Короче, мне нужен Борис Константинович, потому что для его блестящего дебюта всё уже готово.
— Я созвонюсь с Леночкой, — бабушка достала из кармана кнопочный телефон. — Кстати, хорошая девушка, красивая и умная…
— Да-да, как скажешь, — махнул я рукой и пошёл к баррикаде, из которой азартно тянули свои руки мертвецы.
Наверное, они переживают сейчас когнитивный диссонанс на весь остаток их скорбных мозгов — жратва так близко, но её никак не достать…
На асфальте лежали специальные копья, выкованные Прониным. Их особенностью было наличие ограничителя в виде перпендикулярного штыря, который не позволит наконечнику войти слишком глубоко. Простая вещь, если подумать, но не такая очевидная, как может показаться. Теперь можно бить без опаски, что узкое лезвие безнадёжно завязнет в плотных костях черепа. И лезвие само по себе исполнено иглообразное, чтобы минимизировать площадь соприкосновения с костью — такие уж нынче прогрессивные технологии…
Втыкаю копье в череп какой-то готки или иной неформалки, коей не посчастливилось или посчастливилось, тут уж как смотреть, умереть в первые дни. Сейчас-то, вне Коммуны, очень вариативные личные права и свободы у женщин. Вон, те же черти вручают в награду особо отличившимся двузначные количества рабынь…
— Пока ты спишь, враги качаются, да? — спросила Шув с усмешкой.
— Товарищи красноармейцы, запишите эти простые, но в то же время великие слова… — обратился я к Берсону и Козьмину.
— Серьёзно? — недоуменно спросил Берсон.
— «ДМБ» ещё не смотрели, что ли? — удивился я. — А вот это точно запишите: фильм «ДМБ» обязателен к просмотру. Хотя концептуально нового о нашей армии вы оттуда не узнаете…
— Везут, — подошла моя бабуля. — И познакомься с Леночкой, будь добр.
— Как я полагаю, он на инвалидном кресле приедет? — спросил я.
— Его привезут ополченцы, — ответила бабушка.
— Тогда я завалю ещё пару десятков зомби и уйду на перекур.
Последние два дня я минимум по четыре часа в сутки занимался убийством зомби и уже чувствую разительные перемены в самочувствии. Сил будто бы стало больше, стал меньше уставать, а ещё будто бы улучшилась реакция, но незначительно, ведь надо помнить о том, что на мне постоянно надето необычное кольцо реакции.
Некогда ожесточённое противостояние против зомби, конкретно на мосту Бетанкура, превратилось в заурядный рабочий процесс. Когда из какого-то опасного монотонного дела убрать опасность, оно превращается в рутину. Колешь, выдираешь копье, снова колешь, снова выдираешь копье…
Одна радость — лёгкое чувство эйфории от каждого притока могущества. Хотя нет, есть ещё одна радость — изредка выпадающие артефакты.
Вчера вот из какого-то зомби выпал проклятый щит «Твердыня» редкого потенциала. Я сдал его на хранение, потому что пользы от него для меня никакой: в описании заявлено, что он может стать неуязвимым. Но для этого надо переключить маленький рычажок, что, без шуток, обеспечит защиту хоть от пули 14,5×114 миллиметров, только вот взамен сделает щит ошеломительно тяжёлым. Даже для меня в маске Тесея. А я работаю от манёвренности, поэтому такой хоккей нам не нужен.
Двадцатый по счёту зомби опал на растущий настил из трупов, после чего я бросил копьё на асфальт и пошёл на перекур. Шув, увидевшая, что я всё, тоже бросила копьё и пошла вслед за мной.
— Так вот для чего вы строите свою Коммуну, — произнесла она, закурив переданную мною сигарету. — Сейчас раскачаетесь все в тепличных условиях, а потом пойдёте валить остальных суперов в городе…
— Что мешает им поступить так же? — спросил я, выпустив из лёгких травящий меня сигаретный дым. — Я пришёл к выводу, что у нас сейчас дикий коммунизм — кто успел, тот и съел. Кто выжил в итоге — тот и есть самый верный коммунист, ха-ха. Даже если весь в коричневом или в чёрном.
— Как-то ты циничненько относишься к их идеям, — поделилась Шув мнением.
— Если у них всё получится, то я порадуюсь за них, а если не получится, то мне будет всё равно, — пожал я плечами. — Тем не менее, даже если у них всё получится точно так, как они планируют, даже если они смогут, в итоге, равномерно масштабировать это на всю Россию, я в этом участвовать не собираюсь.
— А что ты тогда будешь делать? — поинтересовалась супер.
— Свалю туда, где всё ещё будет фронтир, — ответил я. — Кораблём я начну заниматься в самое ближайшее время. Может, если надоест скитаться по диким пустошам, осяду на каком-нибудь тропическом острове…
— А я тогда где буду? — спросила Шув.
— Если будешь хорошей девочкой, то рядом, — улыбнулся я.
— А что ты понимаешь под «хорошей девочкой»? — лукаво улыбнувшись, спросила она.
— Если расскажу, то это слишком сильно упростит тебе задачу по самосовершенствованию, — покачал я головой.
— Вот они! — указала бабушка на приближающийся минивэн.
— О-о-о, таможенник! — высунулся из водительского окна Петруха.
— Твою мать… — процедил я недовольно. — Опять этот…
— Мзду ещё не берёшь⁈ — припарковав минивэн и выйдя из него, спросил у меня ополченец.
— Ты бы знал, как сильно я по тебе не скучал, — вздохнул я. — Ещё не надоело?
Петросянство, как я понял, не оказывает негативного влияния на выживание индивида, раз многие из них пережили Апокалипсис. А должно было.
— Неа, — улыбнулся Петруха. — Принимай гостей, пока совсем за державу не стало обидно, Верещагин!
— Иди ты… — пробурчал я и пошёл к боковой двери японского минивэна.
Борис Константинович сидел в кресле и улыбался, а рядом с ним сидела хмурая барышня лет двадцати.
Старик выглядел на все сто, а может и на все сто двадцать: кожа дряблая, в обильных старческих пятнах, глаза расфокусированные, зубы практически отсутствуют, волосы редкие и, почти до полной прозрачности, седые, также налицо дефицит массы, а ещё руки и ноги дрожат даже в сидячем положении. Одет в больничную пижаму, а на ногах тапочки.
Девушка же была его полным антиподом: кожа пышет здоровьем, кровь с молоком, не тощая, но и не толстая, видно, что занималась каким-то несиловым спортом, возможно, лёгкой атлетикой. Волосы пепельный блонд, глаза голубые, умный взгляд рушит все стереотипы о блондинках, черты лица симметричные, нос прямой, губы пухлые, в общем, хороша, чертовка… Но не мой типаж.
— Знакомься, Елена Кандинская, внучка Бориса Константиновича, — подошла бабуля. — Это мой внук,
