— Это твой самый главный довод? — Че протягивает руку. — Окей, он тоже ни о чем. Иди сюда.
Возможно, я в последний раз вижу этот теплый пристальный взгляд. От досады на себя, свои трусость и слабость снова закусываю губу. Как я могла забыть то, что знаю? Я в его сердце. Никто не любит этого потрясающего парня. Никто, кроме меня.
Подкашиваются колени, но я упрямо шагаю к краю, хватаюсь за раскрытую в ожидании ладонь и, глядя только в глаза Че, осторожно преодолеваю ржавое ограждение и встаю рядом с ним. Руки Че ложатся мне на плечи и медленно разводят их в стороны. Тело цепенеет, воздух застревает в легких, зрение беспомощно цепляется за пустоту, в голове гудит. Работает только сознание, все, что я могу, — наблюдать, видеть серое небо с обрывками туч, источенный временем бетон, сплетенные хвойные лапы… Осторожно пробую дышать, расслабляюсь и будто впервые обнаруживаю в себе необъятное стремление к запредельной любви и счастью, бушующий ураган чувств и уверенность. Я — это просто я. И мне все по силам.
— Лети, Солнце. Ты можешь. Ты все можешь, смотри! — слышу я тихий голос.
Открытие ошеломляет так, что хочется закричать, но Че опережает меня и выкрикивает:
— Пусть всегда будет Солнце!
— Пусть всегда буду я! — вторю я, срывая голос. Вместе с криком и силами душу покидают боль и обида на несправедливость мира, которые жили во мне с детства.
Ветер бьет в лицо, путает волосы. У моих ног, в считанных сантиметрах от носков красных кедов, пролегла линия, разделяющая жизнь и смерть — край ровной плиты.
Отступаю, паника наваливается с новой силой, перетекает в пьяное головокружение. Неловко сажусь, откидываюсь назад, ощущаю лопатками твердый бетон крыши. Теплая рука укрывает меня — Че устраивается рядом, на узком выступе мы лежим в обнимку.
— Я верю тебе. Я верю тебе, Че!
Он заслоняет вид на затянутый тучами небосвод и шепчет:
— А я тебя люблю. И никогда не оставлю.
Смотрю в яркие зеленые глаза — на контрасте с серым небом они кажутся нереальными, в них нет лукавства и усмешки. Больше ничего невозможного нет и для меня.
— И я люблю тебя. Очень люблю, — шепчу в ответ.
* * *
Как только мы взбираемся обратно и обретаем под ногами покрытую рубероидом твердь, тяжесть реальности наваливается на плечи. Плетусь в сторону лифтовой шахты, удары сердца отдаются в ушах сплошным гулом — под огромным небом, в потоках воздуха, между жизнью и смертью, в безвременье мы долго и нежно целовались.
Че отстает на шаг, наклоняется — раздается щелчок. Звякнув, в его ладонь падает карабин, от которого к торчащему из стены гнутому куску арматуры тянется тонкий трос.
— Это что?
— Альпинистская снаряга. Я тебя на всякий за пояс пристегнул… — Че сматывает трос и прячет в рюкзак. — За три года двое наших разбились. Так что… не летаю я высоко. Я вообще летать не умею. Бинго.
Глава 42
Дорогая подруга, как поживаешь, как твои дела?
Зря я ждала, что ты смягчишься и ответишь мне. Я не сделала шага к примирению первой, как было заведено. Напрасно я плохо о тебе думала, ведь ты обычная несчастная девочка, тяжело пережившая развод родителей, а истерики случались лишь потому, что тебе было необходимо видеть доказательства преданной любви ближних. Я прощаю тебя, Ви. А ты меня хотя бы выслушай, хорошо?
Я по-прежнему люблю сидеть на подоконнике. За окном все раскрашено рыжим и серым: скоро наступит ноябрь. Больше двух месяцев льет или тихо накрапывает дождь, обещая превратить наш город в настоящий Макондо[8].
Только что я вернулась с занятий, закинула куда подальше твой рюкзак с покемоном, повесила на стул у батареи промокшую ветровку и принялась сочинять это послание. Тут темно и промозгло, но мне хватает даже света тусклой лампочки.
Живу я теперь интересно и просто, в моей сказке царят уют, покой и любовь, даже на окне появился и тут же зацвел кактус.
Мы ведь обещали делиться секретами? Точнее, ты охотно делилась ими и требовала той же искренности от меня — скучной, несчастной и скрытной. Так вот, я созрела и хочу рассказать тебе о самом лучшем на свете парне и о том, как сильно он изменил мою жизнь.
Каждое утро, расцепив теплые объятия, мы наперегонки со временем носимся по квартире, заливаем в себя кофе и, крепко держась за руки, выбегаем под дождь, хохоча над заспанными лицами друг друга и пятнами зубной пасты на губах и щеках. В гудящем трамвае мы урывками досматриваем сны, а в исторической части наши пути расходятся — мой парень бежит в сторону журфака, я плетусь в лицей.
Началась практика — изо всех сил совершенствую парикмахерские навыки на представителях малоимущих слоев населения: услуги учеников почти ничего не стоят, и бабушки и дедушки охотно идут к нам стричься. Каждого из них я стараюсь сделать красивым — мне нравится видеть радость в глазах людей.
Отношения с одногруппницами тоже изменились. Девочки считали меня «отмороженной», «не от мира сего», «с приветом», пока не произошло нечто из ряда вон выходящее. Как-то раз в середине дня у нас было незапланированное «окно» — заболел преподаватель. Девочки, изнывая от скуки, принялись обсуждать парней и доставать меня:
— Горе, ты чего притихла? Сказать нечего? Ну да, у тебя и парня-то нет. Отмороженная. Вот нам бы твои сиськи — давно бы уже на «Мерседесах» катались.
Они так достали меня, что я не сдержалась и рявкнула:
— Заткнитесь! Есть у меня парень!
— А почему мы тогда ни разу его не видели?
К несчастью, мой тон очень не понравился одной из «запевал», агрессивной и злобной, о ней я тебе уже как-то рассказывала. Я пыталась убедить их, что все его знают, но мне не верили, а нахальные ухмылки не сулили ничего хорошего — вранье здесь приводит к расправе за гаражами. В общем, я ему написала. Пришлось.
Он ждал меня после занятий у ворот, его увидели ученики
