9 мая Джон Хэнкс явился в город Декэйтер на съезд республиканцев штата с двумя стойками для ограды, перевязанными флагами и лентами, на которых было написано: «Авраам Линкольн, кандидат дровосеков в президенты в 1860 году. Две стойки из партии в 3 000, наколотых в 1830 году Томасом Хэнксом и Эйбом Линкольном, отец которого был первым поселенцем в графстве Мэйкон».
Последовали выкрики: «Линкольн! Линкольн!
Речь!» Линкольн выразил свою благодарность делегатам. Вспыхнула овация: «Трижды три здравицы за честного Эйби, нашего следующего президента». Делегаты спросили Линкольна: «Узнаете свою работу?» — «Возможно, что я колол эти брусья, — отозвался Линкольн и, тщательно осмотрев их, добавил: — Знаете, ребята, я очень много наколол брусьев, но те были ровнее этих». Таким образом был выдвинут кандидат дровосеков. Он получил прозвище «Колольщик брусьев».
Тем временем демократическая партия разделилась на две фракции, которые созвали отдельные съезды: в мае собирались демократы-аболиционисты, в июне — сторонники рабства. При наличии такого раскола в демократической партии победа республиканцев в ноябре была обеспечена.
Иллинойские делегаты шили себе из черного тонкого сукна костюмы к съезду республиканской партии, покупали шелковые цилиндры. Линкольн сказал: «Я слишком крупный кандидат, чтобы остаться дома, и не совсем еще кандидат, чтобы поехать на съезд».
Джад и другие положили много сил, чтобы съезд состоялся в Чикаго. Они уверили центральный комитет, что если съезд состоится в каком-нибудь восточном городе, партия «может потерять голоса Запада». Быстро растущий Чикаго стал символом смелости, предприимчивости и движения вперед.
16 мая 1860 года поезда привезли на съезд 40 тысяч гостей и 500 делегатов. На месте снесенного отеля Соганаш, стоявшего на углу улиц Лэйк и Маркет, было возведено огромное, хаотично построенное, громоздкое здание на 10 тысяч мест, прозванное Вигвамом. Чикагские девушки и дамы с помощью молодых людей украсили помещение флагами, транспарантами и красно-бело-синими лентами.
Судья Дэвид Дэвис прекратил работу восьмой выездной сессии суда, снял весь третий этаж лучшего в Чикаго отеля — Тремонт-хауза и уплатил 300 долларов за предоставление просторной штаб-квартиры Линкольну и его штату, состоявшему из евангелистов, коммивояжеров, неутомимых организаторов, агитаторов, увещевателей, прожектеров. Джес Фел встречался с лидерами делегатских групп, занимавших ключевые позиции, был их референтом. Джад, адвокат, тесно связанный с делегатом из Пенсильвании, поверенным железнодорожной компании, не задумываясь, раздавал всевозможные обещания крупным капиталистам, заинтересованным в постройке дороги к Тихому океану. Лионард Свэтт, молодой человек из Мэна, старательно разбивал единство про-сьюардских делегатов из этого штата. Ричард Дж. Оглсби, в качестве фрисойлера и вига, выросшего в Кентукки, делал все возможное, чтобы произвести впечатление на делегатов из Миссури своим грудным грубым кентуккийским говором. Джон М. Памер эффективно действовал среди бывших демократов, а Густав Кернер, немецкий эмигрант, работал как демон, чтобы разрушить шансы Бэйтса в отместку за то, что тот в 1856 году поддержал «ничего-не-знающих».
В гостиной штаба Линкольна любого делегата или важного гостя угощали сигарами, вином, портером, бренди, виски; счет на 321 доллар 50 центов был оплачен Хатчем и Лэймоном. Они приглашали делегатов и конфиденциально с ними беседовали или выступали с речами перед небольшими группами.
Торлоу Уид в штаб-квартире Сьюарда применял те же методы.
По Чикаго маршировали духовые оркестры; на оркестрантах сверкали пышные мундиры. Огромные толпы осаждали Вигвам, который мог вместить меньше трети всех собравшихся; ораторы непрерывно сменяли друг друга. В тысяче баров выборщики праздновали и разглагольствовали.
Накануне открытия съезда Дэвис и Дюбуа телеграфировали Линкольну: «Мы не шумим, но ставим вверх дном землю и небо».
Во второй половине дня 17 мая помощники Сьюарда потребовали провести голосование по кандидатурам, но председатель заявил, что «счетные листы еще не готовы». Незамедлительно было внесено предложение отложить заседание. Голоса специально не подсчитывались, председатель Джордж Ашман заявил, что предложение принято; заседание перенесли на следующий день. Это был решительный момент, ибо помощники Сьюарда могли бы протащить своего кандидата.
В ночь на 18-е сторонники Линкольна в течение всей ночи заключали весьма важные политические сделки. Дэвис телеграфировал Линкольну из чикагского штаба: «У меня большие надежды. Не волнуйтесь. Подыхаем от усталости. Телеграфируйте и пишите сюда как можно меньше».
Дюбуа и другие помощники Линкольна организовали совещание с делегатами из Пенсильвании и Индианы. Рэй из «Трибюн» пришел к своему шефу Медилу: «Индиана будет голосовать за старину Эйба». — «Почему вы так решили?» — спросил Медил. «Боже мой, мы им обещали дать все, что они просили». Калеб Б. Смит должен был стать секретарем в министерстве внутренних дел, а Уильям П. Дол комиссаром по делам индейцев; в результате вся группа из Индианы обещала целиком голосовать за Линкольна при первой же баллотировке. Пенсильванская группа из 54 делегатов, все в белых цилиндрах, при первом голосовании собиралась отдать свои голоса Саймону Камерону, а затем кому-нибудь другому. Судья Дэвис торговался с ними; Дюбуа телеграфировал Линкольну, что можно получить голоса камеронцев, если их лидеру будет обещана должность министра финансов. Линкольн телеграфно ответил: «Я не даю санкции ни на какие сделки и не считаю себя связанным ими».
Возможно, что он считал все-таки допустимым заключение бесчестных сделок и ему нужны были оправдательные документы. К тому же, базируясь на многолетних деловых взаимоотношениях с судьей, Линкольн хорошо знал ход мыслей, волю и совесть Дэвиса, а именно, что никакие самые решительные запрещения не заставят судью отказаться от своего намерения провести Линкольна кандидатом в президенты.
Уитни рассказал, что произошло после ознакомления с телеграфным ответом Линкольна: «Грубоватый Дюбуа выругался: «Будь проклят Линкольн!» Изысканный Свэтт проронил: «Я абсолютно уверен, что если бы Линкольн знал наше положение…» Критически настроенный Логан в сердцах плюнул: «Основная трудность с Линкольном — это…» — и он не закончил фразы. Герндон осмелился; вступиться: «Друзья, я попробую объяснить». Дэвис разрубил гордиев узел: «Линкольна здесь нет, и он не знает, с чем нам приходится сталкиваться. Мы будем продолжать наше дело так, как будто мы от него ничего не получали, и он потом будет вынужден утвердить это все».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
