— En gardel! — воскликнула она. И тут капитан набросился на нее. Его руки обхватили ее плечи, пальцы начали рвать одежду. Исобель стояла неподвижно, только рука с булавкой находилась в непрерывном движении и жалила, жалила, как стремительная белая змейка. На щеках и шее Генри выступили капли крови.
— Теперь очередь ваших глаз, капитан, — произнесла она спокойно и трижды уколола его в скулу. Генри отпустил ее и попятился, стирая кулаком кровь с лица. Исобель засмеялась. Мужчина может избить, может подвергнуть любому насилию женщину, которая пробует с плачем убежать, но он бессилен перед ней, если она не уступает ему и только смеется.
— Мне послышался выстрел, — сказала она. — И я подумала, что вы убили кого — то, чтобы доказать свою мужественность. Но что с ней будет теперь? Что от нее останется? Так или иначе, но разговоров о том, что произошло здесь, вам не избежать. Вы ведь знаете, как быстро распространяются такие слухи. Все будут говорить, что вы отступили перед булавкой в руке женщины! — Тон ее был злорадным и жестоким.
Рука Генри скользнула вниз, и тонкая шпага выползла из ножен, как оледеневшая змея. Свет сладострастно облизывал и облизывал узкое лезвие. Наконец появился острый кончик, он взметнулся и нацелился в грудь женщины.
Исобель стало дурно от ужаса.
— Я грешница, — сказала она, и внезапно лицо ее просветлело. Она сделала знак дуэнье подойти и заговорила по — испански, быстро, дробно.
— Это правда, — сказала старуха. — Это правда.
Умолкнув, Исобель бережно откинула края кружевной мантильи, чтобы на них не попала кровь. Дуэнья же начала переводить:
— Сударь, моя госпожа говорит, что верный католик, гибнущий от руки еретика, идет в рай. Это правда. Еще она говорит, что католичка, которая принимает смерть, защищая святость своей супружеской клятвы, идет прямо в рай. Это тоже правда. И, наконец, она полагает, что со временем такую женщину могут канонизировать. Такое бывало. Ах, сударь! Капитан, будьте великодушны} Позвольте мне поцеловать ее руку, прежде чем вы нанесете удар. Великая благодать — поцеловать руку святой при ее жизни! Это может пойти на пользу моей грешной душе!
Исобель сказала ей еще что — то.
— Моя госпожа просит вас нанести ей удар. Нет, она требует этого, умоляет. Над ее головой витают ангелы. Она видит неземное сияние, и райская музыка звучит в ее ушах.
Кончик шпаги опустился, Генри Морган отвернулся и посмотрел в залитый солнцем сад. Крошка Чико вприпрыжку пробежал по дорожке и сел на пороге открытой двери. Зверек сжал лапки и поднял их над головой, словно молясь. Шпага со свистом вошла в ножны. Капитан Морган нагнулся, подхватил обезьянку и ушел, поглаживая голову Чико указательным пальцем.
V
Генри Морган извлек из груды сокровищ золотую чашу, удивительно тонкую, изящную, с длинными изогнутыми ручками и серебряным ободком. Снаружи по ней гнались друг за другом четыре нелепых ягненка, а внутри, на дне, обнаженная девушка вздымала руки в чувственном экстазе. Капитан повертел чашу в руках и внезапно запустил ее в сияющую всеми огнями пирамиду алмазов. Камни рассыпались с сухим шорохом. Генри Морган повернулся и пошел к своему змеиному креслу. Он думал о щуплом лондонце, о Джонсе, думал о холодной руке эпилепсии, схватившей того в последние мгновения жизни. Эта рука всегда нависала над ним, гигантская рука, скручивавшая человека, пока на его губах не выступали белые капли невыносимой муки. Генри не мог понять, почему ему вдруг захотелось причинить боль жалкому человечку, пытать его и, наконец, убить. Всю жизнь Джонса за ним неотступно следовал бессонный палач. Да, конечно, причиной этого убийства были слова Кер-де-Гри, который сказал, что Джонс похож на Генри Моргана. Теперь он понял это и испытал жгучий стыд. Зачем ему понадобилось ссылаться на выдуманное воровство? Почему он не мог убить его безо всяких объяснений?
А Кер-де-Гри? Где он сейчас? Он видел Исобель, это несомненно, и она его заметила. Быть может, она полюбила Кер-де-Гри с его солнечными волосами и непонятным умением прельщать женщин. А как сделать, чтобы юноша не узнал о его бесславном поражении? О забавном приключении с булавкой и о всех других невыносимых унижениях, каким подвергла Генри Моргана Санта Роха? Пистолет, убивший Джонса, валялся на полу. Генри поднял его и принялся тщательно заряжать. Он боялся не насмешек Кер-де-Гри, а его сочувствия и понимания. Генри сейчас не хотел понимания. Его помощник поглядит на него с состраданием, с жалостью. И в жалости этой будет превосходство, легкая ирония. Это будет жалость красивого молодого мужчины, который сочувствует любовной неудаче другого мужчины, не такого красивого. И ведь Кер-де-Гри умеет многое угадывать верно, точно женщина, точно Исобель. Он ведет наблюдения тайным невидимым глазом.
А Красная Святая? Ее, конечно, надо будет взять с собой. Ничего другого не остается. Быть может, через долгое — долгое время она в него влюбится, но только не за его достоинства. Ее пренебрежение убедило его в том, что никаких достоинств у него нет, что он чудовищный ублюдок, изгой из — за какого — то неназываемого уродства. Прямо она этого не сказала, но дала ясно понять. Да, в нем нет тех качеств, которые могли бы привлечь к нему женщину, пока вокруг есть другие мужчины. Но, быть может, если других мужчин она видеть не будет, то забудет, что он этих качеств лишен. Быть может, когда — нибудь она решит довольствоваться тем, что в нем есть.
Он вспомнил свою последнюю схватку с ней. Теперь, когда он успокоился, его дикий поступок выглядел хвастливым ломаньем толстого мальчишки. Но мог ли мужчина поступить иначе? Она отразила его нападение смехом, злым, жестоким смехом, который извлек на свет его тайные побуждения и превратил их в забаву. Он чуть ее не убил… Но какой мужчина мог бы убить женщину, которая хочет, чтобы ее убили, которая умоляет, чтобы ее убили? Немыслимо! Он загнал пулю в ствол пистолета.
В дверях показалась измятая оборванная фигура. Эго был Кер-де-Гри, забрызганный грязью, с красными глазами, еще не смывший с лица кровавых следов битвы. Он поглядел на груду сокровищ.
— Мы богаты, — сказал он без всякого воодушевления.
— Где ты был, Кер-де-Гри?
— Где был? Так я же напился. Быть пьяным после сражения очень хорошо. — Он сардонически улыбнулся и облизал губы. — Но вот перестать быть пьяным совсем не хорошо. Прямо, как роды. Необходимо, но неприятно и безобразно.
— Ты был мне нужен, — сказал Генри Морган.
— Нужен? А мне сообщили, что вам никто не нужен, что вы довольны и счастливы самим собой, а потому я напился еще больше. Видите ли, сэр, мне не хотелось помнить, почему вы пожелали остаться одни. — Он помолчал. — Мне сказали, сэр, что Красная Святая была тут! — Кер-де-Гри засмеялся над чувством, которое не сумел скрыть, и большим усилием воли изменил тон. Он заговорил шутливо:
