— Вы? Здесь?! Я думал…. — он окинул меня откровенно злым взглядом, затем зло рявкнул: — Какого черта вы делаете в расположении моей роты?!
— Остыньте! Или вы сегодня не с той ноги встали, господин поручик?
— Я еще раз спрашиваю….
— Не надо меня спрашивать. Просто шел мимо и зашел поздороваться. Не более того.
Из него словно стержень выдернули, глаза потухли, плечи опустились.
— Извините.
— Ничего. Как вы?
Поручик кисло усмехнулся: — Вы только за этим пришли?
— И за этим тоже.
Какое‑то время он смотрел на меня, потом спросил:
— Как ваша сестра?
— Плохо. За внимание — спасибо.
Какое‑то время мы мерили друг друга взглядами, потом Мелентьев сказал: — Извините. Налетел на вас…. Ночь не спал. Вот и сорвался.
Я видел, что его мучит желание выговориться, посоветоваться, или просто поговорить, но он изо всех сил сдерживал себя. И я решил слегка подтолкнуть его:
— Буду в расположении санитарной части еще дня три. Будет желание поговорить, найдете.
— Так вы не уезжаете?
— Нет. Отвез сестру в Минск. Доктор сказал, чтобы не было рецидивов, ее нужно лечить уже прямо сейчас. Значит, неделю, а то и больше, пробуду в этих краях.
— Значит, не уезжаете,… — поручик задумался на мгновение, а затем неожиданно спросил. — Где мне можно вас найти?
— Пока нигде не остановился. Так что….
— Тогда так. Связь будем держать через Люду. Как устроитесь, дайте ей знать. Хорошо?
— Договорились.
Вопрос с моим ночлегом решила сама Людмила Сергеевна, когда я к ней пришел. Как оказалось, в подвальном помещении, вместе со всякой рухлядью были свалены старые матрацы. На них я провел ночь. Наутро, я только привел себя в порядок, как меня разыскал солдат.
— Ваше благородие, вас господин поручик кличет!
Столь ранний гонец дал мне понять, что у Мелентьева есть какое‑то предложение ко мне, поэтому не став терять времени я поспешил в расположение третьей роты. Лицо у поручика было усталое и помятое, но, в отличие от вчерашнего дня, в его глазах не было отчаянно — злого блеска.
— Здравствуйте, Иван Васильевич.
— Здравствуйте, Сергей Александрович. У меня к вам есть предложение.
— В чем оно состоит?
— Как вы отнесетесь к тому, чтобы снова пойти на службу?
В некотором недоумении я уставился на поручика, так как не ожидал именно от него подобного предложения.
— В качестве кого?
— Добровольцем. "Охотником".
ГЛАВА 10
До расположения охотников мы добирались под не вовремя зарядившим холодным секущим дождем, и каждый раз ступая на размокшую землю, я с трудом обратно выдирал ботинки из чавкающей грязи. Поручик шел рядом и молчал, так и не удосужившись объяснить мне свои слова. Наконец он сказал: — Пришли, — и показал рукой на несколько бараков, проглядывающих через серую завесу дождя. Подойдя к одному из них, мы открыли дверь и оказались в коридоре, где увидели, при тусклом свете фонаря висящего на стене, двух сидящих на скамье солдат. При виде поручика они поднялись и встали, причем сделали это неспешно, не вытягиваясь картинно перед офицером. Только теперь я разглядел их погоны и лица. Один из них был седоусым гигантом в унтер — офицерском мундире, второй ефрейтор, плотного сложения, с хитрым взглядом балагура и пройдохи.
— Здравия желаю, ваше благородие, — поприветствовали они поручика, потом унтер — офицер сказал. — Господин капитан на месте. Заходите.
В них не чувствовалось внутреннего страха, что, как я уже успел заметить, было свойственно нижним чинам, а вот спокойной уверенности и чувства внутреннего достоинства — хоть отбавляй. Поручик, молча, кинул руку к козырьку фуражки, пройдя мимо них к широко открытой двери, я же задержался на секунду, чтобы поздороваться.
Получив в ответ небрежное: — Здравия желаю, — зашагал вслед за Мелентьевым.
Переступив порог помещения, оказался в комнате, где помимо стола и нескольких табуреток, стоял топчан, железная печка с небольшой поленницей дров и вешалка для одежды. Как только мы вошли, капитан, скинул с плеч шинель и поднялся с места. У него было гибкое и жилистое тело гимнаста и цепкий взгляд решительного человека.
— Здравствуйте, господа, — поприветствовал он нас.
Поручик подошел к нему. Они поздоровались за руку, как хорошие знакомые, после чего Мелентьев сказал: — Дмитрий Иванович, это человек, о котором я вам говорил.
— Богуславский. Сергей Александрович, — представился я.
— Махрицкий. Дмитрий Иванович. Командир охотников. Присаживайтесь, — когда мы с поручиком сели, он продолжил, глядя на меня. — Давайте сразу объяснимся. Я разговариваю с вами исключительно из уважения к Ивану Васильевичу. Искренне сочувствую вашему горю, но мне нужны опытные, решительные, не боящиеся крови, солдаты, а не герои — мстители. Надеюсь, Сергей Александрович, вы меня правильно поняли?
— Правильно, Дмитрий Иванович.
— Вы умеете стрелять?
— Из личного оружия.
— Гм. И как хорошо?
— У вас на столе стоит три свечи. Показать на них?
— Почему и нет?
— Тогда отойдите, пожалуйста, в сторону. К стене. И вы тоже, Иван Васильевич.
Когда офицеры встали у стены, я, резко развернувшись с порога комнаты, выбросил руку с пистолетом, и трижды выстрелил, не целясь. Комнату мгновенно окутал полумрак.
— До свечей две сажени, и я гасил пламя навскидку. Могу это проделать с трех саженей и погасить, как минимум, две свечи из трех, расставленных в разных концах комнаты. Думаю, что у меня неплохо, получиться, стрелять в полной темноте, на звук.
Сначала я услышал, как капитан хмыкнул, а затем крикнул: — Ерошин! Свечи тащи!
После того, как появился неверный, мерцающий свет, капитан с минуту изучал затушенные пулей свечи, потом посмотрел на меня и сказал: — Вы в цирке не пробовали выступать с этим фокусом?
— Нет. Не пробовал.
— Что вы еще можете?
— Убить человека ударом кулака.
Командир охотников бросил на меня испытующий взгляд и неожиданно крикнул: — Василий Степанович, ты как, дух из него вышибешь?!
На пороге появился гигант в унтер — офицерском звании. Окинув меня быстрым взглядом, сказал:
— Вышибу, ваше высокоблагородие! Только повозиться придется! Вон, какой здоровый, как тот медведь!
— Вы как? — с легкой усмешкой спросил меня капитан.
— Не волнуйтесь, я не буду его сильно бить, — предупредил я капитана.
— Вы так уверены в себе? — ухмыльнулся в ответ командир "охотников".
— Может, перейдем к делу?
Капитан встал, затем хлопнул ладонью по столу и неожиданно скомандовал: — Начали!
Я поднялся и развернулся к силачу, который сейчас неторопливо, вразвалку подходил ко мне. Несмотря на видимую неспешность, было видно, что он уже готовиться к схватке. Тело напряглось, а шаг стал упругим. Шаг. Еще шаг. Он был хорошим бойцом, но с моей молниеносной реакцией ему было не тягаться. Я успел опередить его нападение, выбросив вперед обе руки одновременно. Жесткий блок левой руки погасил удар в самом зародыше, а пальцами правой железной хваткой вцепился гиганту в кадык. Унтер — офицер, багровея на глазах, захрипел, попытался ударить меня, но в следующую секунду был просто отброшен в сторону. Повернувшись в сторону офицеров, сказал: — В настоящем бою он бы уже лежал, корчась, со сломанным горлом.
Сейчас капитан смотрел на меня так, словно видел впервые. Было видно, что моя молниеносная победа в схватке произвела на него должное впечатление.
— Интересно. Где вы подобному научились?
— Один японец научил.
— Только этому или еще и другим приемам?
— Другим тоже. Могу показать, — и я многозначительно посмотрел на красного унтер — офицера, стоявшего сейчас у стены, осторожно массировавшего себе горло. Судя по выражению лица, тому явно не хотелось новой схватки.
— Верю, — усмехнулся капитан. — А ты иди, Василий Степанович.
Когда тот вышел, командир охотников продолжил: — Саенко сильный боец, так что скажу не таясь: поразили вы меня. Теперь скажите мне: человека сумеете убить?
— Надо будет, убью.
— Спокойно, так сказали, без надрыва. Значит, приходилось убивать?
— Приходилось.
— С ножом умеете обращаться? Заряд заложить? Лежать на промерзлой земле часами?
— С ножом не работал, так же как и с взрывчаткой. Насчет остального — у меня терпения и воли хватит на трех человек.
Махрицкий посмотрел на поручика, потом перевел взгляд на меня.
— Иван Васильевич, сказал мне, что вы поручик в отставке.
Я достал из кармана документы, после чего протянул их капитану. Тот несколько минут внимательно их просматривал, потом поднял глаза на меня.
— Когда вышли из госпиталя?
— 14 марта этого года.
— У вас указана полная потеря памяти, но при этом вы явно не похожи на слюнявого идиота. Странно, не правда ли?
