– Без них не обойдется. Пять к одному в пользу Нэнси Грейс. Четыре к одному – в пользу Греты ван Састерен.
Ди-Ди стрельнула в него глазами.
– И каждую неделю, – продолжила она, – полиция собирает опергруппу, добровольцы прочесывают лес, береговая гвардия осматривает бухту. И знаете что?
Миллер выжидающе посмотрел на нее.
– Тело жены находят, а муж получает от двадцатки до пожизненного в тюрьме строгого режима. Неужели никому не пришло в голову решить проблему с помощью старого доброго развода?
Миллер промолчал.
Ди-Ди вздохнула, провела ладонью по волосам, еще раз вздохнула.
– Ладно, это так, к слову пришлось. Думаете, жена мертва?
– Да, – бесстрастно ответил Миллер и, видя, что она ждет продолжения, добавил: – Разбитая лампа, пропавшее покрывало. Тело завернули и вывезли. Ткань впитала кровь, поэтому физических улик не нашли.
– Хорошо. Думаете, дело рук мужа?
Миллер достал из внутреннего кармана своего коричневого спортивного пиджака сложенный желтый листок и протянул ей.
– Посмотрите. Вам это понравится. Отвечать на наши вопросы муж, скажем так, большого желания не проявил, но отчет о своих передвижениях предоставил. Там имена и телефоны людей, которые могут подтвердить его показания.
– Алиби, значит, предоставил?
Ди-Ди развернула листок. В глаза сразу бросилось первое имя – Ларри Уэйд, начальник пожарной службы. Далее шел Джеймс Макконнагал из полиции штата и еще трое, все из управления полиции Бостона. Уже после первых строчек глаза у нее расширились, а пальцы задрожали от едва сдерживаемого гнева.
– Ну-ка, напомни, кто он такой, этот герой?
– Репортер. «Бостон дейли». Ночью горел дом. Утверждает, что был на месте происшествия, вместе с половиной бостонских полицейских.
– Серьезно… Уже проверили?
– Нет. Но я знаю, что они скажут.
– Они его видели, но они его не видели, – подхватила Ди-Ди. – Пожар, все работают. Может, он отметился, подошел к каждому, спросил о чем-то, чтобы его запомнили, а потом потихоньку смылся и…
– Точно. Парень не промах, сразу же обеспечил себе алиби. Теперь несколько наших ребят подтвердят, что прошлой ночью он был на пожаре, даже если и не присутствовал там какое-то время. Так что, – Миллер помахал перед ней пальцем, – не дайте мистеру Джонсу вас обмануть. Он, конечно, красавчик, но этот Макдрими еще и Максмарти[4]. Несправедливо.
Ди-Ди вернула ему листок.
– Адвоката уже попросил?
Они свернули за угол и, по обоюдному молчаливому согласию, развернулись и зашагали в обратную сторону. Теперь ветер бил в лицо, сминая на груди одежду, бросая в лицо холодные, колючие капли.
– Пока еще нет. Просто не пожелал отвечать на наши вопросы.
– В участок приглашали?
– Он попросил предъявить ордер.
Ди-Ди вскинула бровь – интересная новость. Макдрими и впрямь оказался Максмарти. По крайней мере, свои конституционные права он знал лучше обычного человека с улицы. Она опустила голову, отворачиваясь от ветра.
– И никаких признаков взлома?
– Никаких. Причем обе двери, передняя и задняя, стальные.
– Вот как?
– Вот так. Замки со стопором. Да, еще одно. Почти во все оконные рамы вставлены деревянные штифты.
– Ничего себе… И что говорит муж?
– На этот вопрос он тоже не ответил.
– В доме есть охранная система? Или камера наблюдения?
– Нет и нет. Нет даже «видеоняни». Я спрашивал.
Они уже приближались к дому, симпатичному бунгало далеких пятидесятых, укрепленному не хуже Форт-Нокса[5].
– Замки со стопором, – задумчиво пробормотала Ди-Ди. – Камер нет. Возникает вопрос, для чего нужна такая система. Не пускать в дом или не выпускать из дому?
– Думаете, она подвергалась издевательствам?
– Ничего необычного. Вы сказали, у них ребенок?
– Девочка четырех лет. Кларисса Джейн Джонс. Они зовут ее Ри.
– С ней уже поговорили?
Миллер ответил не сразу.
– Девочка не в лучшем состоянии, просидела все утро на коленях у отца. Поговорить с ней наедине он, конечно, не разрешил бы, так что я не настаивал. Подумал, что попробую, когда нам будет что предъявить.
Ди-Ди кивнула. Снимать показания у детей – дело хлопотливое. Одни детективы знают к ним подход, у других ничего не получается. Судя по тому, с какой неохотой ответил на ее вопрос Миллер, большого желания расспрашивать ребенка он не испытывал. Вот почему Ди-Ди и получала большие деньги.
– Мужа ограничили в передвижениях? – поинтересовалась она. Они уже поднялись по ступенькам бунгало и подошли к ярко-зеленому коврику с синим приветственным словом, окруженным морем ярко-зеленых и желтых цветов. Такой коврик вполне могли выбрать мать и маленькая девочка.
– Отец и дочь сидят в гостиной. Я оставил с ними полицейского. Ничего другого на данный момент не остается.
– На данный момент, – согласилась Ди-Ди, делая паузу перед ковриком. – Дом обыскали?
– На девяносто процентов.
– Машины?
– Да.
– Пристройки?
– Да.
– Местные заведения, друзей, знакомых, родственников, сослуживцев?
– Еще не закончили.
– И никаких следов Сандры Джонс.
Миллер взглянул на часы.
– После первого звонка мужа прошло около шести часов. Никаких следов двадцатитрехлетней белой женщины Сандры Джонс не обнаружено.
– Но у вас есть потенциальное место преступления – спальня родителей, потенциальный свидетель – четырехлетняя дочь Сандры и потенциальный подозреваемый – муж пропавшей. Это всё?
– Это всё, – Миллер кивнул на дверь, проявив первый признак нетерпения. – Как хотите разыграть: дом, муж, ребенок?
Ди-Ди положила руку на дверную ручку. Интуиция уже подсказывала что-то, но это требовалось обдумать. Первые несколько часов после получения сигнала, когда сам факт преступления еще не установлен, критически важны для расследования. Подозрения у них имелись, но не было самого дела. Не было и главного подозреваемого – только кандидат на эту роль. С точки зрения юридической перспективы хорошего мало. Как говорится, вот тебе веревка, а уж вешайся сам.
Ди-Ди вздохнула – скорое возвращение домой ей определенно не грозило – и приняла решение.
Глава 3
У меня это всегда хорошо получалось, распознавать копов. Другие умеют блефовать в покере с парой двоек. Мне не так повезло. Но я умею засечь копа.
Первого, в штатском, заметил за завтраком. Насыпал в чашку рисовых хлопьев, прислонился к стойке и уже взялся за ложку, но выглянул в окошечко над мойкой – и нате вам, тут как тут. В рамочке баттенбергского кружева: белый мужчина, рост пять футов и десять-двенадцать дюймов, волосы темные, глаза темные, топает в южном направлении по противоположной стороне тротуара. На нем брюки без защипов, твидовый на вид спортивный пиджак и голубая рубашка с пуговицами на воротничке. На ногах – темно-коричневые туфли из буйволовой кожи на толстой резиновой подошве. В правой руке блокнотик на спиралях.
Коп.
Я отправил в рот ложку хлопьев, прожевал, проглотил. Повторил.
Второй появился минуты через полторы после первого. Покрупнее – шесть футов и один дюйм, волосы блондинистые, коротко постриженные, мощный подбородок, автоматически вызывающий у суховатых парней вроде меня желание потрогать его кулаком. Брюки такие же, как у первого, только светло-коричневые, спортивный пиджак другого цвета, белая рубашка на пуговицах.
Номер Два прорабатывал правую сторону улицы, то есть мою.
Через тридцать секунд он постучал в дверь.
Я отправил в рот очередную ложку хлопьев, прожевал, проглотил. Повторил.
Будильник срабатывает каждое утро в 6.05. С понедельника по пятницу. Я встаю, принимаю душ, бреюсь, надеваю старые джинсы и футболку. Трусы ношу короткие, такие, чтоб обжимали. Носки предпочитаю длинные, белые спортивные с тремя голубыми полосками вверху. Носил, ношу и буду носить.
В 6.35 завтракаю рисовыми хлопьями, мою тарелку и ложку и оставляю их на выцветшем зеленом полотенце, расстеленном рядом с мойкой из нержавейки. Без десяти семь иду на работу в местный гараж, где надеваю замасленный синий комбинезон и занимаю свое место у капота. Руки у меня растут из нужного места, а значит, без работы не останусь. Но я всегда буду тем парнем под капотом – и никогда тем, что перед клиентами. Такую работу мне не получить.
Работаю я до шести вечера, час – на ланч. День выходит долгий, но лучших денег мне нигде не получить, и, опять-таки, руки у меня на месте, трепаться я не люблю, и боссы против меня ничего не имеют. После работы иду домой. Разогреваю равиоли на обед. Смотрю «Сайнфелд» по телевизору. К десяти ложусь спать.
Я никуда не хожу. Не бываю в барах, не вылезаю в кино с друзьями. Сплю, ем, работаю. Каждый новый день похож на предыдущий. Это, в общем-то, и не жизнь. Скорее существование.
У психиатров для этого есть название: притворяться нормальным.
