- Куда?
- За второй.
- Тебе одной мало?
Отвечать Эдди не стал, а потом… потом вовсе ушел. Ушел и бросил. Эву. Наедине с этой вот. С этой…
- Только глупые девочки думают, что одеяло способно спасти их от монстров, - сказали Эве назидательно.
- А оно не спасает? – Эва решилась открыть глаз.
- Молитва. И здравый смысл. Здравый смысл способен спасти очень от многого. А от остального поможет молитва, - заявила Эве женщина, которая… которая была, пожалуй, больше Эдди.
Ширше.
И внушительней. И…
- Мне его не хватает. Здравого смысла, - со вздохом призналась Эва, чувствуя, как зубы начинают стучать друг о друга. – Но я не могла отпустить её. Она бы не послушала. А если позвать кого, обиделась бы и потом…
Эва махнула рукой.
- Рубашку стягивай, - велели ей и, не дожидаясь, пока Эва сама разденется, потянули за подол. – Юная леди, а извазюкалась, что поросенок…
- Я случайно. В ручей упала.
- А сестрица твоя?
- Она шла… и шла… шаль зацепилась. За шиповник. Я думала вытащить, а то холодно. Но она запуталась. И Тори ушла. Я за ней, а там ручей. И нога вот…
- Бестолочь, - сказали это почти ласково. – Эй, остроухий, где вода?
На Эву упало огромное полотенце, такое мягкое, теплое… и руки женщины принялись тереть её. Сперва было больно, так, что прямо до крика, но Эва стиснула зубы.
- От и хорошо… первым делом кровь разогнать. Волосья тоже вычесать, помыть бы, но такие до утра не высохнут, - женщина ворчала, но как-то не зло.
И в её руках действительно холод отступал.
Дышать становилось легче.
А зубы стучать перестали.
- На от, - Эве протянули рубашку.
И… было стыдно.
- Я лучше домой, - она попыталась встать и ойкнула. Нога, которая только вроде бы слегка ныла, разболелась вдруг по-настоящему. И так, что прямо до слез на глазах.
- Сиди, - её толкнули на кровать и в рубашку завернули, а потом и в одеяло. – Нагулялась уже. Маменьке бы вашей сказать, юная леди.
- Не надо!
- И чтоб розог всыпала, а то ишь… сегодня ногу, а завтра и шею свернешь. Дурное дело – нехитрое.
Горячие пальцы ухватили за щиколотку. Сжали. Повернули ногу влево и вправо. Осторожно, так, что и боли Эва почти не ощущала.
- Не перелом. Так, потянула чутка. Тебе бы недельку в постели…
- Завтра на занятия, - Эва почувствовала, как начинают гореть уши. Это же получается, что она все пропустит? И… и маме врать придется.
- От про них бы и думала, а то ишь… ничего, сейчас мы…
Она отступила, и перед кроватью, на которой сидела Эва, появился мальчишка-сиу. Он тоже сжал ногу и сказал что-то совсем уж непонятное.
- Думаешь? – поинтересовалась женщина.
Мальчишка закивал и что-то добавил. И опять Эва не поняла. Только ногу попыталась забрать, но тонкие темные пальцы сдавили щиколотку.
- Ай! – внутри что-то хрустнуло. И стало больно.
Очень.
Эва стиснула зубы, правда, боль очень быстро прошла, а на ногу легла влажноватая тряпка.
- Посиди, - велели ей, будто у Эвы был еще какой выбор.
И сиу исчез. И эта пугающая женщина тоже, правда, ненадолго. Вернулась она с миской, которую сунула Эве.
- На от, поешь, а то глядеть тошно, до того тощая.
Спорить Эва не стала, потому как ужин был давно, и… и пахло мясною похлебкой одуряюще. А еще и сухая лепешка пришлась к месту.
- От так… тебя что, дома не кормят? – женщина двигалась мягко, но в то же время весьма ловко.
- Леди… должна проявлять умеренность. И быть изящной. Бледной, - вздохнула Эва, глядя на миску. Следовало бы отказаться.
Кто ест посреди ночи?
И вернуться к себе. Лечь в постель, придумать какое-то внятное объяснение, что она, Эва, взяла и споткнулась… вот так на ровном месте и споткнулась.
С нею ведь случается.
- Ешь, кому говорят, - прикрикнула женщина, и Эва послушно зачерпнула густое варево.
Вкусно.
До чего же…
А сиу вернулся с каким-то ящиком, в котором обнаружились склянки. И чашку поставил, стал что-то смешивать, одному ему понятное. Главное, ворчал при этом, а что… явно неодобрительное.
Когда пальцы сиу снова сжали щиколотку, Эва застыла, ожидая новой боли. Но мальчишка принялся втирать в кожу мазь. И от нее было сперва холодно, а потом тепло. И тепло это проникало внутрь, убирая боль.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хорошо.
И сыто. И… и кажется, у нее глаза слипались. Она честно не хотела спать. Не в чужом же доме. И точно не в чужой кровати. Тем более, что Тори не вернулась.
Надо её дождаться.
Убедиться, что с нею все в порядке, и тогда уже… спать. Дома. Несомненно, дома… дождаться… вернуться…
Ресницы отяжелели.
- Что ты ей там намешал, длинноухий? – чьи-то руки осторожно вытащили миску. И Эва почувствовала, как её укладывают.
Она тонет в перине.
Тонет-тонет и не утонет.
- Оно-то да, только девонька тебе спасибо не скажет. Ишь, леди… тощая, кожа да кости. Куда такую замуж брать? С первым же дитем отойдет… не, сперва надо, чтоб мясца наела. Но тут-то я пригляжу. И ты у меня смотри.
Что ответил сиу, Эва не услышала.
И ответил ли вообще.
Она все-таки утонула в перине, под тяжестью пухового облака. Только и успела подумать, что спать она не станет, так, полежит минуточку и все. Тори дождется.
Обязательно.
А замуж… замуж её точно никто не возьмет.
Глава 24 Где ведьма танцует и случается полнолуние
Эдди вернулся на место, где нашел девчонку.
Вот ведь, неугомонная. И главное, повезло, что он их заметил. А ведь спать уже собирался, но потянуло на улицу за какой-то надобностью. Там и увидел этих двоих.
Ведьма, чтоб её.
Эдди нахмурился и покачал головой. Надо будет сказать пару слов Берту, пусть побеседует, а то ведь место такое… ведьма там или нет, но вляпаться здесь, как ему чуялось, можно запросто.
А эта…
Через ручей он перемахнул с легкостью. Там остановился, вслушиваясь в ночь. Тишина. Слегка поскрипывают деревья. Ветерок перебирает тонкие ветви ив. Шелестит листва. Пахнет цветами, землею и лесом. Почти настоящим.
Еще не диким, но уже и не парком с его выверенными дорожками, выстриженными кустами и прочими забавами.
Куда идти?
Сломанная ветка.
След на земле.
В темноте различить непросто, но Эдди – хороший охотник. И сам воздух хранит тонкую нить ведьминого аромата. Она куда как надежнее любых дорог.
Только что её потянуло?
Вглубь.
Сквозь кусты, на ветвях которых остался длинный волос. И клок белой ткани. Через камни, что встают на пути рукотворной преградой. На мшистых их боках видны свежие ссадины – здесь она оперлась ногой. А вот там попыталась зацепиться. И на мхе тает след пятерни.
Длинная полоса – нога соскользнула.
Этак она шею себе свернет.
Вот ведь.
Эдди обошел груду, благо, была она не так велика. Странно, что ведьма полезла наверх. Или она в мороке? Не соображает, что творит?
Тогда совсем хреново.
Он увидел её на поляне.
Странное место.
Ровный круг, будто вычерченный кем-то. И деревья не решаются пересечь его границу, разросшийся задичавший шиповник и тот держит ветви при себе. Трава в лунном свете кажется черной, и в ней белыми звездами сияют цветы лунного лютика.
Недаром его ведьминой травой величают.
Ведьма стоит в круге.
Волосы рассыпались по плечам. Белая рубашка разодрана и измазана. А девчонка, кажется, не в себе. Стоит. Покачивается. Словно музыку какую слушает. Вот подняла руку в небо, и широкий рукав соскользнул. Вторую.
Голову задрала.
Так и есть. Не в себе. На лице гримаса. И не понять, то ли рассмеяться она готова, то ли разрыдаться. Глаза раскрыты, а в них луна плещется. И улыбка эта, совершенно безумная.
Она шагнула.
И еще.
Повернулась, начиная танец. А потом побежала и подпрыгнула, чтобы упасть на траву и в ней покатиться, сминая лютики. И над цветами, над поляной задрожало марево силы.
