Сидящий рядом мужчина в футболке строгим отцовским взглядом посмотрел на Серого:
– Чего опять натворил?
– Ниче я не натворил! Пристал ко мне этот дачник! Я мимо шел, падалицы на улице подбирал, все равно машины подавят, а он подумал, что я у него стащил!
– Все было немного не так! – сказал Лукьянов.
– Да знаем мы, как было, – махнул рукой мужчина в футболке. – Иди сюда, крысеныш!
– Сережа, не сегодня! – сказала полная женщина.
– А когда еще? Иди сюда, говорю!
Отца тоже Сергеем зовут, мимолетно подумал Лукьянов. В честь себя сына назвал.
Серый, опустив голову, поплелся к отцу. Лукьянов хотел развязать ему руки, но не успел.
Отец встал навстречу Серому, взял полотенце, полил на него водой из-под умывальника, что висел рядом на стене, слегка отжал, сказал своим гостям:
– Лучший способ. И чувствует, что почем, и не покалечишь. И жжется потом долго. Ты вот, Борь, на солнце обгорал, наверно, примерно то же самое.
– Это ерунда, – ответил Боря. – Настоящий ожог – водяной, я как-то в бане кипятком ошпарился, волдыри пошли, а боль такая, что хуже сроду не было.
– Не рожали вы, не знаете, что такое настоящая боль! – возразила мать Серого. – Я прямо с ума сходила, когда Серенька мой рожался.
– С чего бы? – удивился Боря. – Вроде, широкая в кости вообще-то. В жопных местах особенно, – и он по-мужски, с улыбочкой, переглянулся с Сергеем, давая понять, что хамит не чтобы обидеть, а дружески, от души. И Сергей в ответ тоже улыбнулся: понял, дескать.
– А моя вот, – хлопнул Боря жену по острому плечу, – вся узенькая, как плотва, а двух выплюнула, будто по маслу!
Жена обиженно сказала:
– При чем тут узенькая? Зависит, какая растяжимость костей, мне врачиха сказала. – У меня хорошая растяжимость, вот и все.
– А я еще, помню, блок цилиндров себе на ногу уронил, – Боре хотелось продолжить интересную тему о боли, но Сергей-старший его прервал.
– Потом расскажешь, дай дело кончить. Повернись, курвеныш!
Серый повернулся.
Отец увидел провод на его руках, удивился, потрогал пальцем, посмотрел на Лукьянова.
– Это ты его связал?
– Он, пап, меня за шею на ремне тащил, чуть не удушил! – тут же пожаловался Серый. – И руки у меня прямо немеют уже!
Мать Серого вскрикнула, бросилась к ребенку, размотала руки, осматривала их, ощупывала, дула на них.
– Ты что ж наделал, б., тварь ты такая, у него же, б., гангрена может быть! Руки отрежут теперь! – заголосила она. – Сыночка! – и прижала голову Серого к своей груди так, что голова полностью там скрылась.
А Сергей медленно пошел на Лукьянова, кривя рот.
– Ты моего сына, – рот совсем сполз на бок и мужчина жестоко всхлипнул, но совладал с ненужной чувствительностью. – Да я тебя, сука, за это… Боря!
Боря, очень длинный и очень худой, в отличие от своего телесно мощного друга, начал членистоного выкарабкиваться из-за стола, отпихиваясь рукой от супруги, которая, хмельно прищурив один глаз, предупредительно говорила:
– Боря! Боря! Боря!
Лукьянов мужественно стоял на месте.
– Если у моего сына что с руками будет, я тебя урою! – гаркнул Сергей, подойдя.
Однако дожидаться, когда у Серого будет что-то с руками не стал, и помощи Бори тоже не дождался, он и позвал-то его, наверно, не для подмоги, а чтобы товарищ чувствовал свою нужность и полезность, если что. Оказавшись в финале своей фразы перед Лукьяновым, Сергей тут же его и урыл, то есть так ударил кулаком в лоб (пожалев более мягкие и ломкие места), что Лукьянов упал как подкошенный и потерял сознание.
Вряд ли он был в беспамятстве долго – потому что, когда начал подниматься, одурело мотая головой и скребя по земле ногами, Борис был еще на пути к забору. Подошел, когда Лукьянов уже встал. Спросил Сергея:
– Добавить?
– Ему хватит. Твари, заняли нашу землю, да еще наших детей калечат! Убью!
И Сергей опять занес кулак, но было видно, что на этот раз не ударит.
– Ну что ж, – сказал Лукьянов. – Теперь вашему сыну ясно, что за любой проступок ему не только ничего не будет, а его даже защитят. Человека убьет, вы адвоката наймете, всеми силами отмазывать от тюрьмы будете. И отмажете. Чтобы он еще кого-нибудь убил.
– Ты че мелешь, орясина? – закричала мать Серого. – Беги отсюда, пока тебе башку не отшибли!
– Естественно, я уйду, не драться же мне с вами. Но то, что я сказал, вы запомните.
– Минутку! Ты грозишь, что ли? – Сергей, утоливший первую жажду мщения, начал разгораться опять.
– Никому я не грожу. Я констатирую.
– Они все такие, – с крайней гадливостью сказал Боря. – Живут там, ё, как эти, ничего не делают, просрали всю страну и только, б., кон-стан-тируют! И на детей от жиру бросаются!
– До свидания, – сказал Лукьянов, поняв бесполезность дальнейшего диалога.
И пошел прочь.
Он ценил в себе это умение вовремя остановиться, вовремя понять, что оппоненты глухи к аргументам и нет смысла тратить время на то, чтобы их переубедить.
– Вали, вали! – напутствовал его Сергей. – И чтобы я тебя больше не видел!
Лукьянов и сам не хотел больше видеть ни Сергея, ни Серого, никого вообще. Он хотел одного – добраться до дачи, до раскладушки, лечь и дождаться, когда в голове утихнет звон, а перед глазами перестанут плыть блеклые разноцветные круги.
Шел устало, экономя силы, как солдат с войны.
Но война, как вскоре выяснилось, не кончилась.
Он уже миновал сосновую рощицу, когда рядом что-то упало. Остановился посмотреть – камень. Обернулся, и тут ударило в плечо. Посмотрел и увидел: Серый стоит среди деревьев, в руках у него пластиковый тазик. Не поленился, набрал где-то камней, догнал – и вот кидает.
– Тебе мало, что тебе ничего не было? – спросил Лукьянов.
– Мало!
– Чего ты хочешь?
– Убью тебя, придурка!
– Прямо до смерти? – попытался шутить Лукьянов, хотя ему стало вдруг как-то не по себе.
– Само собой!
И Серый кинул камень.
Кидал он метко, камень пролетел возле головы.
А ведь действительно, подумал Лукьянов, так недолго и убить.
Он стал отступать задом, не сводя глаз с пацана. Споткнулся, чуть не упал. Серый прицелился.
Лукьянов резко развернулся и побежал.
Под горку было бежать легко, но и опасно – слишком быстро получалось, он еле успевал за собственными ногами. Но зато и Серому, наверное, непросто бежать с грузом да еще при этом кидать. Дачный поселок близко, там спасение. Вот уже первые заборы и строения.
Лукьянов вбежал в дачную улицу, остановился, посмотрел назад.
Серый несся к нему во всю прыть, обнимая одной рукой тазик, а второй замахиваясь. Кинул с разбега. Недобросил. Лукьянов прикинул: впереди улица, где негде скрыться, по сторонам высокие заборы. До своей дачи довольно далеко. Этот бешеный пацан, достойное отродье пьяных папаши с мамашей, пожалуй, догонит его. И прикончит, забьет камнями.
Лукьянов в отчаянье вскрикнул:
– Ты так? Ладно! Тогда иди ко мне!
И побежал вперед, на Серого. Он не боялся камней, то есть боялся, но не трусливо, а расчетливо, он хотел одного: добраться до этого негодяя и расправиться с ним. Хотя расстояние быстро сокращалось и Серый бросал не на бегу, а стоя, он мазал. Вернее, Лукьянов ловко маневрировал, бежал не по прямой, а зигзагами.
И все же один камень угодил Лукьянову в лицо, камень небольшой, но острый, Лукьянов ощутил на щеке теплое жжение, это прибавило ему силы и злости.
Серый не выдержал, бросил тазик, пустился наутек. Не к лесу, не по дороге, а по скосу холма, длинной дугой. Лукьянов же, как в фильмах ВВС о дикой природе (он любил эти фильмы), помчался наперерез длинными львиными махами.
И настиг. В прыжке повалил, подмял под себя. Урча, перевернул с живота на спину, чтобы видеть испуганную рожу подлеца, и стал отвешивать ему пощечины.
– Не надо! Хорош! Всё! Завязал! – кричал Серый.
– Я тебе завяжу! Я тебя узлом завяжу так, что никто не развяжет! Сучонок мерзкий!
– Слезь, раздавил!
Лукьянов вспомнил, что весит в самом деле прилично, а пацаненок под ним совсем тощенький, как бы не поувечить. Приподнялся, встал, очистил колени.
– В следующий раз будешь знать.
Хотелось еще что-то веское добавить, но больше ничего на ум не приходило.
Лукьянов пошел к своей даче – уже, как ни странно, не настолько уставший, даже, пожалуй, посвежевший, взбодрившийся. С удовольствием вспомнил о бутылке водки, что стоит в холодильнике. Славно сейчас выпить с устатку, да и закусить не мешает.
И вдруг все померкло.
Провалилось.
Исчезло.
Очнувшись, он потер глаза – с ними что-то случилось, все вокруг стало серым.
Нет, это просто вечер незаметно подкрался, солнце ушло за горизонт, да еще и тучи наползли.
Серый сидел у забора, на коленях у него лежал увесистый обломок доски.
Лукьянов пощупал зудящий затылок, посмотрел на пальцы.
Кровь.
– Ты этим меня? – кивнул он на доску.
– Ну.
– И зачем?
– Я сказал – убью.
– И что это тебе даст?
