Линкольн видел, что сильная молодая партия лепила из него фигуру героя, превозносила его, разукрашивала его персону сверх всякой меры. Сотни газет и уличных ораторов расхваливали его и называли «Эйби», «старина Эйби», «кандидат дровосеков», «человек из лесной глуши», «честный Эйби», «человек из народа»; о нем говорили, что он проницательный, красноречивый, достойнейший деятель данного периода, человек, начавший свою жизнь в хижине с земляным полом, но ему предстоит войти во Дворец Исполнительной Власти в Вашингтоне.
Дуглас разъезжал по всей стране, выступая за дело, которое он в душе считал уже проигранным. В Норфолке, в штате Виргиния, он заявил аудитории из 7 тысяч слушателей, что он жаждет голосов только от тех, кто хочет сохранения Союза. Ему была подана записка с вопросом: рекомендует ли он применение оружия, если юг отделится? Он немедленно отрезал: «Я думаю, что президент Соединенных Штатов, кто бы он ни был, должен поступить со всем», кто попытается нарушить наши законы, как Старый Дуб (генерал Джексон, президент США) поступил в 1832 году с «уничтожателями». В Рали, Северная Каролина, он сказал, что «повесил бы каждого противника конституционных законов выше, чем висел Гамман из Ветхого завета».
Выступая на севере, он высказывался за «похороны южного отделения и северного аболиционизма в одной могиле».
В Сидар Рапиде, в штате Айова, получив известие, что Пенсильвания за республиканцев, Дуглас повернулся к своему секретарю: «Линкольн — будущий президент. Мы должны попытаться спасти Союз».
Поток писем к Линкольну не прекращался: как он будет решать проблему рабства? Вмешается ли он в конфликт? Не будет ли разумным прямо сказать, что не вмешается?
На одно из них он ответил: «Те, кто не хочет читать или внять тому, что я уже публично сказал, не прочтут и не поймут повторения сказанного мной».
Прошли лето и осень. Настала последняя неделя кампании.
Первые сообщения в день выборов, 6 ноября, дали Дугласу большинство в графстве Сэнгамон, а Линкольну — в Спрингфилде. С девяти часов вечера Линкольн сидел в конторе телеграфа. Вместе со своими друзьями он пошел в республиканский женский клуб, находившийся на противоположной стороне улицы, — там им приготовили ужин. Дамы окружили его: «Как поживаете, мистер президент?» Не успели мужчины усесться за стол, как вбежал почтальон, размахивая телеграммой: Нью-Йорк проголосовал за республиканский бюллетень. Избрание Линкольна было предрешено.
На улицах кипели людские массы. Многие кричали до хрипоты. Ликование все еще продолжалось, когда Линкольн пошел домой, чтобы сказать ожидавшей его счастливой женщине: «Мэри, нас избрали».
По общему подсчету голосов, Линкольн получил 1 866 452 голоса, Дуглас — 1 376 957, Брекенридж — 849 781, Белл — 588 879. Линкольн получил большинство в 17 свободных штатах, Брекенридж — в 11 рабовладельческих и Белл — в 3 рабовладельческих штатах. Из общего количества в 4 миллиона 700 тысяч голосов у противников Линкольна было почти на миллион голосов больше, чем у него.
2. Дом разделенный
Избрание Линкольна оказалось сигналом. Атлантская газета «Конфедерэйси» выразила мысли тех, кто хотел решить спор силой: «Пусть будет, что будет — может быть, река Потомак станет красной от крови, а Пенсильвания-авеню покроется изувеченными телами на десять саженей в высоту, пусть с лица американского континента будут сметены последние остатки свободы, но юг никогда не согласится на такое унижение и такой позор, как торжественный ввод Авраама Линкольна в должность президента». В этом заявлении была отчасти бравада, а отчасти и выражение надежды и решимости.
Не менее фейерверочным было выступление Уэнделла Филлипса в Бостоне. Он говорил от имени группы аболиционистов: «Пусть юг уходит под звуки труб, с развевающимися знаменами, мы с радостью напутствуем уходящего гостя… Привет разделению. Пусть у нас будут только торговые связи, как со всеми другими странами».
Палата представителей Южной Каролины приняла решение завербовать и экипировать 10 тысяч солдат; Джорджия вотировала 1 миллион долларов, а Луизиана — полмиллиона на оружие и вербовку солдат. Роберт Тумбе сказал: «Известно, что вы хотите признать незаконным имущество нашего народа стоимостью в 4 миллиарда долларов… Разве это не повод для войны?»
В почте, приходившей на имя Линкольна, были и письма, в которых его обзывали человекоподобной обезьяной, принесшей стране большое горе, фигляром и монстром, идиотом и выкидышем; писавшие выражали надежду, что его выпорют, сожгут, повесят, подвергнут пытке. Разные «братства, связанные клятвой», присылали рисунки виселиц и кинжалов. Однажды миссис Линкольн распаковала холст, на котором был нарисован ее муж с веревкой на шее, с кандалами на ногах, весь вывалянный в смоле и перьях.
В Чикаго согласно письменной договоренности Линкольн встретился с будущим вице-президентом Гамлиным, а затем с Джошуа Спидом. Линкольн хотел при предстоящем назначении должностных лиц поровну распределить места между вигами, с одной стороны, и демократами, ставшими республиканцами, — с другой. Он доверил Гамлину определить кандидатуру морского министерства, выбрав одного из трех человек, которые нравились Линкольну. Гамлин остановился на демократе Гидеоне Уэллесе, редакторе из Хартфорда. Министром иностранных дел они оба решили назначить Сьюарда, но все же надо было посоветоваться с Джоном Трамбулом: Джон не очень этого жаждал, но согласился. Сьюард притворился, что ему нужно серьезно подумать, после чего дал свое согласие.
С Джошуа Спидом Линкольн беседовал о видах на урожай в Кентукки, о возможных назначениях и как бы случайно спросил, как у него обстоит дело с деньгами, какие виды на доходы, на заработки. Спид мгновенно ответил, что он знает, зачем Линкольн задает такие вопросы. Ему, Спиду, не нужна ни одна должность из всех тех, что Линкольн может ему предложить. Они оба остались довольны друг другом.
Каждый Лень поезда привозили в Спрингфилд сотни пассажиров, желавших увидеть нового президента. Одни, сияя от удовольствия, просто хотели взглянуть на него, пожелать ему долгой жизни и успеха. Другие тоже сияли и повторяли: «Как мы рады, что вступили в республиканскую партию», но они подчеркивали, что выдвинули его кандидатом, выбрали президентом, и интересовались должностями почтовых чиновников, сборщиков налогов, местами секретарей. Они его изводили. Они жаждали народных денег, легкой работы, теплых местечек. Это. были герои, предпочитавшие не работать, а полеживать в гамаках. Они измучили Линкольна больше, нежели признаки надвигавшейся войны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
