Как только забиваю рюкзак под завязку, беру на руки Пушка и иду в коридор.
– Остальное позже заберу, – говорю уже в дверях. На мне скрещиваются два взгляда – ликующе-торжествующий и просто насмешливый, и мне сильно хочется сходить в душ, смыть с себя неприятные ощущения. – Если хоть что-то из моих вещей пропадет, заявлю в полицию на честную и приличную. У моего парня там дядя работает, так что неприятности вам гарантированы.
Кириллу звоню с балкона. Мы с Пушком и рюкзаком ждем его на привычном месте. Я реву от обиды и стресса, а Кирилл говорит что-то успокаивающее и просит не вешать трубку. Пушок так напуган, что даже не пытается убежать. Устраивается тихонько у меня за пазухой и затихает. Так мы и ждем Кира, напуганные, потерянные и несчастные.
Глава 34
С балкона Кирилл выносит меня на руках, а туго набитый рюкзак болтается у него на плече. Я жмусь к его теплому, крепкому телу, будто, если недостаточно сильно держаться, я могу упасть и потерять его. Пушок, словно все чувствует и понимает, смирно сидит на моем животе как в гамаке. На улице нас ждет такси, а я успеваю заметить, как колыхнулась штора на окне в бабушкиной комнате. Плевать. Вообще плевать на эту алчную, долбанутую тетку. Пускай с ней мама разбирается, если захочет, я же сотру из памяти и забуду, как страшный сон.
Кир привозит нас к себе в квартиру. К нему на второй этаж поднимаюсь уже самостоятельно с Пушочком, который так и не слез с моих рук. По пути сюда я уже успела рассказать Кириллу все в деталях, и сейчас он зол на тетку не меньше меня. Даже одаривает ее парой крепких слов, хотя, на мой взгляд, для такой, как эта женщина, они слишком мягкие и не отражают всей ее низменной сути.
Мы с котенком растерянно жмемся друг к другу, сидя на диване, пока Кир бегает за кошачьими принадлежностями в круглосуточный гипермаркет, потому как лоток и корм я даже и не подумала взять с собой. Подольский возвращается с подарками для Пушка, даже игрушечную мышь ему дарит, а для меня водружает на стол целый торт. Я смотрю на белые и желтые кремовые розы, на декор из разноцветных бусин и шоколада, и улыбка сама собой расцветает на моем лице.
– Он восхитителен! – выдыхаю я.
– Решил поднять тебе настроение, – хитро щурится на меня Кир.
И уже через несколько минут понимаю, почему. Он сажает меня к себе на колени и начинает кормить с ложечки, как маленькую. И нет во всем мире места лучше, чем на этой кухне с современным ремонтом на руках у Подольского. Я принимаю правила игры и тоже хватаю ложку, лежащую тут же на столе. Мы забавляемся еще долго. До тех пор, пока от сладкого не становится дурно, и я смущенно прошу колбасы.
Это совсем не похоже на свидание, да и соблазнить мужчину девице, жаждущей сервелата, вряд ли удастся, но перед Кириллом мне нет нужды изображать из себя кого-то другого. С ним не нужно жеманства, кокетства, не нужно прикрывать себя наносным и фальшивым. Не нужно делать вид, что я лучше, чем есть на самом деле, и это так легко – просто быть.
Мы ребячимся, пока я не начинаю зевать. Тогда Кир выдаёт мне футболку и шорты и отправляет в ванную, где я долго стою под душем и пялюсь в потолок. Я растеряна, не чувствую своего места в этом чужом огромном мире, но твёрдо знаю: прямо сейчас рядом есть человек, который не даст потеряться, он выведет из тени в свет, и все будет хорошо.
Хотя в квартире у Подольского две комнаты – гостиная с огромным диваном и спальня, ложимся мы вместе на просторной двуспальной кровати. Кирилл обнимает меня всю ночь, и, несмотря на то, что спать таким образом жарко и тесно, я не отодвигаюсь. Эти объятия мне нужны больше, чем ему, в них нет страсти или намеков на большее, в них уют, обещание и тепло.
Утром между нами не возникает неловкости, будто мы так давно уже вместе, что проводить ночи в обнимку для нас – в порядке вещей. Воскресенье проходит тихо и незаметно. Пределов квартиры мы не покидаем, она – наш маленький уютный мирок только для двоих. Время будто замирает, пока мы готовим обед, смотрим фильмы и играем с Пушком. Мне нужна эта пауза. Передышка помогает немного прийти в себя, подкопить сил, чтобы в понедельник уже продолжить свой вынужденный забег.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сидеть на парах себя заставляю. Мысли уносятся в сторону позавчерашнего скандала, к бабушке, к Кириллу – куда угодно, но только не к теме занятия. Преподаватели недовольно косятся, но поскольку я сижу тихо, ничего мне не говорят. Староста пытается растормошить, и тогда я сообщаю о смерти бабушки. От меня сразу же отстают и начинают смотреть сочувственно. А в обед Кир приносит отличную новость:
– Я договорился, тебе дали место в общежитии, – светло улыбается он мне.
– Кирилл! – пищу я восторженно и бросаюсь ему на шею прямо в столовой у всех на виду. Я так счастлива, что не останусь бомжом, что мне плевать в данный момент, кто и что обо мне подумает. – Спасибо! Ты самый лучший!
– Ты просто ещё не видела условий, в которых живут студенты, – смеётся он. – Иначе бы не радовалась так сейчас.
– Плевать! – самонадеянно заявляю я. – Всяко лучше, чем на улице.
– Просто хочу напомнить, – наклоняется он к моему уху и шепчет завораживающе: – Ты всегда можешь переехать ко мне.
– Давай сначала переедет Пушок, – бормочу я смущенно. – Не будем спешить, да и мне будет спокойнее иметь своё законное жилье…
– Я понял-понял, – останавливает мою невнятную речь Подольский и хитро улыбается. – Зайчишка.
Смену в кафе сегодня опять приходится пропустить. Сначала мы с Киром идём оформлять необходимые документы для общежития, потом едем непосредственно туда. Моим глазам предстаёт крохотная комнатка на две кровати со старыми, ещё деревянными и рассохшимися окнами и полным отсутствием ремонта. Стены в ней просто окрашены краской, а на полу – протертый до дыр линолеум.
– Ого, – я обвожу взглядом хоромы. Да по сравнению с ними простенькая двушка моей бабушки – целый дворец.
– Мое предложение о квартире все еще в силе, – напоминает Кирилл. Он стоит, опершись плечом о косяк двери, и, скрестив ноги в лодыжках, разглядывает меня.
– О сожительстве, – многозначительно поправляю я, на что Подольский лишь закатывает глаза.
Ещё раз обвожу скудную обстановку взглядом и иду на выход. Повезло хоть, что кровати новые и матрасы свежие на вид. Не представляю, как спала бы на пролежанных. Наверное, сразу побежала бы к Кириллу столбить койко-место.
После общаги, оставившей в моей душе неизгладимые впечатления, едем в квартиру бабушки, чтобы забрать оставшиеся вещи. Не хочу надолго оставлять их там без присмотра. При одной только мысли о том, что в них может копаться тетя Лена или того хуже – Виталик, становится неимоверно противно. Возле подъезда встречаем приятеля Кирилла.
– Знакомься, это Степан, – представляет мне Подольский темноволосого мужчину лет тридцати. – Он с пятого этажа, – поясняет так, будто это может сказать мне о многом.
Но этого Степана я вижу в первый раз, поэтому вежливо здороваюсь, но любопытства не испытываю. Признаться честно, я – истинное дитя мегаполиса, и до соседей по лестнице мне особого дела нет.
– Ну, как сам? – приятель Кирилла тоже больше увлечён самим Кириллом, нежели его спутницей. – Далеко переехал?
Минут пять я слушаю чужой трёп, а потом решаю не терять времени даром и поднимаюсь в квартиру. Открываю своим ключом, и дверь поддаётся, а я, признаться честно, была уверена, что шустрая тетя Лена замки уже сменить успела. А ну как захватчики в лице ближайших родственников явятся оспаривать территории? Неосмотрительно, конечно, с ее стороны и беспечно. Хотя мама по телефону сказала, пускай сестра подавится этой квартирой, мы претендовать на неё не будем.
– Пусть себе оставит, на бедность! – бушевала мама. – Какой алчной Ленка всегда была, такой и осталась. Не зря от неё муж сбежал, не выдержал жизни с мегерой, вот она Виталичку и держит у юбки. А иначе вырастет дитятко, да упорхнет к какой-нибудь профурсетке, а Ленке одной оставаться совсем не с руки, вот и держит его при себе. Никогда таких матерей не понимала…
