— Оскар!.. братик!.. — задыхаясь, шептала она прерывающимся голосом. — Ты такой добрый… такой добрый… А я-то! О господи, что я натворила… ведь я погубила твое счастье… И ты еще меня жалеешь!
— Ладно, как-нибудь обойдется, — сказал Оскар и потрепал сестру по плечу. — Иди теперь спать. Уж я как-нибудь справлюсь со своими делами.
— Я пойду к ней и расскажу всю правду! Она мне поверит.
— Не надо. Ничего не надо делать, — твердо сказал Оскар. — Уже поздно.
Он помог сестре подняться и проводил ее из клети. Сам он еще долго стоял в открытых дверях и задумчиво глядел в темноту.
3
Когда болезнь достигает в своем течении момента кризиса, состояние больного меняется: он или начинает выздоравливать, или погибает. Всякий нарыв прорывается, и всякому мраку приходит конец — таков закон природы.
Рыбаки недоверчиво встретили нововведения Оскара. Его выдумка казалась им рискованной, сумасбродной и даже глупой; долго они ждали какой-нибудь беды, которая бы положила ей конец. Суеверные, сбитые с толку сектантскими бреднями, ослепленные завистью, они первое время даже не пытались обсудить и оценить деятельность Оскара. Но проходили месяцы. Видя, что морская мережа Оскара продолжает давать невиданно богатые уловы и что он благодаря леднику перестал зависеть от скупщиков, молодые и самые свободомыслящие рыбаки стали убеждаться в его правоте. Наступил перелом.
В начале августа, когда неводный лов стал давать порядочную добычу, Крауклис пришел к Оскару.
— Нельзя ли поставить к тебе на лед с полкалы лососей? — попросил он.
Это была первая ласточка. После этого к Оскару зачастили кормщики других артелей, и в иные дни удачного лова ледник напоминал настоящий рыбный склад. Оскар никому не отказывал. Лучшего способа агитации в пользу своего дела он и желать не мог — те латы, которые рыбаки зарабатывали благодаря леднику, заставляли каждого признать истину.
Однажды утром Кристап Лиепниек и Индрик Осис разыскали на берегу Оскара, когда тот был занят починкой старой мережи.
— Ну, ты, кажется, уже достаточно заработал, — начал Кристап.
— Ничего, жаловаться не приходится.
— Скажи, а тебе не будет досадно, если и другие заработают? — спросил Индрик.
— Никогда я не завидовал чужой удаче.
— Видишь, Оскар, мы тоже вот решили построить мережу…
— Ну, наконец-то взялись за ум! Нелегко было убедить вас.
— Как ты насчет того, чтобы помочь нам советом? Мы ведь не знаем устройства твоей мережи. Если ты нам поможешь, мы будем платить тебе поденно, а кроме того, дадим на это время человека, чтобы работал вместо тебя.
— Когда думаете начать? — спросил Оскар.
— Хоть с нынешнего дня. У нас уже все заготовлено.
Для Оскара начались дни кочевки от одного двора к другому. Не успевал он закончить как следует работу в одном месте, как его приглашали сразу в три-четыре новых. Его возили по рыбачьим поселкам, как важного господина, в честь него резали петухов, варили пиво. Вся его работа заключалась в том, что он стоял около строящейся мережи, давал указания и советы, а потом помогал установить ее в море на якорях. Рыбакам этого было достаточно, они с одного раза усваивали новую премудрость.
Во многих поселках одна за другой появлялись новые ловушки, и чуть ли не каждый рыбак стремился стать совладельцем «цеппелина». Времена насмешек канули в прошлое, и рыбакам хотелось поспеть с мережей к богатствам осенней путины. Даже Петер Менгелис привез из Риги все нужное для постройки ловушки — наконец-то и он сдался. Жизнь шла своим путем, и тех, кто добровольно не шел по течению, оно тащило насильно.
Всюду, где только появлялся Оскар, он заводил речь о рыбопромышленном кооперативе и о постройке консервной фабрики. Летом опять пришлось зарыть в песок несколько уловов салаки: Рига сулила так мало, что не покрылись бы даже расходы на доставку.
Мысль о кооперативе все больше и больше занимала рыбаков.
— Если хотите получать мало-мальски справедливое вознаграждение за труд, тогда надо избавиться от посредников, — повторял им Оскар. — Какая нам польза от этих скупщиков? Никакой! У рыбака они отнимают долю его заработка, да и с покупателя дерут. Игра на ценах — вот их главный трюк. А мы вовсе не желаем этого, нам не нужно брать по четыре лата за фунт лососины, но отдавать ее по сорок сантимов мы тоже не хотим. В обоих случаях получается грабеж: грабят или покупателя, или нас с вами. А если у нас есть кооператив — мы сами и ловим рыбу, сами ее и продаем. Мы тогда сможем закупать оптом сети прямо с фабрик, выписывать их из-за границы — получится гораздо дешевле. Если у нас будут большие обороты, кое-что можно будет сбывать за границу…
Часто он так забегал вперед, что другие не поспевали за полетом его фантазии. Но сейчас рыбаки верили даже тому, чего еще не могли понять, только бы это исходило от Оскара. Он не боялся выкорчевывать предрассудки, он был смелым пионером, готовым в любое время пуститься в неизведанные дали. За что он ни принимался, все ему удавалось… Только собственной судьбы он не мог устроить.
4
Каждый год в начале августа общество рыбаков устраивало бал в саду волостного правления. И в этом году о нем уже за неделю известили зеленые афиши.
Раньше Оскар никогда не пропускал этого бала, но тут решил не идти. В субботу Ольга ушла в Чешуи и, вернувшись оттуда, отозвала в сторону Оскара.
— Ты завтра идешь на бал?
— Сама ведь знаешь, что нет, — резко ответил Оскар.
— Надо бы пойти…
— Зачем это?
— Я сегодня была у Аниты… Рассказала ей все. Ну, а теперь… пора вам помириться.
Оскар засмеялся.
— Ну, а дальше?
— Не самой же ей прийти к тебе, на что это будет похоже? На балу совсем другое дело. Пойдешь?
Не ответив сестре, Оскар вышел из комнаты. Весь следующий день он ходил угрюмый и неразговорчивый, но вечером приоделся и ушел.
«Слава богу! — облегченно вздохнула Ольга. За последнее время отчаяние брата ложилось на ее совесть тяжелым бременем. — Теперь опять все будет хорошо».
Когда Оскар пришел в сад волостного правления, бал уже начался, и самые нетерпеливые любители танцев кружились под звуки вальсов и фокстротов. Аниты среди них не было.
Войдя в буфет, Оскар увидел за одним из столиков Фреда, Индрика Осиса и его брата Рудольфа — штурмана дальнего плавания, приехавшего домой погостить на несколько недель. Рудольф дружил с Оскаром еще с тех пор, когда они ходили в школу, и Оскару волей-неволей пришлось присесть за один столик с Фредом.
— Ну, как живется, старина? — спросил его Рудольф.
Оскар усмехнулся и пожал плечами:
— Сам знаешь, как мне живется. Все какая-то неразбериха получается.
— Да, бывает и такое. Тебе не вредно было бы на время уехать отсюда. Сидение на одном месте в конце концов порядком надоедает.
— Может быть, и так, — задумчиво ответил Оскар.
— Нам на пароходе в следующий рейс понадобятся два матроса. Если хочешь — поедем. — Рудольф наполнил стаканчики. — Пей, Оскар, ты подошел последним, тебе полагается штрафной.
Сегодня Оскару меньше чем когда-либо хотелось водки: предстояло объяснение с Анитой. Ради приличия он выпил один стаканчик, предупредив, что это последний.
— Ты, видно, в баптисты записался, — смеялся Рудольф. — Нет, это не пройдет, дружок, ты сейчас опрокинешь другой.
— Лучше попозже, не сейчас, — ответил Оскар.
И действительно, ни угрозы, ни насмешки на него не подействовали, он настоял на своем.
Фред время от времени подходил к окну взглянуть на танцевальную площадку и наконец незаметно исчез. Оскар тоже встал и, извинившись перед товарищами, вышел, когда оркестр заиграл бостон. В саду он сразу заметил Аниту; на ней было белое платье с синей кокеткой, похожее на матроску. Двигаясь в медленном танце, она весело шутила с партнером. И то, что Фред так близко прижимал к себе ее стан, и то, что она смеялась и смотрела в глаза этому человеку и чувствовала себя довольной, а может быть, и счастливой, причиняло Оскару невыразимую боль. Он уже до того измучился за последнее время, что мгновенно забыл о надеждах, которые сулил ему этот вечер. Его просто обманывали, успокаивали, как маленького ребенка, но на самом деле ничего не изменилось: Анита по-прежнему оставалась с Фредом, она даже не поглядела в сторону Оскара, а его, дурака, пригласили сюда посмотреть на счастливую парочку… Вероятно, это было подстроено нарочно, чтобы потом посмеяться над ним: туда же еще, надеется!
Круто повернувшись, он ушел обратно в буфет и присел к Рудольфу Осису.
— Теперь давай выпивать! — сказал Оскар, пробуя улыбнуться. — Покажи-ка, Рудольф, на что ты годишься.
