сказать, что я в тюрьме, но и объяснить, почему.
Тем не менее я сделал то, что должен был сделать. Я позвонил папе, и, к моему большому удивлению, он был спокоен. Никаких лекций, упреков, никаких криков. Он позвонил своему другу Барри Слотнику, уважаемому адвокату по уголовным делам, известному тем, что успешно защищал боссов мафии. Интересно, случайно не дядя Винни познакомил его со Слотником?
Как бы то ни было, Слотник со всем справился. Через час адвокат вызволил меня, заплатив небольшой штраф.
Спасибо, мистер Слотник.
Спасибо, папа.
Была только одна загвоздка: пока я был под стражей, компьютерная система тюрьмы вышла из строя. Это означало, что они никак не смогут меня отпустить. Мне пришлось провести ночь в этой консервной банке.
У меня такое чувство, что папина готовность помочь на самом деле приносила ему удовлетворение. У него получилось показать мне, мятежному сыну, свою власть. Он мог дергать за ниточки и вытаскивать меня из передряг. Как бы сильно я ни обижался на него, он все равно был мне нужен. Мне было необходимо, чтобы он подтолкнул меня стать сольным артистом и чтобы он не позволил мне продать права на свои песни. Мне не хотелось признаваться в этом, но я нуждался в нем.
Оказавшись на улице, я достал немного денег, заплатил за проезд и наконец добрался до Ист-Оранджа. Мы с Тишей прожили вместе несколько месяцев. Затем она получила работу в Англии – роль одной из трех певиц, как из группы Supremes, в киноадаптации «Магазинчика ужасов». Позже она сыграла главную роль в фильме Спайка Ли «Школьные годы чудесные». Ее карьера шла своим чередом, но в том направлении, которое уводило ее от меня. Мы оставались близки, но свет любви угас, и вскоре мы расстались.
В городе становилось все мрачнее. Несмотря на большое количество друзей, у меня были проблемы с ночлегом. Я целыми днями и ночами ездил на метро из Бронкса в Нижний Манхэттен. Деньги были на исходе, приближалась зима, и мне нужно было шевелиться.
Одним серым зимним днем 1983 года я понял, что не люблю этот город. Я шатался от одного временного пристанища к другому. С Гудзона дул сильный холодный ветер. На мне были обычные джинсы, джинсовая куртка и рваный шарф, и даже в январский снег я все еще носил сандалии с белыми гольфами. Я не брился уже несколько недель – никогда не был большим любителем бритья, – а волосы были уложены в шерстяную шапочку, которая была мне велика. Когда пошел снег, мне приснилось багамское солнце. Я воспользовался добротой своих друзей и должен был обдумать свой следующий шаг. По сути, я был бездомным. Но в этом не было ничего нового – кочевой образ жизни был для меня не нов, – и я не волновался. Возможно, это все из-за осознания, что родители не позволят мне умереть с голоду. У меня ничего не было, но я жил в мире изобилия. Моя работа заключалась в том, чтобы следить за музыкой.
Вот почему я шел по Сорок восьмой улице к музыкальным магазинам. И неважно, что снегопад становился все сильнее. Неважно, что мои ноги промокли, а пронизывающий холодный ветер заморозил мое лицо. Как только я войду в магазин Мэнни, где папа купил мне мою первую гитару, я окажусь дома. Многие из старых продавцов знали меня с семилетнего возраста, когда я просил у них разрешения потрогать каждую гитару и постучать в каждый барабан. Теперь я шел по улице, останавливаясь у всех магазинов, сначала у Мэнни, а потом у Сэма Эша.
Я рассматривал сложный синтезатор Voyetra-8, когда ко мне подошел какой-то чувак и сказал: «Не покупай его». Он объяснил, что этот синтезатор не поддерживает стандарт MIDI. Чуть позже он рассказал, что MIDI означает Musical Instrument Digital Interface – цифровой интерфейс музыкальных инструментов. «За MIDI – будущее», – сказал он. Этот стандарт позволяет с молниеносной скоростью передавать цифровые сигналы, чтобы наслаивать или разделять звуки через множество каналов и портов. По сути, благодаря MIDI различные системы могут общаться друг с другом.
Я спросил, не играет ли он в группе. Парень ответил, что да, играет, в The Michael Zager Band. Я знал их диско-хит «Let’s All Chant». Оказалось, что он сам написал эту песню и исполнил на пластинке вокальные партии. Парень назвал свое имя – Элвин Филдс. Я представился как Ромео Блу. Он посмотрел на мои промокшие сандалии, немного подумал и спросил, не тот ли я парень в длинном пальто, который играл на басовом синтезаторе у Херба Альберта на Soul Train. Я расплылся в улыбке. Да, это был я!
Почувствовав, что мне, возможно, негде жить, Элвин спросил, есть ли у меня крыша над головой, и пригласил меня переночевать у него дома, на Западной 94-й улице, 111. Он жил в крошечной однокомнатной квартире, в которой был огромный широкоэкранный телевизор, а также батарея клавишных, драм-машин и секвенсоров. Конечно, у него была полноценная MIDI-система.
Через несколько минут мы приступили к работе. Мы играли часами. В какой-то момент, после того как Элвин показал мне тонкости работы этой системы, он рассказал, как ему довелось продюсировать Сисси Хьюстон, когда ее дочь Уитни стояла на ящике из-под молочных бутылок и пела. На книжной полке я заметил выпуск журнала Playbill начала 1970-х годов, на обложке которого была оригинальная бродвейская постановка «Меня никто не знает». Я сказал, что участвовал в постановке его возрождения. Он спросил, знаю ли я Тишу Кэмпбелл. Ты что, издеваешься?
Безумный маленький мир.
Я спросил у Элвина разрешения воспользоваться его телефоном. Затем позвонил Тише и сказал: «Рядом со мной сейчас кое-кто, кто хотел бы с тобой поговорить». Я передал Элвину трубку и услышал, как Тиша кричит: «Элвин!» Было забавно слушать, как они общаются спустя столько лет. Когда Элвин повесил трубку, я сказал: «Почему бы нам не написать для нее песню? Я правда верю в ее голос. Может быть, у нас получится свести несколько мелодий, которые помогут ей заполучить контракт». Сотрудничество с Реджи Лукасом так и не принесло результатов, но я знал, что у Тиши есть талант.
Через несколько дней непрерывной работы я сказал: «Эй, может, сделаем перерыв и посмотрим «Джефферсонов»?» Он ответил: «Конечно, давай, а с чего ты вдруг этого захотел?» Когда я объяснил ему причину, он удивился и спросил, почему я раньше не рассказывал о своей матери. Я сказал, что не было повода, а теперь вот появился. На следующий день я позвонил маме и сказал, что наконец-то нашел себе жилье. Она хотела знать, где и с кем, и немедленно попросила передать трубку Элвину.
Мы смотрели конкурс «Мисс Америка».
