Твою ж…
Могли бы предупредить, что место непростое.
Хотя… сами не знали? Ведьмы – это ненаучно? Хрен вам, а не наука… лютики звенели, и ткань мира истончалась стремительно. Вот поползли первые разрывы, теперь Эдди их видел. И рука сама потянулась к дудочке. Цветы… здесь, на изнанке, они крупнее. И поднимаются на тонких ножках. Лепестки полупрозрачные, словно из стекла отлиты.
И ведьма касается одного за другим.
А они звенят. И вправду стеклянные. Над чашечками вырастают облачка силы, а та тянется, уходит к ведьме.
Надо…
Поздно. Ведьма поворачивается. Её лицо белым-бело, а глаза – что провалы.
- Ворон, ворон, - голос её похож на карканье. – Ты пришел за мной, ворон?
- Вроде того.
Круг слабо светится. И тянет отступить. Он сумеет выбраться, найти путь. Но стоит почему-то.
- Думаешь, если будешь там, я до тебя не доберусь?
- А тебе надо? Добираться? – уточнил Эдди.
- Не знаю, - она поднялась, а потом зачерпнула лунного света, смешанного с пыльцой ведьминых цветов, и отерла этим лицо. – Ты интересный. Иди ко мне. Поцелую.
- Спасибо, как-нибудь обойдусь.
- Я ведь красивая? – она повернулась боком, изогнулась, подражая когда-то увиденной позе.
Получилось нелепо.
- Красивая, - согласился Эдди.
- Тогда в чем дело?
- Домой пора.
- Кому? Мне? Нет, ночь ведь лунная! Полнолунная! Так и хочется танцевать! – ведьма крутанулась, расставив руки. – И сила… её столько… я знаю, кто ты. Ты нравишься моей сестрице. Она дура. Всегда была.
- А ты, стало быть, умная?
- Да. Или нет. Не знаю. Все так… смешалось. Мне нравится её дразнить.
Ведьма резко села.
- Где я?
- В круге.
- Это я вижу. Что за место?
- Круг силы.
- Моей?
- Думаю, что не только, - Эдди опустился на траву. Он все еще предпочитал держаться по ту сторону границы. – Когда-то здесь что-то было.
- Везде что-то да было, - фыркнула ведьма и стянула рубашку. – Так-то мне больше нравится!
Её кожа была бела, слишком уж бела. И… лучше бы не смотреть, но не смотреть не выходит.
- А хочешь… хочешь, я поделюсь с тобой? Силой? Или собой? Разрешу сделать то, что делают с женщинами мужчины. Не думай. Я видела.
- Завтра тебе будет стыдно.
- Вряд ли, - ведьма хихикнула. – Я ведь ведьма! А ведьмам не бывает стыдно. Но ты боишься, да? Кого? Моей маленькой занудной сестрицы?
- Нет, не её.
- А чего?
- Того, что она огорчится. А мне не хочется её огорчать.
Смех у нее похож на карканье.
- Ты влюбился?
- Еще нет. Но, наверное, могу.
- А в меня?
- Вряд ли.
- Почему? Мы ведь так похожи… почему не я? Я ведь лучше! Я всегда была лучше! И буду.
- Это не имеет значения.
- А что имеет?
- Если бы я знал, - Эдди погладил дудочку. – Я тебе тоже не нужен. И ей ты навредить не хочешь. Пока. Потом… потом я найду способ защитить её. И от тебя в том числе. Если ты не сумеешь справиться.
- С чем?
- С силой. Это она в тебе колобродит. Или ты с ней сладишь, или она с тобой.
Ведьма нахмурилась.
- Места… всякие бывают. Возможно, тут храм стоял. Не человеческий.
- А бывают такие?
- Отчего нет. Пусть даже на храмы и не похожи, но… сюда приносили жертвы.
- Человеческие?
- Может и так, а может и нет. Жертва – это дар, а уж что дарить, сам думай, - Эдди погладил дудочку. – Но приходили многие. И дары их, судя по всему, принимались. Место помнит. И хранит отголоски силы. А может, здесь когда-то погиб кто-то сильный. Очень и очень сильный…
…или уснул, как то существо, что пряталось под городом.
- Маги должны были почуять.
- Глазами не увидеть музыку, а ушами – картину. Маги видят свою сторону силы. У ведьм другая. Я так думаю.
- И поэтому я здесь?
- Тебя позвали. И ты пришла.
- Кто позвал?
- А мне откуда знать, - Эдди скрестил ноги. – Это ты сама услышать должна. Я ж не ведьма.
Она крутанулась, нарочито медленно, позволяя разглядеть себя. Ладони скользнули по животу, по груди.
- Прекрати, - попросил Эдди. – А то я уйду.
- Уходи.
- И позову твоего батюшку. Как ты думаешь, ему понравится?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Ты его найди сперва.
- Или вот Берта… с ним проще. А то и вовсе матушку.
Ведьма скривилась.
- Скучный ты.
- Какой уж есть.
- А ты и вправду бастард императора?
- Что? – Эдди хмыкнул. И совершенно честно ответил: - Нет. Но в это не поверят.
- Почему?
- Потому что людям нравится верить в сказки. Или не в сказки, но в истории, которые на них похожи. А еще понимать, что кто-то другой тоже грешен.
- Сыграй, - попросила ведьма. – Пожалуйста.
- Эта не та дудочка…
- Не та. У тебя есть еще одна. Я… чувствую, - она наклонилась, потянулась всем телом, и волосы скользнули по обнаженной спине.
Все-таки не стоило идти сюда одному.
Эдди молча достал вторую дудочку.
- Она… не думаю, что на ней теперь можно сыграть, - он погладил потемневшую кость. – Когда-то давно она служила шаману. Сильному, я думаю. Но его убили. А она попала в грязные руки. И все одно пыталась служить.
Ведьма завороженно уставилась на дудочку.
Да она и дышать-то перестала.
- Она забрала много жизней. И душ. И грязи. И теперь вот… сломать её – неправильно. Она живая. Это как убить собаку за то, что хозяин у нее дерьмовый. Но и играть на ней я не рискну.
- Дай, - рука протянулась за черту круга. – Дай же!
Ведьма выкрикнула. И голос её заставил ветер закружиться. Зазвенели стеклянные цветы, а пыльца их поднялась облаком.
- Дай, она моя… моя она!
Не самое умное решение. И ведьма молодая, бестолковая, и дудочка такая…
- Это не игрушка, - предупредил Эдди.
- Я знаю. Просто… это мое! Понимаешь? Я вижу. Я… что ты хочешь? Я все отдам. Меня. Сестрицу мою… все, что только попросишь.
- Оденься, - попросил Эдди.
- И тогда дашь?
А в глазах безумный блеск. Но не в этом дело, а… в том, что и дудочка хотела к ней. Эдди чувствовал её тоску, её боль.
И надежду.
Ведьма-шаман? Бывает такое?
- Попробуй. Но если не выйдет, я её заберу. А вздумаешь дурить, то и тебе горло перережу.
Произнес он это спокойно. И так же спокойно положил дудочку на край круга. И отступил.
Ведьма натянула грязную рубашку, и волосы спутанные за спину забросила. Дрожащие пальцы её коснулись дудочки. Замерли, будто прислушиваясь, будто не веря, что им и вправду можно.
А потом она схватила.
Прижала к груди.
Закрыла глаза. И поднеся к губам, тихонько дунула.
Стон-плач пронесся над поляной, и второй, и третий. Вот шепот. И почти крик, на грани слышимости, но такой, что душу наизнанку выворачивает. И усидеть получается с трудом.
Снова шепот.
Спор.
Ведьма кружится по поляне, и волосы её разлетаются шелковым покрывалом, в котором прорастают белые звезды лютиков.
Ведьмин цвет.
Ведьмин танец.
Ведьмина ночь.
Она замерла, покачнувшись, а потом молча, разом утратив силы, опустилась на землю. И мир стал прежним. Он, еще хранивший эхо этой песни, замер. Ни звука. Ни шороха.
Ничего.
Эдди поднялся и переступил границу.
Ведьма оказалась довольно увесистой. Эдди перекинул её через плечо, подумав, что, если кто его заметит, объяснить происходящее будет трудно.
А дудочку она так и не выпустила. И даже беспамятная, сжимала крепко.
Мамаша Мо только хмыкнула. И глянула так, выразительно.
- Не бросать же её было, - Эдди хотел было сбросить ведьму на кровать, но увидел, что та занята.
Эванора Орвуд сладко спала, сунув под щеку ладони. Она завернулась в одеяло и…
- Матушку позови. Пожалуйста. Если еще не легла.
- Нечего беспокоить, - отмахнулась Матушка Мо. – Вона, туды клади. Сейчас обмоем… ишь ты, взаправдашняя ведьма. С ведьмами не связывайся. Дурковатые они. Иди он, поешь. А после отнесешь. И я с ними останусь, пригляну, чтоб чего не случилось…
