Не сердись, ладно? Тут такое пекло, все позабудешь. А Олег, как всегда, забыл мне подсказать... (Она с нажимом напомнила имя своего нового друга, на случай, если родителям вздумается с ним поговорить.) Кстати, он передает вам привет. Ты меня слышишь?
- И ему от нас, - буркнул Игорь Андреевич, переглянувшись с женой. - Его зовут Олег... - сказал он жене вполголоса, прикрыв ладонью трубку.
Ему вспомнились слова доктора Фролова о любви и о творчестве, останавливающих время. Год назад он был в командировке в Испании, где узнал, что такое сиеста, и сейчас подумал: тамошняя жара, когда лень даже взглянуть на часы, справляется с этим не хуже.
- Не сердись, пап, ладно? Лучше скажи, что твой целитель?
- Он не целитель, а настоящий врач, - Игорь Андреевич недовольно взглянул на жену.
Оказывается, они еще раньше успели созвониться и поговорить по поводу его сегодняшнего визита.
- Скажи Марине, чтобы поменьше болтала, - сказала Полина. - Это сейчас дорого стоит.
- Скажи это сама, - протянул ей трубку Игорь Андреевич.
Жена проговорила с дочерью еще минут двадцать.
- Ты же знаешь, с некоторых пор с Мариной постоянно что-то случается, проговорила она, - и как отец мог бы ей сказать, что не с ее здоровьем разъезжать на верблюдах при жаре 38 градусов.
- Сказала бы и ты как мать, - буркнул он.
- Я ей говорила, но она лишь тебя слушает, - ответила Полина, повернувшись к нему спиной. - Так уж твоя мать ее настроила. Выключай свет... Кстати, она спросила, подумал ли ты, чем отдавать ее долги?
- Опять долги... - проворчал он. - Сама заняла, пусть думает, как отдать.
Он долго не мог заснуть. Он лежал на спине, закрыв глаза, наблюдая за бликами автомобильных фар с улицы, медленно ползущими по потолку.
Все видевшие фотографии его матери в молодости говорили, что Марина копия бабушки Ларисы. Игорь Андреевич почти не помнил молодого материнского лица. А старые фотографии весьма приблизительны: об одних рассказывают много, о других почти ничего. Мать относилась к последним. Ее лицо было чересчур живым и изменчивым. Она, как и Марина, принадлежала к такому типу женщин, чью прелесть трудно уловить. Легкие, мимолетные выражения их лиц не поддаются запечатлению. На фотографиях же у матери всегда натянутое выражение, с каким она обычно смотрелась в зеркало, постоянно оставаясь недовольной тем, что там видела.
Тогда все обожали фотографироваться, вместе или поодиночке, - возможно, из неосознанного стремления остановить время, как полагал доктор Фролов. Или из желания казаться лучше, чем есть. Впрочем, это одно и то же.
И все же, разглядывая ее на старых фотокарточках - темноглазую, осунувшуюся и бледную, одетую в телогрейку или большую, не по росту, спецовку, - он не мог не видеть, как ей подходит давно вышедшее из обихода определение "интересная".
Марина росла худущей, выше всех в классе, мальчики в лучшем случае не обращали внимания, а это ее злило. Как-то в семейном кругу, когда отмечали за чаем с тортом ее шестнадцать лет, Марина назвала себя "нецелованной дылдой, не знающей, как избавиться от своей невинности, хотя все подруги уже успели ею распорядиться".
