Дверь, действительно, оказалась открытой. Чуть приоткрыв её, Славка осторожно загляну во внутрь. Внутри никого не было видно и стояла полная тишина. Открыв дверь пошире, Славка просунул свою белобрысую голову между дверью и косяком и сказал вполголоса: «Эй, а у вас дверь открыта». Никакого ответа не последовало. Осмелев, он вошёл в прихожую и тут же наткнулся на лежащее на полу бесформенной кучей платье, в котором она прошла мимо их. Оглянувшись по сторонам, Славка осторожно, кончиками пальцев, поднял платье за плечики. Из платья, с лёгким шорохом, выпало сероватое нижнее бельё. Посмотрев на него некоторое время, он так же осторожно положил платье обратно и несмело прошёл вглубь квартиры.
Обойдя всю квартиру, он так и не обнаружил, к своему недоумению, её хозяйку. Он провёл в квартире больше часа, заглядывая повсюду и представляя…
***
Эти двое долго считались «без вести пропавшими»; но поскольку особо близких им людей не было, их поиски (не особенно-то интенсивные) никого особо не волновали. Немного недолгого удивления среди коллег и немногочисленных знакомых – вот и всё, практически, что осталось от этих двух…
Пустота не может оставить после себя ничего. Это человеку – ибо он смертен – нужно оставлять после себя кого-то, или, по крайней мере, что-то. Пустота же вечна и самодостаточна в своём абсолютном Ничто.
ХОЛОД
В этом мире я – гость непрошеный,
Отовсюду здесь веет холодом.
Не потерянный, но заброшенный —
Я один на один с городом.
И. Брусенцев.
Осень пропитывала мир исподволь, чуть заметно; солнечный свет побледнел, и на его фоне тени деревьев казались серыми и потерявшими свою летнюю значимость. Зелень листвы блекла, лишаясь сочности и плотности. Ещё летние ветра всё отчётливей разбавлялись запахом прохладцы. И то ли благодаря постепенности природных перемен, то ли из-за вечной замороченой занятости, но однажды люди, неожиданно для себя, проснулись в совершенно осеннем мире жёлтых листьев, серого неба, влажного воздуха и сырого асфальта. Потом, порывистый октябрьский ветер в одну ночь оголил деревья, обсыпав землю сыро-жёлтой жухлостью. И по контрасту с этой мятостью отмершей листвы, всё резче чувствовался вламывающийся в жизненные пространства холод.
Сутулый мужчина, заметно прихрамывая, шёл по тротуару широкого проспекта, засунув руки в карманы тёмно-зелёной ветровки. Длинные тёмные волосы обрамляли явно молодое лицо, странно испрещенное морщинами, придававшими ему выражение изнурённости. Он шагал, глядя под ноги, захваченный перекатом мыслей.
«Всё-таки, намерен это сделать?» «Да». «И что, думаешь, кто-нибудь оценит?». «Мне все равно». «Лжёшь! Ты надеешься, что Она заметит тебя, и заинтересуется твоей личностью». «Какая Она?». «Та самая абстрактная Она, которую ты хочешь…. А что ты, кстати, хочешь?». «Всё». «А именно?» «Не важно. И даже если никакой Её не существует, это надо сделать». «Зачем? Чтобы дальше хромать по жизни, ощущая себя героем, пусть и никому не известным?». «Хм». «Вот именно». «Но я…. Мне это нужно». «Дурак».
Стены многоэтажек, разрешеченные бельмами окон, под давлением ранних сумерек начали дробиться разными оттенками домашнего света. Свет уличных фонарей только подчёркивал резкость холодного воздуха. Жизнь постепенно втягивалась внутрь домов, вбирающих в себя людей, их тепло, чтобы защитить от резкости внешнего, зло чуждого холода. Тёмные окна, отражающие освещённые комнаты, как бы экранировали создаваемый людьми уют.
Он скапливался в корнях деревьев, растущих у окраин города. Выбираясь из-под палой листвы, он обвевал останки срубленных деревьев и кучи мусора, свозимого в пригородные лески в подло огромных количествах. По глубоким колеям, продавленным в земле грузовиками, по грунтовым съездам, он взметался на асфальтовые дороги, и по ним втекал в город. Такой знаковый признак цивилизации, как асфальт, стал первым проводником векового Холода в город.
Мужчина брёл по ночному городу, угрюмо досадуя на собственную неумеренность в питие:
«Это ж надо так упиться! Теперь до дому изволь добираться пешедралом. А та рыженькая хороша была! Ох, и грудаста! Ссс!».
Внезапно споткнувшись на ровном месте, он ткнулся вытянутыми руками в асфальт, ощутив неприятное жжение в локтях, принявших на себя одновременно резкость тычка в твердь тротуара и вес пьяно неуклюжего тела. Сдавленно охнув, мужчина сел на колени и попытался отнять руки от асфальта. Ничего не вышло. Казалось, что ладони прилипли к тротуару намертво. Краем сознания мужчина смутно понимал, что его ладони потеряли всякую чувствительность – они не ощущали ни твёрдости ни холодности асфальта. Несколько раз дёрнувшись всем телом, он всё-таки сумел оторвать руки от тротуара, и тут же заперхнулся от ожога режущей боли. Не веря, он смотрел на ободранную плоть ладоней и на содранную кожу, прилипшую к асфальту. Мозг отказывался признавать реальность произошедшего. Череп и горло распирал немой вопль: «Этого не может быть!». Кое-как поднявшись на ноги, держа раскрытые ладони перед собой, он побрёл дальше. В его меркнувшем сознании пульсировало единственное желание – попасть домой. Только домой.
Его окоченевшее тело найдут утром у закрытой двери подъезда. Рядом будет лежать окровавленная связка ключей.
Спящая молодая женщина металась на кровати; большая часть одеяла свисала на пол, сбившаяся сорочка налипала на потное тело, пальцы судорожно сжимали смятую простынь. Наконец, протяжно застонав, она проснулась, и некоторое время лежала, осознавая перемену сна на явь. Затем она медленно села, машинально подобрав свисающие края одеяла. Она с удивлением оглядела себя. Такого ещё никогда не было; таких снов, такого пробуждения. Она оттянула промокшую ткань сорочки и подула за ворот на покрытое испариной тело. Потом встала и оправила прилипший к животу подол. В ночной тишине слышалось тиканье кварцевых часов и тихое поскрипывание, доносившееся от окна; как будто что-то давило на оконный переплёт снаружи.
Она подошла к окну и зябко поёжилась – ветра на улице не было, но от поверхности стекла буквально несло холодом. Внезапно скрип перерос в пронзительный визг, заставив женщину вздрогнуть. Она уже начала пятиться от окна, когда стёкла вдруг покрылись трещинами и, рассыпавшись на крупные осколки, вметнулись в женщину. Вскрикнув и инстинктивно прикрыв лицо руками, она отпрянула от окна. Осколки врезались в тело, прорывая сорочку, полосовали кожу, и ссыпались к её босым ногам. Одновременно с осколками, в комнату вхлынул жгучий холод. Смешанное ощущение кожей леденящего холода и тёплой крови усиливало чувство нереальности происходящего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
