— Конечно же я согласен Джимми, куда ты – туда и я. Вот тебе соль, дружище, — и заплакал.
— Вот и славно, — ответил Джимми-дружище. – Мне нужна твоя помощь, единственно, что могут понадобиться деньги возможно много. У тебя есть?
Я сказал, что это не проблема и услышал, как кто-то тут же закряхтел внутри меня за маленькой дверцей.
— Дело все в том, — продолжал Джим, — что я хочу изменить мир и начать хочу вот с этой страны. Одними разговорами тут дело не сдвинешь – нужны действия!
Мы часто в жизни слышим не то, что нам говорят, а то, что мы сами хотим услышать, но только не в этом случае! Здесь я четко услышал «захватить», «мир», «сначала эта страна» и «действовать». В моей голове тут же развернулась детская книжка-карусель с объемными картинками пластиковых ведер, заветного креслица и даже кое-чего побольше! За маленькой дверцей начали хлопать шампанским и играть на губной гармошке. Мое сердце забилось так сильно, как не билось с тех пор, как я однажды в пятнадцать лет заперся в сарае с Бетти Тетчер, что бы впервые предаться изучению друг друга.
Не успел Джим после произнесенного «А», после уже произнесенного «Б», как дверь отворилась и на пороге появилась Елен, в короткой белой блузке, тугой длинной черной юбке и с одним чемоданом, свидетельствующим о том, что объем вагона все-таки конечен, в отличие от бессмертного фермерства! По Елен было видно, что жизнь ее до этого момента была как в сказке, так что и поплакать ни разу не находилось повода, поэтому она решила выплеснуть весь свой запас накопившихся за этот год слез разом. Она попеременно целовала и обнимала, то Джима, то меня – вероятно не в состоянии вспомнить, кто был ее любовником в этой группе самцов. К сожалению или к счастью – это смотря с какой точки и куда смотреть — я не успел достаточно быстро высчитать и вымолвить сумму накопленного мною за год состояния, а считалочка Елен подошла видимо к концу и она остановила свой выбор на Джиме – задержавшись с ним на долгий поцелуй, быстро перешедший из дружеского в черти какой! Я пошел в ванну утирать лицо от чужих для меня слез, слюней и косметики. Выйдя из ванны я услышал, как Елен очень громко и эмоционально реагирует на вероятные рассказы Джима о его путешествии, и при этом умудряется прыгать на моей кровати, вероятно в запале слушки. Я не стал их отвлекать, а понуро поплелся вниз, возвещать людям, что они теперь все безработные. По дороге я расплатился с таксистом, который уже начал искать белокурую клиентку с чемоданом. Я сказал, что ему не стоит ее ждать, она, судя по крикам, доносившимся сверху, летает сейчас достаточно высоко и отпустил его с миром и двумястами долларами впридачу. Близнецы Франклины улыбнулись мне на прощанье своими загадочными улыбками, как будто они знали наперед все, чем это закончится. Я же пожелал им удачи, и чтобы они встречали на своем пути только хороших людей, они кивнули мне, залезая в бумажник, и отбыли на такси в сторону Порта. Мне же навстречу уже спешил один хороший человек по имени Барнс, на этот раз без паровоза, но пыхтя при этом за них обоих, с перепуганным лицом наперевес и, по-видимому, с такими же новостями. При более близком контакте у Барнса обнаружились глаза, находящиеся в крайних положениях орбит и частично утративший свою мягкость язык. Барнс много махал руками куда-то назад, что-то мычал, на знаках препинания топал, но понять его было совершенно не возможно. Я спросил:
-Оно, что, перестало расти?
Барнс на секунду замер, а потом кивнул раз сто. Я был готов к такому удару, и поэтому спокойно сел на землю и засмеялся. Барнс увидев, что шеф сбрендил, сам тут же успокоился, подхватил меня на руки и понес в медпункт. Там меня положили на кушеточку и медсестра… Медсестра! А кто это у нас такой новенький, подумал я, одновременно отметив, что главный прогресс медицины лично для меня заключается в постоянном уменьшении длины халатиков у медперсонала. Я быстренько пришел в себя и скомандовал Барнсу собрать всех на площади. Он переспросил:
— Всех, всех?
Я ответил:
— Да, да.
И старина Барнс побежал, побежал.
Когда мы, наконец, остались наедине с халатом – я спросил у него, как зовут его прелестную хозяйку и кто-то рядышком в ответ мило промяукал: «Марли». Я сказал, что отлично и попросил передать ей, что сейчас со мной уже все в порядке, но поздно вечером мне явно станет хуже и мне может понадобится экстренная и очень профессиональная медицинская и не только помощь, поэтому пусть Марли прихватит с собой побольше марли и прочих интересных медицинских прибабахов – будем играть в больничку. Ну и самого халата я тоже не мог не пригласить, иначе без него все теряло смысл!
А тем временем пролетариат собрался на площади в большую живую кучу, я поднялся на балкон второго этажа чтобы со всей решительностью сказать ему самую пренеприятную правду. Правда я очень быстро испугался их числа и количества, не кстати вспомнив как в старину недовольные рабы жгли плантации вместе со своими плантаторами, и не менее решительно соврал, объявив всем отпуск за мой счет: полю нужно отдохнуть, да и вам… и так в том же духе еще минут на пятнадцать, успев ввернуть пару умных слов которых я узнал, листая однажды журнал «Юный американский агроном» — такие как, «пар» и «севооборот». Как только интерес народа начал сякнуть – это стало заметно по количеству севших на землю и закуривших, я начал закругляться и объявил, что отпускные начнут выдавать в бухгалтерии и очень скоро. Затем последовал короткий и достаточно мирный штурм первого этажа – такой я наблюдал в детстве по CNN, когда передавали, как в Советском Союзе покупают водку. Американцем это так понравилось, что они стали устраивать рождественские распродажи с сумасшедшими скидками, чтобы хоть раз в году посмотреть, что такое очереди и толкучка. Правда рыночная экономика и здравый смысл не позволяли растягивать это удовольствие на целый год – надо было зарабатывать деньги. Но в России об этом, похоже, особо не задумывались, потому что для них главное – это веселье. Поэтому там всегда очереди, веселье и алкоголики.
После получения отпускных, желающих уехать прокутить их в город оказалось столько, что пришлось организовать несколько поездок паровоза Барнса, а также задействовать весь автотранспорт, чтобы увести всех желающих на Большую Землю и к вечеру поселок практически опустел. Затем, чтобы как-то развлечь Джима и Елен, я попросил местных разжечь костры и устроить какие-нибудь ритуальные танцы по любому поводу. На что хитрый вождь ответил мне, что у них на ближайшее время никаких культурно-массовых мероприятий не запланировано. Зная его эти штучки, я сказал, что дух самого Джека Дэниэлса просит оказать ему милость и шлет дары вождям в виде двух поллитров. После недолгих торгов, в ходе которых дух Джека расщедрился до четырех бутылок, консенсус по поводу энтертеймента был достигнут. Затем я сделал распоряжения по кухне на счет торжественного ужина и когда господь наш Тсуи-Гоаб рассыпал по всему небу звезды, мы сели под ними на моем огромном балконе за шикарным столом, а внизу на площади мерно били в барабаны и, взбивая пыль, начали ритмично двигаться среди костров красно-черные тела. Я был на удивление доволен, больше пил, чем ел, Джим в основном смотрел вниз, а не в свою тарелку, Елен же ела так, будто она собирается завтра садиться на диету, минимум на год, и устраивала последний праздник живота. Как только Елен перестала глотать такими крупными кусками, и я мог с некоторой уверенностью сказать, что она может меня не только слышать, но и что-то произнести в ответ, я с той нарочитой пренебрежительностью, с которой задают только самые мучащие вопрошаемого вопросы, спросил:
— А как там старина Джеббс?
Елен прожевала последний кусок, хлебнула полбокала Кьянти долларов так на пятьдесят сразу, открыла свой милый ротик и началась:
«Печальная и трагичная история жизни Елен Смердяковой, а точнее та ее часть, которая проведена рядом с очередным уродом по фамилии Джеббс,
потому что имен у таких как он нет и быть не может»
(расшифрована и переведена на человеческий язык летописцем всех горестных историй, безработным и пока еще миллионером на тот короткий период, Биллом Джонсоном)
* печатается с очень сильными сокращениями, убраны постоянно повторяющиеся слова, бесконечные круговые пересказы, закольцованные обсуждения, существенно расширен словарный запас, а также произведена чистка текста от словесных хламид и прочих литературно-филологических паразитов. Местами сохранен текст оригинала (вам ведь тоже хочется иногда посмеяться, не все мне одному) с комментариями и разъяснениями летописца.
«Пароход был просто чудо!» В этой фразе уже много всего! Это и совершенно искреннее удивление, что эта огромная железная штука, да еще к тому набитая вещами и людьми, не только не тонет, но и держится на воде, и в придачу еще умеет плавать, не смотря на качку – это кого угодно может навести на мысль о божественном вмешательстве. Также не может не поставить в тупик тот факт, что пароход сам знает куда плыть, как будто подглядывает в твой билет, который ты потеряла, но который, оказывается, просто лежал на дне самого большого чемодана вперемешку с открытками котят и писем от них же. Ха-ха! Кто мог их туда положить, ты не знаешь, дорогой? Самые неустойчивые товарищи в этом месте обычно стреляются.
