— Послушайте, Тихон Алексеевич, — подчеркнуто спокойно проговорил Греков. — Я никого не изгоняю. Есть предложение слить оба отдела — ваш и конструкторский. Но это прожекты. Нужны теоретические обоснования. И еще неизвестно, какой отдел будет взят за основу.
— Известно. Этот мальчишка Лепин… — Земцов не договорил и отвернулся.
Греков слышал, как захлопнулась за Земцовым дверь подъезда. И в следующее мгновение его пронзила мысль, которую Греков старался гнать от себя в последнее время: как увольнять людей? По расчетам надо сократить сто тридцать пять человек. Взять того же Земцова. Допустим, его можно перевести в отдел старшим технологом. А остальных? Конечно, без работы они не останутся, везде нужны специалисты. И все же… Хорошо этим «академикам» давать рекомендации: «Сократить штаты». На бумаге все просто. Им бы, умникам, на его месте покрутиться.
Телефонная будка стояла напротив через дорогу. Вот куда он спрячется, чтобы ни у кого не вызвать подозрений. Прекрасный обзор, если бы не разбитое стекло, можно прождать хоть час. Не спуская глаз с подъезда, Греков достал монетку. Сейчас он поговорит с этим самолюбивым мальчишкой.
Телефон сердито щелкнул, и Греков услышал женский голос.
Поначалу ему показалось, что он неправильно набрал номер, но женщина сказала, что Семен Александрович сейчас подойдет.
«Хлюст несчастный», — думал Греков, нетерпеливо переминаясь. Он подготовил уничтожающую тираду, однако когда услышал голос Лепина, гнев его несколько приутих.
— Что вы алекаете?! — только и сказал Греков. — Почему дома?
— Я работаю. А собственно, какое ваше дело?
— Почему вы не пришли на похороны?
— Ах, это вы, Геннадий Захарович? Извините, не узнал. С детства не выношу ни похорон, ни поминок. От нервного напряжения я начинаю улыбаться. Представляете, какое это производит впечатление?
— Как вы не понимаете, что вам необходимо было прийти. Именно вам!
— Почему? Я не Иисус Христос. И старика бы не воскресил.
— Вы легкомысленный мальчишка. Да, да! Мальчишка! Вы отлично знаете, что злые языки связывают кончину Гмыри с вашим отношением к нему!
— Ну и что? Пусть связывают.
— Вы должны были прийти. Надо было подчеркнуть, что личных обид между вами не было.
— Он и так об этом знал.
— Кто он? — растерялся Греков.
— Покойник.
— Я чувствую, что у вас веселое настроение, Семен?
— Вы не ошиблись, Геннадий Захарович. Я добил наконец проект по организации технологического ядра. Симбиоз конструкторов с технологами на экономической основе.
— Получилось убедительно? — поинтересовался Греков.
— Как говорят, пальчики оближешь. Земцову придется туговато.
— Ладно, не зазнавайтесь. Все же вам необходимо приехать на поминки. Слышите?
— Я справлю поминки у себя. Клянусь вам! Гмыря был неплохим человеком. Но мне не хочется зря тратить время.
— Не сомневаюсь, — сказал Греков, не скрывая ехидства. — У вас там…
— Пардон, — перебил Лепин — К телефону подходила моя жена.
Греков умолк. Ну и новость! Совсем недавно Лепин весьма нелестно отзывался об этой женщине.
— Она приехала за своим бас-кларнетом, — поспешил объяснить Лепин. — Помните? Но я подозреваю, что она жаждет примирения. Ведь правда, солнышко? Ты же приехала не ради это дурацкой дудки?.. Нет, к сожалению, ей нужен только кларнет…
Греков повесил трубку. Странно, что никому из прохожих не взбрело в голову звонить именно из этой будки. Он привалился плечом к дверце и тут в самый последний миг увидел Татьяну. Она уже сворачивала за угол. Греков выскочил из будки и торопливо пересек мостовую. И как он проглядел ее? А ведь не спускал глаз с подъезда.
Очутившись за углом, он вновь увидел Татьяну. Та шла не спеша. И лишь по напряженной походке можно было догадаться, что она нарочно сдерживает шаг. Когда Греков догнал ее, Татьяна, глядя прямо перед собой, сказала, что будет ждать его у справочного киоска на привокзальной площади. Она свернула в первый же переулок, а Греков зашагал дальше.
У подземного перехода парни в широких плоских кепках продавали цветы. Обернутые в целлофан красные гвоздики выжидательно мерцали, словно стоп-сигнальные огоньки. Купив букет, Греков бросился вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки. Люди поспешно сторонились и удивленно провожали его насмешливыми взглядами.
Татьяна уже стояла у справочного киоска. А Греков, заметив ее, почувствовал, что не знает, куда деть свои руки, которые вдруг показались ему длинными и неуклюжими.
— Добрый день, — произнес он, подойдя к Татьяне, и, спохватившись, протянул ей букет.
— Спасибо, Гена… — Татьяна приняла цветы. — И давай поторопимся. Электричка уходит через пять минут. Билеты я уже взяла.
Электричка отошла, оставив на платформе припозднившихся лыжников в ярких костюмах. Греков и Татьяна выделялись среди них своим городским, неспортивным видом. Спустя несколько минут платформа обезлюдела.
Греков спрыгнул в снег и протянул руку Татьяне. На мгновение он увидел вблизи ее лицо, ямку на подбородке и ощутил аромат духов.
Неширокая накатанная дорога вела в дачный поселок. Они свернули с нее на едва приметную тропинку.
— Вот мы и одни. — Татьяна остановилась. — Ты умница, не забыл, что я люблю гвоздику.
Греков молча улыбнулся.
— Ее цветы похожи на маленькие взрывы. Не то что розы. Те ленивые и довольные. — Татьяна искоса посмотрела на своего спутника и неожиданно шагнула с тропы.
— Погляди, как эта ель похожа на Всесвятского. Его длинный нос. И макушка лысая… Кстати, если бы не Всесвятский, не знаю, как бы я отделалась от Ани. Она хотела идти вместе со мной. Не молчи, Греков.
— Я не молчу, Танюша. Я думаю.
— Так думай вслух. Как все глупо… Почему мы так мало живем?
С ветвей посыпались хлопья снега. Татьяна остановилась, приподнялась на носки.
— Смотри, Гена, белка.
Вытянув рыжее тельце вдоль ствола, белка таращила на них черные капельки глаз.
— Так и будем любоваться друг другом? — прошептал Греков.
— Ага, — тихо ответила Татьяна и громко вскрикнула.
Белка стремительно взлетела на ветку, на другую, потом перескочила на соседнее дерево и скрылась, уронив с вершины ели толстый снежный пласт.
— Здорово. Как птица, — проговорила Татьяна.
— А все за счет быстрого вращения хвостом, — пояснил Греков. — Я об этом где-то читал. Не хочешь падать — верти хвостом. Теперь нам остается встретить волка.
— И Красную Шапочку. — Татьяна стряхнула с плеч снег.
Греков принялся ей помогать и только сейчас ощутил и этот лес, и снег, и то, что они одни. Не надо озираться, вглядываться в каждого встречного. Он вспомнил, как недавно в кинотеатре они с Татьяной старались укрыться в самом дальнем уголке фойе. А потом в просветленной темноте зрительного зала Греков сидел неподвижно, боясь повернуться к Татьяне, чтобы не заскрипело старое кресло.
Татьяна задержала его ладонь на своем плече, накрыв серой школьной варежкой.
— Столько лет избегать друг друга. И теперь этот лес… Помнишь нашу встречу в кафе? После твоего визита к профессору Тищенко…
— Ты была очень голодна.
— Нет, я просила только кофе.
— Не надо об этом, Танюша. Вспомни, мы познакомились двадцать четыре года назад. На стадионе. Я пришел на тренировку со своим другом. Высоким и красивым парнем.
— Я даже помню, что он лучше тебя подавал угловые…
— Да. Это был его коронный номер. — Греков второй рукой прикрыл серую варежку. — Его всегда посылали подавать угловой. Он знал, что в этом неподражаем. Но нельзя же без конца подавать угловые. Люди перестают удивляться. И привыкают. А это конец…
Рука Татьяны выскользнула из варежки, и в следующее мгновение Греков наклонился и стал целовать руки Татьяны. Его шапка сбилась на затылок, и со стороны, наверное, он выглядел смешно.
Тропинка вывела к дачному поселку. Одинаковые домики, строго соблюдая дистанцию, тянулись вдоль улицы. Нежно-голубого цвета, они казались маленькими хрустальными дворцами.
За синеющей широкой полосой леса утробно ухнула электричка.
По нетронутому насту вдоль улицы шла девчушка лет десяти, продавливая свежую лыжню; она, казалось, тянула за собой две макаронины-спагетти. Женщина в комбинезоне вышла из калитки с двумя пустыми ведрами.
— Если мы обойдем?.. Мы должны ее обойти, — Татьяна подбородком указала на женщину.
— Не бежать же нам, — и Греков с беспокойством поглядел на ведра. Но Татьяна его не послушала и заспешила, прижимая к боку руку Грекова.
Женщина понимающе серьезно остановилась, пропуская их вперед себя…
Смех Татьяны растолкал прозрачную тишину морозной улицы. И Греков рассмеялся. Над забором ближайшей дачи показалось лицо старика. Голубоглазое, с сухим острым носом, обрамленное всклокоченными седыми волосами, оно показалось Грекову очень знакомым.
