– Стало быть, дьячка и дома нет, – сделал он разумный вывод. – Вот ладно было бы, кабы там у него и стоял сундук с деньгами.
Вслед за Архаровым на двор вошел и Никодимка.
– А дело неладно! – заметил он. – Костер-то еле тлеет.
– И что? – не сразу понял Левушка.
– Дармоед прав. Некому было за костром следить, – сказал Архаров. – А это первый способ обороняться от чумы. Ну, пойдем, благословясь… Стой! Ты тут останься.
Архарову сделалось тревожно. Отчего – он и сам еще не знал. Коли по внутреннему ощущению – казалось, будто за домишком следят. Из щелей в заборе, из кроны низкой яблоньки, с соседских крыш… отовсюду!
Некто незримый ждал, чтобы Архаров с Левушкой вошли и увидели… а что увидели?
Может, то, что им видеть не след?
Левушка и Никодимка встали у порога с обеих сторон весьма нелепым караулом: один – в кафтане, с кружевом на груди, с галуном по переду и обшлагам, при шпаге, другой – в рубахе распояской, при ведре и большой мочальной кисти, на которой засыхала красная краска.
В сенях Архаров споткнулся и едва не грохнулся.
Он вошел в комнату и тут его словно подменили.
Сперва он замер, как замирает любовник, крадущийся к своей прелестнице по коридору чужого дома, при стуке неизвестно чьих шагов. Затем обвел комнату медленным взглядом – при этом, сам того не осознавая, собрался в стойку бойца, левый кулак подведя к груди, правый – к подавшемуся назад правому плечу. И тогда лишь оглядел помещение.
Такую осторожность он проявил впервые в жизни.
Помещение было нищее. Никаких признаков устроенного житья там не имелось – а на книги Архаров попросту не обратил внимания. Странным было, что тут живет дьячок, особа богобоязненная и состоящая при храме Божием. Архаров прошел чуть вперед и увидел у печи лавку, а на лавке – спящего человека. Спящего с запрокинутой головой и приоткрытым ртом. Он был покрыт от шеи и до ног старым одеялом.
Света из высокого окошка было довольно, чтобы разглядеть лицо – темное костистое лицо, с темными же волосами надо лбом, свисающими на подушку. Архаров сделал еще шаг к этому человеку и понял, что сон не простой – человек не дышал. На всякий случай Архаров присел, упираясь руками в колени, и долго прислушивался.
Наконец он окончательно убедился, что перед ним покойник. Тогда он отступил назад – хотя Матвей и толковал, что чума распространяется не через миазмы, а через соприкосновение, но все равно сделалось страшновато.
Звать Левушку Архаров не стал – ему казалось, что в одиночестве он лучше поймет, что тут произошло. Человек не был Устином Петровым – приметы не совпадали. Человек оказался в доме дьячка Петрова, сам же дьячок сгинул неведомо куда, его безнадежно ждали во Всехсвятском храме, он несколько дней не появлялся и у инокини Сергии.
Но никто и словом не обмолвился, что Петров подхватил заразу!
Давешняя соседка наверняка знала бы об этом – соседи в таких случаях старались хотя бы воды болящим принести Христа ради. Знали бы и в храме. Опять же – красного креста на воротах не имелось, а спасительный костер, охватывающий вонючим дымом всякого, кто входил в домишко и выходил из него, тлел, не погас – стало быть, еще несколько часов назад кто-то им охранялся от чумы… хотя поди знай, сколько, жечь навозные костры Архарову еще не доводилось…
Архаров стал вспоминать, что было, когда они с Левушкой пытались выманить Устина из запертого дома. Устин нес околесицу и наотрез отказывался впустить людей, которые сулили ему целый рубль. Очевидно, уже тогда у него лежал зачумленный… и это мог быть только пропавший мастеровой Митька!
Архаров быстро вышел из домишка.
– Ступай сюда, дармоед, – велел он Никодимке. – Ты ведь из здешних, наверняка видал того блаженного, который деньги на всемирную свечу собирал!
– Издали-то видал, – признался Никодимка, – а близко лезть хозяйка не велела.
– Что, ни гроша не пожертвовал?
– Хозяйка сказала, что в надувательствах она никому не потатчица, – тут Никодимкина рожа сделалась лукавой. – Ее так еще покойный Иван Иванович учил…
– Что за Иван Иванович? – напрочь забыв Марфины байки, спросил Архаров.
– Сам Иван Иванович Каин, царствие ему небесное!
Архаров вздохнул – усопший Ванька Каин был на Москве (уж во всяком случае в Зарядье!) превеликим фаворитом.
– Пошли, глянешь. Не бойся, издали глянешь. Заразу не подхватишь.
Никодимка ведро оставил у порога, а с кистью расставаться не пожелал.
Подошли к телу, насколько хватило Никодимкиной храбрости.
– Он это… – сказал Никодимка. – Точно – он. Да только…
– Что?
– Сказывали, коли кто от моровой язвы помер, у тех рожа темная, багровая, страшная.
– А не мерещится? – видя впечатлительность Никодимкиной натуры, спросил Архаров.
– А с чего бы чуму черной смертью звать стали?
Архаров подумал, подошел поближе – и тут ему показалось странноватым положение покойника: словно бы к лавке был привязан.
Архаров сделал еще шаг и дернул за одеяло.
Тут оказалось, что одеяло-то к нему приколото ножом, вошедшим прямехонько в сердце. Кабы Архаров сразу подошел поближе – то и увидел бы нож, а так черная роговая рукоятка потерялась в игре теней.
– Мать честная, Богородица лесная… – прошептал он.
– Ахти мне! – завопил Никодимка и попятился. – Ахти мне, детинушке! Ахти мне!
С тем он задом ввалился в сени, там загрохотало и, судя по возмущенным Левушкиным возгласам, сожитель и дармоед, выскочивши во двор, понесся куда глаза глядят.
Архаров остался наедине с мертвым телом.
До сих пор ему не доводилось исследовать покойников. Но он наслушался докторских анекдотов от Матвея. Того послушать – так и получалось, что нет в мире ничего забавнее. Архаров приподнял одеяло и обнаружил, что покойник действительно был привязан к лавке. Но не веревками, нет. Серой свитой в жгут холстиной.
Архаров задумался – для чего бы привязывать труп? Он любил умозрительные задачки. Получалось – разве что для того, чтобы вынести его на этом самой скамье, не потеряв по дороге. Значит, тело хотели отсюда забрать?
Он попробовал представить себе, что человека, прежде чем заколоть, живым привязывают – и хмыкнул. Такой человек должен сопротивляться, вот разве что мертвецки пьян – но тогда ведь и вязать его незачем.
Следов сопротивления в домишке не нашлось.
Архаров медленно вышел на крыльцо.
– Ни хрена не понять, – пожаловался он Левушке. – Куда это дармоеда нелегкая понесла?
– Да он тут же, за воротами, – сказал Левушка. – Далеко не побежал. Мы, Николаша, теперь от него не отвяжемся.
– Эй, сиротинушка, поди сюда! – крикнул Архаров.
Никодимка заглянул в калитку.
– Бери кисть, малюй на воротах крест, – велел ему Архаров. – Пусть думают, что тут зачумленный лежит.
– Что это он вопил? – спросил Левушка.
– А то и вопил, что там, в комнате, мертвое тело, с ножом в груди, и веревкой к скамье привязано, – объяснил Архаров. – Тучков! Ты мне, гляди, не завопи! Вот как ты полагаешь – что бы сие значило?
– А чье тело-то? – спросил Левушка, кое-как усмирив волнение. – Устина?
– Нет, сдается – того Митьки. И получается, что я кругом прав! – с понятным удовлетворением заявил Архаров. – Для чего бы его убивать, как не из-за сундука с деньгами?
– Неужто Устин? – Левушка сделал глаза круглые и величиной с те самые меченые рубли – вершок в поперечнике.
– Устин, похоже, все это время его в доме держал. Дух там нехороший – он там и все надобности справлял…
– Но, Николаша… так это же…
– Что?
– Из-за нас! Помнишь, мы стучались, про Митьку спрашивали? Он и понял, что мы пришли до правды докопаться!
– Ты мне это брось! – прикрикнул на него Архаров. – Коли они двое знали, где сундук, рано или поздно один другого бы порешил. Но вот что странно – коли тот батюшка не врал, то сундук увез митрополит. Стало, они оба знали, куда он тот сундук повез.
– Или побежали за каретой следом. Тут в Москве такие улицы, что одноногий инвалид карету запросто обгонит, – предположил Левушка. – Помнишь, что тот драгун рассказывал? Толпа на митрополитом в Донской монастырь потащилась. А уехать оттуда владыка не успел. Выходит, ненамного быстрее пеших его везли. Да ты вспомни, как мы сами в Данилов монастырь тащились!
– Возможно, сундук спрятан где-то в монастыре, а они знают то место. И Устин сейчас как раз туда и побежал… выждав время…
– Жалко Митьку, – вдруг сказал Левушка.
– Может, так для него и лучше, – утешил Архаров. – Коли он в смерти митрополита виноват – в мученической смерти, Левка! – а сам получил смерть быструю и милосердную, чего его жалеть? Пока все сходится – митрополита погубил тот, кто считал сундук своим, следил за сундуком и знал, куда митрополит его упрятал. Надо ловить Устина. Пошли! Доберемся до Остоженки, возьмем лошадей, и тут же – в Донскую обитель. Он где-то там поблизости, я чую…
