Я продолжаю жевать еду, даже не смотря на него. Я не хочу говорить ни с ним, ни с кем-либо еще. Я просто хочу забыть и остаться одна. Все, чего я хотела, когда вернулась сюда, — это нормальная жизнь.
Я уже так много потеряла, а тут я потеряла все снова.
— Прости, что заставил тебя прийти на ужин тогда. Я был слишком глуп. Не понимал, почему ты сходишь с ума из-за встречи с ним. Я понятия не имел, насколько все плохо на самом деле. Черт, Кир творил такое дерьмо… но то, что он сделал с тобой… я никогда бы не подумал, что он способен на такое.
Его имя вызывает эмоции, гнев или, может быть, печаль?
Я не знаю… но одно я точно знаю, я не хочу слышать его имя, только не сейчас, а может быть, никогда.
— Он заплатит за то, что сделал с тобой. Он мой брат, и я люблю его, но у него не было права делать то, что он сделал.
Марк ударяет кулаком по столу, но я даже не вздрагиваю от этого действия.
— Пожалуйста… — мое горло пересохло, поэтому слова даются с трудом. — Пожалуйста, остановись.
Я смотрю на него, и он кивает, пытаясь сдержать свой гнев. За все годы, что я его знаю, я никогда не видела его таким злым.
— Мне жаль… — он резко выдохнул. — Я просто пытаюсь понять все это и злюсь, потому что не могу. Я не понимаю.
Я не рассказываю ему, что тоже не понимаю, что внутри я настолько сломлена, что мне больно дышать, больно чувствовать, как бьется этот дурацкий орган в моей груди.
Я переживу это, если мне никогда больше не придется встречаться с ним лицом к лицу, если мне никогда не придется думать о том, что произошло. Если не думать об этом, значит, этого вообще не было.
Схватив свою тарелку, я встаю и выбрасываю ее содержимое в мусорное ведро, а затем ставлю ее в посудомоечную машину и иду обратно в зал.
— Диан.
Я морщусь, когда слышу, что он произносит мое имя, но игнорирую это. Я не хочу говорить. Я не хочу думать.
Жизнь лучше без этих эмоций… лучше без боли.
Глава семьдесят девять
Проходит еще три дня, каждый день состоит из одного и того же. Проснуться, принять душ, поесть, лечь в постель, снова поесть. Марк не пытается снова заговорить со мной о нем, и я благодарна ему за это.
Сегодня я расположилась в гостиной, а не в спальне, что, полагаю, является небольшим шагом вперед. Хотя на самом деле я не знаю. Все, что я делаю, это проживаю свою жизнь как оболочка человека, которым я когда-то была.
Я смотрю в окно, смотрю на задний двор, смотрю в пустоту. Я слышу, как Марк в своей комнате переставляет вещи. У него звонит телефон, и через секунду он отвечает.
— Да, я знаю.
Его голос монотонный, как и моя жизнь сейчас.
— Ну, он же сам это устроил. Отстранение — наименьшая из его проблем, в данный момент.
Я должна что-то чувствовать, хоть что-то, слыша, как Марк говорит о том, что его отстранили, но мне все равно. У меня нет никаких эмоций по отношению к тому, что я слышу.
Гнев, печаль, ненависть — эти чувства давно прошли, остались позади вместе с прежней Дианой.
— Она справляется настолько хорошо, насколько может справляться человек, прошедший через то, что она пережила.
Марк звучит разочарованно, но я не могу заставить себя поддержать его.
— Да, я дам тебе знать, если что-то изменится.
В доме снова воцаряется тишина. Стул в комнате Марка скрипит о деревянный пол, и мгновение спустя я ощущаю в комнате его присутствие. Он ничего не говорит, и я думаю, что возможно, он ушел.
Затем я слышу как он прочищает горло.
— Папа хочет увидеть тебя… поговорить с тобой…
Я тяжело сглатываю от его слов, но ничего не отвечаю. Мне нечего сказать, и его приход сюда и разговор со мной ничего не изменит.
Марк обходит диван, чтобы встретиться со мной взглядом, черты его лица напряжены, на лбу залегли напряженные морщинки, и я задаюсь вопросом, зачем я вообще сюда пришла. Смотреть на Марка — все равно, что смотреть на его более старшую версию. Кошмар, моя погибель.
Марк садится рядом со мной, его рука ложится на мою.
Его прикосновение теплое, и мое тело реагирует на него дрожью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я не могу сдерживать его вечно, Ди. Я хочу помочь тебе, и ты знаешь, что я сделаю все, что смогу, но мне нужно, чтобы ты выбралась из этого.
Я моргаю и перевожу взгляд с его руки, которая держит мою, прежде чем снова посмотреть ему в глаза. Острые черты, пронзительные зеленые глаза, ямочка в уголках губ.
Каждый раз, когда я смотрю на Марка, я вижу его.
Он нежно сжимает мою руку, возвращая меня в настоящее.
— Ты попробуешь, Диан? Тебе не нужно выходить из дома или куда-то идти, но мне нужно, чтобы ты попыталась поговорить с кем-нибудь, даже если это буду только я, даже если это будет разговор ни о чем.
Улыбка, которую он мне дарит, — это улыбка, от которой все мои тревоги улетучиваются. Марк хочет чтобы во мне пробудились чувства и эмоции, чтобы я стала прежней, но этого не случится. Больше ничего не причинит мне боль, потому что причинение боли означает, что я должна чувствовать, а чувствовать я не готова.
Я выдергиваю свою руку из его и встаю, идя обратно в спальню, не говоря ни слова.
— Ну же, Ди, пожалуйста, — кричит Марк, эмоции забивают его горло.
Я продолжаю идти, пока не дохожу до своей спальни, затем проскальзываю внутрь и тихонько закрываю за собой дверь.
Еще один день без боли… еще один день без него.
Глава восемьдесят
— Мне жаль, Ди. Мне чертовски жаль.
Я хочу верить ему. Я хочу верить ему так сильно, что говорю себе, что могу, но стоит ли? Он причинил мне боль… он растоптал мои чувства. Сейчас я лишь оболочка того человека, которым была раньше. Моя нижняя губа дрожит, и слезы катятся по щекам.
— Как ты мог так поступить с нами? Я думала, ты любишь меня?
Лицо Цепова превращается в нечто иное, он выглядит страдающим.
— Я действительно люблю тебя. Я облажался, Диан, я так облажался, я никогда не смогу доказать тебе, как мне больно осознавать, что я так поступил с тобой. Я был глуп и безрассуден.
Я качаю головой, потому что в глубине души я знаю, что хочу простить его. Я хочу отпустить боль, окутывающую мое сердце, разъедающую мои внутренности, но я не готова.
— Вернись ко мне, Ди, пожалуйста, я умоляю тебя. Я все, что тебе нужно, и даже больше. Я никогда больше не причиню тебе боль.
Его зеленые глаза умоляют меня, его голос — как успокаивающий бальзам на мое ноющее сердце…
Проснувшись, я прижимаю руку к груди, мое сердце бьется учащенно. Даже в мыслях, во сне, я не могу убежать от него, и в глубине души я знаю, что, вероятно, никогда не смогу. Сердце хочет того, чего хочет, но сердце чертовски глупый орган и сейчас ему лучше заткнуться.
Я смаргиваю сон с глаз и сажусь на край кровати, когда шум за дверью доносится до моих ушей.
— Она не готова.
Голос Марка раздается прямо за моей дверью, и мне интересно, с кем он говорит. И на мгновение, на миг, паника подкрадывается ко мне, но прежде чем она успевает охватить меня, я отступаю назад.
Я укрепляю свои стены, потому что знаю, что если я впущу хоть какое-то чувство, даже самое незначительное, все рухнет. Я слышу еще один голос, и все надвигающиеся эмоции полностью исчезают.
— Мне все равно, сынок, теперь подвинься или я тебя подвину. Эта девушка мне как дочь, и будь я проклят, если позволю ей сидеть в этой комнате в одиночестве.
Марк, должно быть, воспринимает слова отца всерьез, потому что через секунду дверь моей спальни открывается, и через нее входит Цепов старший.
Он улыбается, как только видит меня, но я не отвечаю ему тем же.
— Как поживает моя девочка?
Я пожимаю плечами, когда он проходит вглубь комнаты. Марк бросает на меня извиняющийся взгляд с порога, как бы говоря, что ему жаль, но он не должен извиняться, это не его вина.
Константин устраивается на кровати рядом со мной, его большое тело съедает большую часть пространства, из-за чего комната кажется меньше, чем есть на самом деле.
