Грибов недоверчиво посмотрел на обоих, но больше расспрашивать не стал.
— Когда похороны? — спросил Кононов.
— В час дня.
— Мы вас попросим еще об одном одолжении. Побывайте там, послушайте, о чем говорят люди. Мы потом свяжемся с вами.
Назад они возвратились в обеденный перерыв. К немалому удивлению, увидели в кабинете Маврина, жующего бутерброд с колбасой.
— Знаю, знаю. И о результатах вскрытия знаю, и о Сомове. А я вам сувениры привез, — сказал он.
Маврин достал из портфеля две коробки и вручил обоим. В них оказались миниатюрные хрустальные голуби — эмблема Боровского стекольного завода.
— Могу я поинтересоваться вашими планами на сегодняшний вечер?
— У нас билеты… в театр, — смутился Кононов.
— Прекрасно. Сам давно мечтаю сходить в театр, да служба не позволяет. Жаль. А я думал, вы составите мне компанию.
Молодые люди растерянно переглянулись.
— В гости к одному очень интересному человеку. Я не берусь утверждать, что вам будет интересней, чем в театре, но скучать не придется. К тому же мне хотелось побыть с вами вечерок просто так, в узком кругу.
— Мы согласны, — сразу сказала Катя.
— Чудесно… — Маврин пошарил в кармане и вытащил десятку. — Купите чего-нибудь, конфет, что ли Через час будьте готовы.
В назначенное время они застали Маврина уже одетым. Через полчаса добрались до окраины города. Было еще светло, в небе ни единого облачка. Маврин уверенно подошел к одному из домов и едва коснулся калитки, как на пороге появился крупный краснолицый мужчина. Лысой головой он почти касался притолоки.
— А это мои коллеги и друзья, — представил Маврин своих спутников.
Мужчина добродушно улыбнулся и принял в свою твердую и широкую, как лопата, ладонь руку Кононова, а затем уж совсем осторожно Катину.
— Как настроение, Анатолий Дмитриевич? — поинтересовался Маврин, следуя за хозяином в дом.
— Хорошее, Петр Петрович, чего унывать. Я только сначала горевал, когда на пенсию вышел, как ни говори, почти полвека в горячем производстве, а тут вдруг раз и оборвалось…
Комната, куда они вошли, была обычной: стол, стулья, диван без всякой претензии на роскошь. Зато от стеллажей, занимавших две стены от пола до потолка, нельзя было оторвать глаз. Там переливались всеми цветами радуги прозрачные фигурки из стекла, изображающие людей, зверей, сценки из русских сказок.
— Занимательное у вас хобби. Анатолий Дмитриевич, — сказал Эдик.
— Я ведь хрустальных дел мастер. Всю жизнь такими поделками увлекаюсь, в выставке участие принимаю.
— Вы на каком заводе работали?
— На Боровском.
За разговорами ушло немало времени. На улице стемнело. Хозяин повел гостей в другую комнату. Ее единственное окно было плотно зашторено, а у обеденного стола горел высокий торшер с тремя абажурами.
Усевшись за столом, повели неторопливую беседу. Разговаривали главным образом Маврин с хозяином, причем на такие, по мнению Кононова, пустячные темы, что его подмывало встать и попросить разрешения уйти. Катя же, наоборот, с нескрываемым любопытством прислушивалась к разговору.
Внезапно беседа прервалась, и все явственно услышали тяжелые шаги на крыльце. Затрещал звонок над дверью.
Маврин встал.
— Идите спокойно, Анатолий Дмитриевич, — уверенно сказал он, и Катя с Эдиком заметили в руке шефа пистолет, который выглядел здесь настолько неожиданно, что они оцепенели.
— Вы остаетесь здесь, — кивнул им Маврин и, осторожно ступая, вышел вслед за Ежиковым в коридор.
— Кто там? — спросил Ежиков.
— Телеграмма из Боровска, — отозвался хрипловатый мужской голос.
— Сейчас… сейчас открою. — засуетился хозяин.
Коренастый мужчина в надвинутой на лоб широкой кепке шагнул с улицы в темноту коридора и. не замечая стоящего за распахнутой дверью Маврина, направился вслед за Ежиковым в комнату.
Услышав в другой комнате какие-то звуки, вошедший резко остановился. Но тут на пороге появился Кононов.
— Товарищ Грибов! — удивленно воскликнул он.
Дальше произошло совсем уж неожиданное: в комнату вбежали Маврин и еще двое каких-то людей, мгновенно вывернули Грибову руки.
Через минуту на столе лежал блестящий пистолет.
— Николай Варфоломеевич, — опять пробормотал ошеломленный Эдик.
Грибов не шевельнулся.
— Где же телеграмма, гражданин Сусло? — спокойно и даже небрежно спросил Маврин. — Давайте ее скорее сюда. Мы так ждем…
* * *
Чугунная лестница следственного изолятора гудела. Казалось, что по ней идут не три человека, а целый взвод солдат, обутых в кованые сапоги.
Маврин прислушался к приближающимся звукам и по привычке оглядел комнату. Ничего лишнего. Стол и табуретка, привинченные к полу, закрепленная на стене лампа с гибким абажуром, бланки протоколов. Лишними казались здесь, пожалуй, только Кононов и Майорова, которые примостились у края стола.
Конвоиры ввели Сусло. С порога он злобно и долго смотрел на Маврина.
— Будем гипнотизировать друг друга? — с легкой иронией спросил Маврин и жестом указал на привинченную в углу табуретку.
Не отрывая взгляда от следователя, Сусло уселся на табуретку, опустив между ног сжатые в кулаки руки.
— Нам остаться? — спросил один из конвоиров.
— Можете быть свободными, — отпустил их Маврин. В кабинете воцарилось молчание.
— Я думаю, — наконец заговорил Маврин, — после всего случившегося у вас есть только один путь — рассказать правду от начала и до конца.
— Мне непонятно, о какой правде вы говорите, — угрюмо ответил Сусло.
— Я знавал одного человека, который давно, лет пятнадцать назад, также не сказал следователю всей правды. И вы думаете, это его спасло? Ничуть. Прошлое всегда возвращается.
— А, собственно, от меня-то чего надо? — поинтересовался Сусло.
— Меня интересует, с какой целью вы пришли к гражданину Ежикову вечером двадцать седьмого августа?
— Я знал его по Боровску, решил навестить.
— Почему, позвонив в дверь, вы представились разносчиком телеграмм?
— Случайно получилось.
— Зачем вы пришли с оружием?
— Место там глухое, вот и взял.
— Где вы взяли пистолет?
— Нашел.
— В каком месте? Когда?
— Месяца два назад. У развалин дома, где прежде жил Зотиков.
— Почему вы его не сдали?
— Да… как-то так…
— Кроме изъятого вчера пистолета, имеется у вас оружие в настоящее время? Или. может быть, имелось прежде?
Сусло помрачнел, бросил исподлобья испытующий взгляд на следователя, а потом отрицательно покачал головой.
