— Мне нужно один звонок сейчас еще сделать. Теперь уже получается, что «секретный», — усмехнулась журналистка. — Из моего кабинета никак нельзя.
— Пойдем ко мне, — сказал Аристарх.
И они, подуставшие оба от пережитого напряжения, медленно и молча пошли в его кабинет.
Войдя в комнату, она сразу плюхнулась в кресло. Аристарх тоже сел. Довольно долго они просто молчали.
— Какой длинный день сегодня, — сказала, наконец, Лариса, — он не кончается, словно, время удлинилось. Невероятно…
«Это потому, что я так сильно хотел, чтобы он не кончался, — подумал мужчина, — так сильно хотел, чтобы завязался между нами узелок. И вот теперь я уже могу думать о завтра, потому что у меня есть надежда».
А вслух Аристарх сказал:
— Мне невероятным кажется другое. Результат нашего рискованного и авантюрного мероприятия. У меня были такие сомнения. Но ты держалась так замечательно, так естественно.
— Ты тоже…
— Ну, я всего лишь исполнял роль хора в греческой трагедии на фоне игры главной героини. Я так боялся сфальшивить…
— Думаешь, я не боялась? Вся на нервах. Вот радоваться надо. А я чувствую сейчас себя такой уставшей, такой опустошенной… Как выжатый лимон.
Журналистка замолчала.
— А, между тем, — Лариса вздохнула, — а, между тем, говоря спортивным языком, нам надо еще отыграть сегодня второй тайм.
— Сегодня? Второй? — мужчина вздрогнул.
Лариса встала с кресла и, ничего больше не объясняя, молча, подошла к телефонному аппарату и стала звонить.
— Мама, — сказала она, — я сегодня приеду домой не одна.
— А с кем? — поинтересовалась бывшая учительница.
— С одним человеком. Другом. Точнее, женихом.
На том конце провода установилось молчание, после которого мать с испугом спросила: «Лариса, ты беременна»?
— С чего это ты решила, что я беременна? Успокойся.
При этих словах Аристарх опустил голову и обхватил ее своими могучими руками.
— Я хотела тебя попросить, чтобы, ты позвонила отцу. Пусть он приедет сегодня немного пораньше с работы, если сможет.
— Я сейчас же ему перезвоню, — всё еще оторопело произнесла мать.
— И еще: сообрази, пожалуйста, чего-нибудь на стол, как ты умеешь, — попросила дочь.
— А вчера, хотя бы, ты меня могла об этом предупредить? Что ж ты сейчас ставишь меня перед таким фактом?
— Мы приедем часам к шести, — проинформировала дочь, не отвечая на справедливые вопросы, и повесила телефонную трубку.
Она села в кресло и посмотрела на Аристарха.
На него было жалко глядеть.
— Ты хотя бы посоветовалась со мной, — сказал потерянно мужчина. — Разве нельзя было это знакомство перенести, хотя бы, на понедельник? Я абсолютно морально не готов. Ведь у нас всё так спонтанно сегодня произошло… Я от первого тайма еще в себя не пришел.
— На понедельник? — иронично переспросила Лариса. — Нам в понедельник с тобой уже в Загс нужно срочно бежать подавать заявление.
Сказала так буднично, словно, «бежать» надо было в магазин или аптеку. И сама внутренне сжалась от этих слов.
— Я вдруг вспомнил, — сказал озабоченно Аристарх, — у меня полгода назад друг женился. Так он два месяца ждал, пока их очередь на роспись подошла.
— Они, наверное, во Дворец бракосочетания заявление подавали? — предположила Лариса.
— Нет, в том-то и дело, что в обычный московский Загс.
Лариса нервно захохотала.
— В стране вечно зеленых помидоров надо не только очередь за сахаром и за солью отстоять, но даже, и очередь в Загс! А я искренне считала, что в наше беспробудно смутное время мужчины, вообще, не хотят жениться.
Она немного помолчала.
— Вот видишь, какие-то препятствия возникают даже там, где их, вообще, не должно быть, — снова заговорила она. — А, ведь, мы наврали Николаю Михайловичу, что расписываемся через неделю. Точнее, это сказала я, но так вынуждают обстоятельства, ты же понимаешь.
— Я понимаю. Но одно дело — врать Николаю Михайловичу, и совсем другое… Родители — дело святое. Мне трудно… Боюсь, я не смогу.
— А в чем ты их боишься обмануть? — спросила Лариса. — В том, что мы хотим поехать в Канаду? Так это правда. И то, что есть человек, который уже три года влюблен в их дочь? Это тоже правда, которая могла бы оказаться им приятной. Всё. Этого вполне достаточно, чтобы ты не чувствовал себя обманщиком.
Нюансы наших отношений останутся сугубо между нами… Потому что я тоже люблю своих родителей. Ну, а срочность женитьбы, положим, объясняется доверием к нам руководства и происками конкурентов. Это, ведь, тоже теперь правда? Ну, или пусть — полуправда. А еще — есть масса, вообще, отвлеченных тем для разговоров, когда люди просто знакомятся друг с другом. Я понимаю твои опасения. Но обещаю — всё будет хорошо.
Аристарх слушал доводы Ларисы и понимал, что раз уж они сказали «А», то надо говорить и «Б», как бы ни комфортно он себя при этом не чувствовал.
Журналистка полезла в карман юбки и достала оттуда маленький изящный кошелек из лайковой кожи.
— Хорошо бы маме купить цветы, — начала она.
— Деньги убери, — сказал мужчина, — а отцу, наверное, надо купить какую-нибудь красивую бутылку?
— Это совсем не обязательно, — пожала плечом Лариса.
— Не могу же я идти в твой дом с пустыми руками, да еще по такому поводу! И в магазинах, как назло, шаром покати: ни конфет, ни торта не найти.
— Не переживай, сказала Лариса и добавила, — мне нужно шубу и сумочку забрать из своего кабинета. Я быстро вернусь…
— Хорошо, — кивнул атлет.
Журналистка вышла, и Аристарх сразу позвонил.
— Отец, — сказал он, — у меня дела есть на сегодняшний вечер. Поэтому я могу задержаться в Москве. Скорее всего, заночую у Андрея. Не волнуйтесь.
Он нажал на рычаг, и тут же перебрал номер.
— Андрюха, привет! Есть вероятность того, что я к вам сегодня подвалю с ночлегом. Не возражаешь? Будет о чем поговорить…
Когда Лариса зашла в свой кабинет, ее коллега Людмила — разведенная 45-летняя «ягодка опять» с удивлением на нее посмотрела.
— Ларка, куда ты пропала? Тут Кирюша раза три порывался тебя застать…
— А ТАСС большой, — неопределенно ответила журналистка, забирая сумочку и шубу, — если будет меня искать опять, посылай его в… буфет.
И исчезла.
Входя в кабинет к Аристарху, она обернулась по сторонам, возможно, уже из чувства конспирации.
— Оказывается, меня начальник обыскался, — сказала женщина.
— Перебьется, — вздохнул атлет. — Как же я хочу, чтобы ты была для него недосягаема…
Аристарх стоял у окна, Лариса села в кресло.
— Отдохни. А я сейчас по близлежащим магазинчикам пробегусь, — сказал мужчина.
— Я закроюсь изнутри, а ты постучишь, когда вернешься. Просто хочу одна побыть, покурить…
Аристарх вышел. Он несся сначала по коридору, потом по лестнице, потом по Тверскому бульвару, свернул на улицу Горького к «Елисеевскому». И всё бегом, бегом, чтобы быстрее вернуться, подгоняемый страхом: «А вдруг вернется, а ее уже след простыл»… Рассудок говорил, что страх напрасен. Но сердце трепыхалось всё равно.
Он вскочил в магазин с привычно красивым интерьером и ринулся в кондитерский отдел в надежде обнаружить хоть какую-нибудь коробку конфет. Увы.
Влюбленный, которому предстояло так неожиданно и впервые переступить порог дома своей суженой, стоял в самом центре Москвы, в самом знаменитом магазине и не мог купить даже такой малости. (И вряд ли бы его утешила констатация того, что 90-летний юбилей магазина, который отмечался именно в 1991 году, был замечен пустыми прилавками за всю его почти вековую историю. Так напишут десятилетия спустя).
Но мужчине конфеты нужны были в марте 91-го: сегодня, здесь, сейчас и даже — сию минуту… Аристарх выругался и кинулся в винный отдел.
Там его встретил за прилавком мужчина в синем рабочем халате — типичный «васяколяпетя» из подсобки.
— Выручай, мужик. Первый раз в жизни иду в гости к невесте. Нужно что-нибудь поприличней. Плачу тройную цену.
Особь с подмятой физиономией в синем халате глянула в горящие глаза явно не поддающего по жизни клиента-здоровяка, которому приспичило жениться в (блин, ее) перестройку. И тут же прониклась сочувствием. Или — чувством глубокой мужской солидарности.
— «Аморетто», — негромко сказал «васяколяпетя». Тройную не надо. Сойдемся на двойной, — и назвал цену.
Он достал из-под прилавка красивой формы бутылку с коричневатой жидкостью и положил ее в непрозрачный целлофановый пакет.
Отоваренный Аристарх с надеждой спросил: «А в кондитерском отделе не поможешь?»
— Это уже из другой оперы, — ответил мужик. — Да и, вообще, с кондитеркой сейчас тоже напряженка.
Работник развел руками.
— Видишь, какой магазин перепахабили, — и добавил, — а так, если припечет, приходи. Спросишь Петра.
