Быки тяжело бежали к беспорядочному авангарду флибустьеров. Внезапно двести стрелков упали на колено и выстрелили — выстрелили быстро, как охотники по бегущему зверю. И на пути стада словно стала ревущая брыкающаяся стена. Быки, не задетые пулями, остановились как вкопанные, учуяли кровь, повернулись и в панике ринулись назад, туда, где стояли испанцы. Офицер не ошибся. Там, где они промчались сквозь ряды солдат, остались только пуговицы, обломки оружия да окровавленная трава.
И следом за стадом бросились в атаку флибустьеры. Они ворвались в бреши, оставленные быками, и погнали отделенных друг от Друга защитников города вправо и влево. Боевые кличи почти не гремели, но все равно европейские солдаты просто не понимали законов такой рукопашной. Страшные бродяги хохотали и поражали врагов обеими руками. Испанские солдаты попытались дать отпор, но затем их сердца под алыми мундирами утратили последнюю каплю мужества, и они кинулись прятаться в зарослях. Кое — где флибустьеры устремлялись в погоню и закалывали замешкавшихся. Вскоре от четырех тысяч испанцев на равнине не осталось никого. Одни вскарабкались на деревья и спрятались в листве, другие заблудились в горах и погибли там. Золотая Чаша лежала перед Генри Морганом, никем не обороняемая.
Вопящая орда вломилась в ворота и повалила вперед по широкой улице. На каждом перекрестке часть сворачивала в боковые переулки, словно река потекла по своим притокам. У каждого внушительного дома от общего потока отделялось несколько человек: удары в дверь, общий натиск, створка падала в прихожую, точно крышка переплета огромной книги, нападающие протискивались в проем, а затем крики, два — три отчаянных вопля… Из какого — то окна высунулась старуха, с любопытством разглядывая страшного врага. Внезапно ее лицо вытянулось от разочарования.
— Э — эй! — окликнула она соседку напротив. — Ты только погляди! Эти разбойники точно две капли похожи на наших испанцев. Никакие они не дьяволы, а мужчины как мужчины! — И она захлопнула окно, словно негодуя, что они оказались всего лишь людьми.
Днем вспыхнул пожар. Огромные языки пламени взметнулись к небу. Занялся квартал, улица — и запылала половина города.
Генри Морган направился к губернаторскому дворцу и увидел, что в дверях стоит дон Хуан Перес де Гусман с обнаженной шпагой в руке.
— Я губернатор, — сказал дон Хуан тоскливо. — Горожане уповали, что я обороню их от этой беды. Меня постигла неудача, но, может быть, я сумею убить тебя!
Генри Морган опустил глаза. Что — то в этом отчаявшемся человеке внушило ему робость.
— Города я не поджигал, — сказал он. — Наверное, кто — то из твоих рабов запалил его в отместку.
Дон Хуан сделал шаг вперед и поднял шпагу.
— Защищайся! — крикнул он.
Капитан Морган остался стоять, как стоял.
Шпага выпала из руки губернатора.
— Я трус… трус! — вскричал он. — Почему я не нанес удар сразу, без лишних слов? Почему ты не выхватил свою шпагу? О, я трус! Я слишком долго выжидал! Мне надо было молча проколоть тебе горло. Мгновение тому назад я хотел умереть, искупить смертью мою вину, но прежде — убить тебя, чтобы умиротворить свою совесть. Панама погибла, и я тоже должен был погибнуть! Как может палец жить, если тело умерло? Но теперь я уже не могу умереть. У меня не хватит духа. И убить тебя я тоже не могу. Я обманывал сам себя! Ах, если бы я нанес удар сразу! Если бы я не заговорил… — Он побрел к воротам, за которыми начиналась равнина. Генри Моргая смотрел, как, пьяно шатаясь, он вышел из города.
Наступила черная ночь. Почти весь город был объят пламенем — багровый огненный цветник. Башня собора рухнула, и к звездам взвился вихрь алых искр. Панама умирала на пылающем одре, а флибустьеры убивали ее жителей, где настигали их.
Всю ночь капитан Морган сидел в Приемном Зале губернаторского дворца, а его люди носили и носили туда все новую добычу. Золотые слитки они сваливали на полу, точно поленья, но такие тяжелые, что каждый несли двое. Как небольшие стожки, сверкали кучи драгоценных камней, а в углу громоздились церковные облачения и утварь, будто в лавке райского старьевщика.
Генри Морган сидел в резном кресле, словно обвитом множеством змей.
— Вы нашли Красную Святую?
— Нет, сэр. Здешние женщины больше смахивают на дьяволиц.
К нему приводили пленников и зажимали их пальцы в тисках, взятых из городской тюрьмы.
— На колени! Твое богатство? (Молчание). Поверий разок, Джо!
— Смилуйтесь! Смилуйтесь! Я покажу! Клянусь! В цистерне возле моего дома…
Следующий.
— На колени! Твое богатство! Поверий разок, Джо!
— Я покажу вам…
Они были спокойными, беспощадными и бесчувственными, как мясники на бойне.
— Вы нашли Санта Роху? Если хоть волос упадет с ее головы, я вас всех повешу.
— Ее никто не видел, сэр. А наши почти все уже перепились.
И так всю ночь… Едва очередная жертва сдавалась, ее уводили три
— четыре человека, которые затем возвращались с чашами, серебряными блюдами, золотыми украшениями и одеждой из цветных шелков. Блистающие сокровища в Приемном зале сливались в единую гигантскую кучу.
А капитан Морган устало спрашивал:
— Вы нашли Красную Святую?
— Не нашли, сэр. Но ищем по всему городу и спрашиваем… Может быть, когда рассветет, сэр…
— Где Кер-де-Гри?
— По — моему, он напился, сэр, но… — И говорящий отвел глаза.
— Что — но? О чем ты? — крикнул капитан.
— Да ни о чем, сэр. Что он напился, это верно, а только, чтобы опьянеть, ему не один галлон надо выпить, ну, и тем временем, может, он нашел подружку.
— Ты его с ней видел?
— Да, сэр. Видел с женщиной, и она была пьяна. И Кер-де-Гри был пьян, хоть присягнуть.
— А эта женщина, по — твоему, могла быть Красной Святой?
— Да что вы, сэр! Куда там! Просто одна из городских, сэр.
На кучу с громким бряканьем упало золотое блюдо.
IV
Желтый рассвет прокрался на равнину с пестрых холмов перешейка, все больше набираясь дерзости. Солнце выкатилось из — за вершины, и его золотые лучи хлынули на любимый город. Но Панама погибла, мгновенно истлела в огне за одну алую ночь. Однако солнце — непостоянное светило, и любопытные лучи тут же нашли себе новую игрушку. Они освещали печальные развалины, щекотали мертвые повернутые вверх лица, скользили по заваленным улицам, потоком лились в руины внутренних двориков. Добрались они и до белого губернаторского дворца, прыгнули в окна Приемного Зала и забегали по золотой горе на полу.
Генри Морган спал в змеином кресле. Его лиловый кафтан был весь в глине равнины. На полу рядом с ним лежала шпага в обтянутых серым шелком ножнах. Он был в зале один, потому что все те, кто ночью помогал дочиста обглодать кости города, отправились пить и спать.
