Исаак Сирин пишет, что Дух Святой Сам таинственно обучает смирению того человека, который приуготовился к этому. А узнаёт человек о том, что достиг смирения, «из того, что находит для себя гнусным угождать миру своим общением с ним или словом; и в глазах его ненавистна слава мира сего». Преподобный наставляет: «Где бы ни находился ты, почитай себя меньшим всех и служителем братий своих… Никого не обличай в каком бы то ни было проступке, но себя почитай во всем ответственным и виновным в прегрешении… Истинно смиренномудрый не осмелится… счесть себя достойным молитвы или просить чего-либо… но только молчит всеми своими помышлениями, ожидая одной милости и того изволения, какое изыдет о нем… И осмеливается он только так говорить и молиться: по воле Твоей, Господи, да будет со мною!»{161}.
Максим Исповедник: «Смирение есть постоянная молитва со слезами и трудами. Ибо оно, всегда призывая на помощь Бога, не позволяет дерзко полагаться на собственную силу и мудрость и превозноситься над другими — что является двумя тяжкими болезнями страсти гордыни»{162}.
Исайя Отшельник: «Смирение состоит в том, чтобы человек сознавал себя грешным перед Богом, не сделавшим ни одного доброго дела,
{168}
благоугодного Богу… Всякий недостаток и всякую погрешность брата, известные тебе, старайся предавать забвению; да не отверзутся уста твои сказать о них что-либо прочей братии, потому что этим нанесешь тяжкую язву душе твоей»{163}.
Свт. Игнатий: «Каким образом можно достичь смирения? Исполнением евангельских заповедей, преимущественно же молитвою. Благодатное действие смирения весьма сходствует с благодатным действием молитвы, правильнее — это одно и то же действие… Основание молитвы — глубочайшее смирение. Молитва есть вопль и плач смирения. При недостатке смирения молитвенный подвиг делается удобопреклонным к самообольщению и к бесовской прелести… В отвержении оправдания, в обвинении себя и в прошении прощения при всех тех случаях, при которых в обыкновенной мирской жизни прибегают к оправданиям… заключается великая таинственная купля святого смирения… Потщимся усовершиться в смирении, которое состоит в особенном блаженном настроении сердца и является в сердце от исполнения евангельских заповедей. Смирение есть тот единственный жертвенник, на котором дозволяется нам законом духовным приносить жертву молитвы, на котором принесенная жертва молитвы восходит к Богу, является Лицу Его. Смирение есть тот единственный сосуд, в который влагаются перстом Божиим благодатные дарования»{164}.
В одном из своих поучений свт. Игнатий говорит следующее: «Бог приемлет в общение с Собою одних смиренных… Бог внемлет молитвам одних вдовиц, то есть одних нищих духом… Самомнение есть самообольщение… Тщеславные, гордые понятия, из которых составляется самомнение, разрушают в человеке тот духовный престол, на котором обыкновенно восседает Святый Дух, разрушают то единственное условие, которое привлекает к человеку милость Божию… Самомнение само собой уничтожает возможность преуспеяния в молитве, почему Писание и говорит: Расточи гордыя мыслию сердца их. Низложи сильныя со престол и вознесе смиренныя[61]… Молитва гордых уничтожается рассеянностью. Они лишены власти над собою — не повинуются им ни мысли их, ни чувствования. Их ум не может сосредоточиться в самовоззрении»{165}.
Варсонофий Оптинский: «Есть в одном псалме такие слова: Наставит кроткия на суд, научит кроткия путем Своим (Пс. 24:9), Что же означают эти слова? А эти слова означают то, что путям Господним учит Сам Господь, а не человек, что путям Господним может научить только Сам Господь. Но не всех людей учит Господь, а только кротких, потому
{169}
что кто смиряется сердцем, тот делает душу свою способной к принятию Божественного научения, — только таких учит Господь»{166}.
О святом псалмопевце вспоминает также архимандрит Фотий (Спасский)[62]. Отвечая своей духовной дочери на вопрос, как достичь умной молитвы, он пишет: «Царь и пророк Давид среди овец в лесу, без книг, без наук, без учителя так научился молитве, что Псалтирь его, яко источник моления, чувства, слез, всякого доброго смышления и желания по Бозе, непрестанно пред очами нашими лежит в церкви и чтется во уши наши. Кто был Давид? Мал и презрен, а Богу полюбился, и Дух Святый обитал в нем; подражай кротости Давида, правде его, незлобию и покаянию; стяжав же сие, стяжешь ты молитву делом внутренним во уме и сердце твоем»{167}.
Паисий Молдавский (Величковский): «Смирение, которое есть основание всех заповедей евангельских, настолько же необходимо для спасения, как дыхание для жизни человеческой. Все святые различными способами спасались, но без смирения никто не спасся и спастись не может. Поэтому всякий желающий спастись должен от всего сердца считать себя перед Богом последнейшим из всех и во всяком своем согрешении считать виноватым только себя одного»{168}.
В духовном дневнике Царицы-мученицы Александры Федоровны[63] встречаются такие строки: «Чтобы взойти по великой небесной лествице любви, надо самому стать камнем, ступенькой этой лествицы, на которую, поднимаясь вверх, будут ступать другие… У каждого есть свое место, и каждый важен на своем месте. Самые малые и незначительные тоже имеют свои места, и необходимо, чтобы эти маленькие места так же были заполнены, как места, которые занимают самые важные и значительные личности… Смирение не в том, чтобы рассказывать о своих недостатках, а в том, чтобы вынести, когда о них говорят другие; в том, чтобы слушать их терпеливо и даже с благодарностью; в исправлении недостатков, о которых нам говорят; в том, чтобы не испытывать неприязни к тем, кто нам о них говорит… Смирение — это такое важное состояние души; без которого трудно сделать свою жизнь разумной и благочестной. Невозможно видеть без глаз и жить без дыхания, но еще менее возможна христианская жизнь без смирения»{169}.
{170}
Известный духовный писатель архимандрит Константин (Зайцев) пишет следующее: «Тайна Иисусовой молитвы и того умного делания, того внутреннего подвига, который связан с непрестанным ношением в сердце святого имени Иисусова… эта тайна молитвенного освящения оскверненного грехом человека есть тайна постепенного смирения и усмирения человеческого сердца. Вся полнота человеческого духа исчерпывается немногими словами этой святой молитвы. В них выливается первый вопль человеческой души, обращающейся покаянно к Богу, и ими же напояется душа праведника, сподобившегося лицезреть неизглаголанные тайны горнего мира… [душа], уже осиянная светом Фаворским. Смирение составляет первый шаг христианина на пути восхождения к Богу. Смирение усугубляется с каждым шагом, приближающим человека к успешному возвращению в вожделенное отечество»{170}.
Приснопамятный псково-печерский старец Симеон[64] рассказывал в поучение своим чадам такую историю: «Вот вам пример скромности иноческой и смирения. Приходит ко мне один монах и говорит: „Батюшка, ко мне все время обращается одна женщина, предлагает помочь чем по хозяйству. Я ей говорю: спаси, Господи“. А я его спрашиваю: „Давно ли она предлагает тебе свои услуги?“ Он отвечает: „Да, наверное, года три“. Я еще спрашиваю: „А какая она — молодая или старая?“ — „Простите, — говорит, — батюшка, я ее не видел в лицо“. Вот какое смирение у некоторых монахов у нас в обители»{171}.
И сегодня из псковских Печор слышен голос насельника древней обители — известного всей России архимандрита Иоанна (Крестьянкина): «Сколько надо терпения духовному чаду, сколько времени пождания, чтобы понять и примириться со своей духовной немощью и с сознанием, что взращивает добро его души Един Господь, — не сам труждающийся, не духовник, но Бог. Вот в чем сокрыта истинно духовная жизнь — в глубине смирения. Но путь к смирению долог и крайне болезнен, особенно в нынешнее, поглощаемое гордыней время… Духовникам и чадам Божиим остается только понять, что сила их не в подвигах, не в учености, но в немощи, которую надо принять как свою спасительницу, примириться с ней, полюбить ее и сознательно принести свою немощь к
{171}
Стопам Божиим, чтобы в ней начала действовать благодать и сила Божия и возобразился в нас Христос»{172}.
Слово еще одного, ныне здравствующего старца — афонского архимандрита Георгия Григориатского поучает: «Смирение — это первейшее условие для обожения, согласно святоотеческой традиции. Невозможно встать на путь обожения, принять Божественную благодать, сделаться другом Божиим без святого смирения. Даже для того, чтобы просто осознать, что смыслом жизни является не что иное, как обожение, нужна известная доля смирения. А как иначе мы согласимся увидеть свою жизненную цель вне нас самих — не в себе, а в Боге? Пока человеческое сознание остается эгоистичным, замкнутым на себя, автономным, человек поставляет себя в центр всякого жизненного смысла. Он верит, что может усовершить, развить и обожить сам себя… Всякое зло происходит внутри нас от эгоистичной направленности на самого себя, от болезненной любви к самому себе. Поэтому Церковь предлагает нам культуру аскезы. Без аскетических подвигов не может быть духовной жизни, нет борений и нет продвижения… Чтобы стать православным христианином, нужно поставить Христа, а не себя, в центр вселенной… Смирение окажется необходимым для того, чтобы увидеть, что мы больны, повреждены страстями и слабостями. Оно окажется необходимым на протяжении всего пути к обожению… Итак, в самом начале нашего пути к обожению лежит смирение, а именно — признание того, что смысл нашей жизни заключен не в нас, а в нашем Отце, Создателе и Боге»{173}.
