Капелька, сорвавшись, чертит дорожку по ее подбородку-шее-груди, прячется в ворот футболки, а Рейв сдерживает прерывистый вдох.
Он узнал очередную тайну. Брайт Масон любит альтернативу, рок-н-ролл и рок-баллады, а еще чертовски красиво танцует.
Хардин смотрит на этих двоих какое‐то время, а потом кивает и испаряется, оставив преступников наедине для отбывания очередного вечера наказаний.
– Ты…. – начинает Рейв.
Брайт качает головой и парой пассов делает тише свой приемник. Бросает бутылку, потягивается.
– Не начинай, я в курсе, как страшно провинилась. Если хочешь… накажи меня. – Она пожимает плечами и начинает собирать разбросанные вещи. – Может, полегчает?
Кому? Тебе или мне?
В углу пустой термос из‐под кофе, какая‐то книжка, блокнот и карандаш с зарисовкой. Она при Хардине рисовала? Его рисовала? Показывала свои сопливые рисуночки? Страшная тайна номер-черт-знает-сколько: Брайт Масон рисует. Плохо, непрофессионально, как страдающий подросток. С надрывом игнорируя все законы и пропорции. Брайт поправляет платок и разглаживает свои длиннющие волосы, а потом накручивает их в огромную шишку, разминает шею. Снимает очки и прячет в сумку.
– Ладно, ребята, кто пойдет добровольно? – Рейв не может перестать смотреть на нее. А Брайт спокойно достает мешок и обращается к книгам. – Да-да, я знаю, что вам было весело, но пора на место. Мы же отлично провели время, верно?.. А вы что застыли? Вам особое приглашение нужно?
Она продолжает пританцовывать, а книги послушно одна за одной залетают в мешок.
– Ты не пойдешь работать? – улыбается она Рейву так, будто все хорошо. Они добрые друзья или по крайней мере знакомые.
– Ты… устроила вечеринку в Академии, – напряженно сообщает он.
– Ну так накажи меня, – снова пожимает плечами она, выбивая из Рейва дух. – Эй ты! Я все видела, марш в мешок!
– Масон! Прекрати делать вид, что ничего не случилось! – Эхо разбивается о пустые стены и сыплется осколками на две дурные головы. Идиот! Какая тебе разница! Зачем ты к ней цепляешься?
– А что случилось? – Она медленно разворачивается на каблуках, отбрасывает мешок и приближается к Рейву, щурясь и задрав голову. – Ну? Что случилось?
– Ты одета не по форме, – произносит он тоном старосты.
– Накажи меня! – с безбашенной смелостью.
– Ты привела посторонних в библиотеку, находящуюся в… аварийном состоянии!
– Накажи меня!
– В твоей комнате ночью был посторонний мужского пола, – усмехается он.
– Накажи… меня! – Она привстает на цыпочки, но даже не приближается к росту Рейва. Только теперь кончик ее носа касается его подбородка.
– Ты устроила на месте отработки…
– Накажи меня! – Упрямица. – Или не сотрясай зря воздух.
Очередной бесполезный факт. Брайт Масон не любит болтовни? Или просто подслушивает, о чем говорят на старостате, и теперь дразнит Рейва его же фразой, брошенной Бэли Теран? От Масон пахнет кофе и макадамией. Рейву кажется, что он сам стремительно пьянеет, будто был на этом празднике третьим.
– Или подожди… – Она округляет глаза, внутри Рейва все скручивается в крепкие корабельные узлы, он отчаянно барахтается в розовом золоте. – Ты сейчас скажешь, что тебе неинтересно… нет-нет… что ты не станешь пачкать руки и тратить время на иную-сирену. Ну конечно, как я могла забыть? – Она смотрит на него с таким высокомерием, будто имеет на это полное право. Рейв молчит. – Ну… пожалуйста. Ужаль меня как‐нибудь заковыристо… дай мне очередной повод тебя ненавидеть. Иначе я буду слишком спокойно спать. – Она жалобно складывает ручки в мольбе, хлопает ресницами, дует губы.
Книжица вьется рядом, кружа голову, Рейв уже и сам чувствует, как настроение поднимается, и теперь мысленно шепчет формулу, которая должна прочистить мозги. Сознание то проясняется, то опять застилается туманом. Брайт видит, как Рейв переступает с ноги на ногу, будто бешеный пес перед прыжком. Улыбается самыми уголками губ.
– Спокойно спать? – глухо интересуется он, а потом меняется в лице. Они меняются ролями. Теперь он смотрит на нее свысока, ничего не попишешь, и Брайт должна опустить глаза, но стойко выдерживает удар. – Ты не будешь спокойно спать, Масон, неужели не ясно?
Заткнись, Хейз! Сейчас же! Не провоцируй эту… бестолочь! Она же неуправляемая, она наломает дров. Но розовое золото ее глаз слишком безумно загорается, будто крошечные костры в закатном небе. Ярость делает личико прекрасным, потому что щеки пылают, дыхание учащается и наливаются кровью, краснеют губы. Рейв торжествует, а потом мысленно залепляет самому себе пару затрещин.
– Ошибаешься, – шепчет она.
– О… нет. Во-первых… – Его пальцы – Хейз, остановись! – зарываются в ее волосы и сжимают затылок. – Мы уже один раз проверили, что бывает, когда мне хорошо. Не станешь же ты всякий раз резать руки?
Он не сдерживается, и кроткий импульс магии срывает с головы Масон платок, волосы рассыпаются по плечам, будто мантия.
– А еще я доказала, что не позволю тебе наслаждаться…
– …В одиночку? А ты собственница, Масон, – смеется он. Прекрати это. Рейв, ради святых сил, прекрати, ты пожалеешь!
– Закрой рот! – тихо произносит Масон.
Да, слушай ее, Хейз. Закрой рот и иди работай!
– Во-вторых… тебе было хорошо, так ведь? Мне просто интересно… как далеко ты зашла, прежде чем прибегнуть к крайним мерам…
Это что, шепот? Ты ей шепчешь на ушко? Сопляк! Их дыхание давно смешалось, сладкая макадамия и штормовое море. Оба не могут на-ды-шать-ся.
– Не мечтай. Я сделала это… сразу… – Она говорит медленно.
Воздух настолько плотный, что от каждого движения ее губ вибрирует и касается губ Рейва. Это почти поцелуй. Это почти чертов поцелуй! Не делай этого, Хейз! Не делай! Уйди сейчас же.
– Проверим?
Размечтался, слабак. Он обрушивается на нее так, что пугается сам. Жгучая вспышка, микровзрыв, убивающий все нейронные связи в воспаленных полуживых мозгах. Ее губы слишком теплые, мягкие и вкусные. Ожидания не оправдались. А он так надеялся, что ему не понравится. Всей душой надеялся.
Иди ты к черту, Хейз.
Внутренний голос удаляется не прощаясь.
Глава двадцать четвертая
Столкновение
СТОЛКНОВЕНИЕ
Встреча противников в бою, драке, поединке.
Столкновение языков, зубов и убеждений. Какая досада, что все прекрасное в этом союзе – порождение войны и ненависти. Брайт никак не может надышаться, она и не думала, что от недостатка воздуха может быть так больно. Каждое влажное скольжение губ дается с трудом, потому что активирует сладкую вспышку в груди. Но и остановиться невозможно, это самое отвратительное наслаждение в мире – целоваться. Исступленно целоваться, до искр, фейерверков, окровавленных губ, рычания и стонов. Не чувствовать движения рук, соприкосновения тел, потому что это все вторично, не важно. Важно – целоваться. Все силы направлены к центру взрыва – губам, там
