— Завтра, — успел он шепнуть мне, прежде чем волна тел разделила нас.
И вот сейчас, глядя на эту карточку, я понял, что когда завтра вечером пойду в Пултени-хаус, то, возможно, уже смогу сообщить кое-что Алетии — кое-что важное, — если моя встреча с Пиквансом окажется плодотворной. Я не представлял, что именно, если уж на то пошло, смогу отыскать в одном из его каталогов. Может быть, списки покупателей и продавцов или имя того, кто предложил для продажи этот том Агриппы. Может, даже какую-то связь, слабый след, способный привести к искомому пергаменту или, по крайней мере, к его отправной точке, библиотеке сэра Амброза, и к тем, кто ограбил ее. Ведь грабители могли продать книги — это же был, в конце концов, сбыт краденого! — как раз через такого беспринципного дельца, как Пикванс.
Я повернул обратно в сторону «Золотого рога», куда как раз входило несколько посетителей. Час был еще не поздний: не пробило, кажется, и пяти. С нарастающим чувством вины, чтобы не сказать удивления, я понял, что мне не хочется возвращаться в «Редкую Книгу»; пока еще не хочется. Может, стоит вернуться домой пешком, неторопливо прогуляться. День выдался прекрасный, даже здесь, в Эльзасе. Я пришел к выводу, что вонь от воды Флит-ривер не так уж сильна, если к ней немного привыкнуть. Усилившийся ветер рассеивал мерцающие миазмы и тучи насекомых. Он также пригнал несколько облаков, которые медленно проплывали над головой в восточном направлении. По пути можно будет заскочить в таверну, подумал я, или в кофейню.
Засунув Magishe Werke обратно в карман куртки, я вновь глянул, словно уточняя адрес, на полоску бумаги в моей руке. Обычная визитная карточка торговца, включающая в себя герб — несомненно, поддельный — и четыре строчки аккуратно отпечатанного текста:
ДОКТОР САМЮЭЛЬ ПИКВАНС
Книготорговец и аукционист
Уайтфрайерс, Оружейный двор
Таверна «Голова сарацина»
Значит, мне предстоит еще по крайней мере одно путешествие в Эльзас; однако в первый раз такая перспектива не наполнила мою душу ужасом. И я осознал также, что меня не пугает перспектива посещения Линкольн-Инн-Филдс. Лицо Алетии вдруг представилось мне волнующе отчетливо, и я осознал также, что жду этой встречи почти с нетерпением. И вот, направляясь в сторону дома по Флит-стрит, где я действительно заглянул в таверну, я размышлял о том, что же происходит со мной последнее время. Я становился смелым и непредсказуемым, незнакомым для самого себя: словно где-то в глубине моего существа происходила одна из алхимических реакций Агриппы Неттесгеймского, некое основательное и волнующее превращение.
Глава 7
Пултени-хаус находился на середине северной стороны Линкольн-Инн-Филдс, в окружении шести или семи таких же особняков, похожих друг на друга как близнецы: кирпичные фасады, белые пилястры, высокие, смотрящие на площадь окна, в которых отражалось десятка два солнечных дисков. Я добрался туда по одной из дюжины пешеходных дорожек, заросших очным цветом и сушеницей. Дело шло к вечеру, и я сильно вспотел за время долгой прогулки. Ноги у меня начали заплетаться, а блуза прилипла к спине. Прикрыв рукой глаза от клонящегося к закату солнца, я огляделся вокруг.
Когда-то Линкольн-Инн-Филдс считался самым фешенебельным лондонским районом, здесь наши лорды и леди, блиставшие при обреченном дворе Карла I, предавались высокомерной и дерзкой роскоши. Но во времена республики они спешно укатили в Голландию или Францию, и поэтому последние десять лет большинство этих домов пустовало. Да и сейчас в окнах не было света и трубы не дымили, а подойдя поближе, я увидел облезающую краску стен, там и сям разбитые окна и слои копоти на подоконниках и четвертных валиках. Исчезли кованые железные ограждения и ворота вокруг заросших сорняками садов. Думаю, их перелили на мушкеты и пушки для армии Кромвеля.
Пултени-хаус смотрелся, в сравнении с другими, получше: у входа на страже стояли молодые шелковицы, а солнце заливало сияющим светом его блестящие окна. За ними едва угадывались тяжелые складки украшенного золотыми кисточками занавеса. Я не припоминал, чтобы Алетия говорила о том, что сэр Амброз или лорд Марчмонт имели собственные дома в Лондоне, и в итоге, совладав с массивным дверным молотком в виде львиной лапы, пришел к огорчительному заключению, что Пултени-хаус должен принадлежать сэру Ричарду Оверстриту, тому мужчине, с которым, как утверждал Финеас Гринлиф, леди Марчмонт была помолвлена. Упомянутые в письме «важные обстоятельства» наверняка имели какое-то отношение к свадебным планам.
Поэтому я был удивлен, когда дверь открыл не кто иной, как Финеас Гринлиф собственной персоной. Он и вида не показал, что узнает меня, и я счел это странным, учитывая, что мы с ним провели в дороге шесть дней и провели не одну ночь на унизительно близко друг к другу расположенных кроватях. Он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы я смог с трудом протиснуться в нее, и молча провел меня по коридору в комнату — нечто вроде гостиной с темно-зелеными занавесками, придававшими ей сумрачный вид.
— Не соблаговолите ли подождать здесь, сэр?
Я слышал, как он поднимается по незримой лестнице, а затем над моей головой заскрипели половицы. События, похоже, повторяются довольно огорчительным и разочаровывающим образом. В тот первый вечер в библиотеке Понтифик-Холла он точно так же оставил меня одного и, волоча ноги, поплелся наверх искать свою хозяйку. Поэтому я не слишком удивился, обнаружив, что провели меня все-таки не в гостиную. И на сей раз Финеас оставил меня в затруднительном положении посреди библиотеки. Точнее, посреди помещения, которое в своем предыдущем, более счастливом воплощении называлось библиотекой. Оголенные книжные полки подчистую лишились своих обитателей, и кое-где не хватало даже самих полок. Интересно, не сжег ли их в камине один из военных полков Кромвеля. Однако прочая домашняя обстановка мало пострадала от огня или грабежа, на стенах висели изъеденные молью гобелены, а возле мраморного камина располагались каминные щипцы и железная подставка для дров. Четыре мягких кресла стояли вокруг квадратного столика розового дерева.
Однако в этой библиотеке все-таки имелись кой-какие книжки. В тусклом свете я заметил стопку объемистых томов, примостившуюся на столике, — книги, которые, как я предположил, захватила с собой Алетия, чтобы скоротать время в дороге. Я со скрипом открыл верхнюю книгу, совершенно уверенный, что обнаружу на обратной стороне экслибрис сэра Амброза. Но оказалось, что эта книга разительно отличается от всех книг Понтифик-Холла своей новизной, как, впрочем, и три ее соседки. Их переплеты пахли свежевыделанной кожей.
Новые книги? Такое открытие удивило меня. Чего ради хозяйке Понтифик-Холла покупать новые книги? Присев в одно из кресел, я листал первую книгу со смешанным чувством любопытства и греховного удовольствия. Какие же сочинения удостоились того, чтобы она привезла их с собой? Ученые книги, скажем, Платона или Гермеса Трисмегиста в переводах Фичино? Или тома по колдовскому искусству, а возможно, даже по черной магии?
Но все эти книги охватывали более земные сферы, и их едва ли можно было предпочесть, на мой взгляд, даже обществу угрюмого и сурового Финеаса Гринлифа. Я хмуро прочел названия, по очереди поднимая тома и возвращая их на место. Все они касались вопросов наследования собственности и правомочности завещаний. Названия их были достаточно известны, но у меня никогда не возникало желания открыть подобную книгу, не говоря уж о том, чтобы прочесть больше страницы. Причем одна из книг — судя по положению закладки, прочитанная по меньшей мере на три четверти — представляла собой некий «Трактат о завещаниях и распоряжениях на случай смерти», принадлежавший перу Хобхауса; ниже лежал прославленный своей неудобочитаемостью «Критерий прав передачи собственности и недвижимого имущества» Блэкакра. Его страницы были разрезаны все до единой, как и у третьего, огромного фолианта Филлимора «Обычное право и практика Верховного суда». Лишь последняя книга, насколько я понял, казалось, согласовывалась с запросами леди Марчмонт: некий том под названием «Законное постановление о правах женщин». Ее страницы также были разрезаны от начала и до конца, а нацарапанные на полях заметки сделаны были знакомым мне лихорадочным и небрежным почерком.
Но вот на верхнем этаже скрипнули шаги. Я положил на место последний том и откинулся на спинку кресла, чувствуя себя обессиленным. Я еще не пришел в себя то ли после моих напряженных трудов — почти все утро и добрую часть дня я провел в Эльзасе, — то ли от потрясения своим открытием. Растерев ладонями лоб и щеки, я сделал пару глубоких вдохов и глотков, как будто пил из тяжелой бутыли густой и разогретый воздух этой комнаты. Я аккуратно вытащил из кармана экземпляр Агрипповой Magishe Werke и положил его на столик рядом с другими книгами. Да, сегодня мне удалось далеко продвинуться. Узнать много нового. Закрыв глаза, я слушал тихие жалобы ступеней и подступеней, пока Алетия спускалась по лестнице. Удобно устроившись в кресле, я ждал ее прибытия. Что из того, что мне удалось выяснить, думал я, стоит сообщать ей?
