Цветаев подивился на прыткость боксёра и его команды, а вот причину своей настороженности понял только тогда, когда увидел того, кого совсем не ожидал увидеть в Киеве, потому что думал, что он после своего предательства пропал, сгинул в круговерти войны.
Он двигался следом, но так, чтобы на него раньше времени не обратили внимание. До кольца он вообще их «отпустил», ибо сообразил, что боксёр несётся на прежнюю стоянку; однако он миновал её, как миновал «Киевский завод углекислоты», оружейное предприятие «Маяк», строительную фирму «Лакма», «МЖК Оболонь», а потом последовательно – «Киевский мыловаренный завод», кожевенный завод «Чинбар» и ЗАО «Куренёвка», и наконец Цветаев понял, что здесь пахнет рейдерством и что конечная цель боксёра – издательский комбинат «Киевщина», больше достойных объектов не было. Совпадение не больше, чем совпадение в чудесах пирамиды Хеопса, подумал Цветаев, но такое тоже бывает.
Однако когда почти крадучись подъехал в углу здания комбината, и выглянул, то к своему удивлению не обнаружил обычной в таких случаях толпу, которая бы била окна и штурмовала вход. «Шестёрка» и фургон стояли во дворе, и всего лишь один бандерлог торчал у гостеприимно распахнутых дверей. Вояка, презрительно подумал Цветаев, и оглянулся на «Машку», которая преспокойно возлежала себе на заднем сидении. Ладно, решил он, делать нам здесь нечего, а боксёра нашего мы выследим потом и всё узнаем о Гекторе Орлове, Николае Политыкине и таинственном Борисе, то бишь Бурко.
В тот момент, когда он сдавал назад, чтобы вернуться в магазин Татьяны Воронцовой и предаться чревоугодию и пьянству, прямо у него над головой посыпались стёкла, и он увидел, как из окна где-то в районе седьмого, восьмого этажей выскочил человек в костюме и галстуке. Он так и летел, словно бежал быстро-быстро, только перепутал выход, летел, размахивая руками, молча, в абсолютной тишине, а когда упал на крышу одной из машин, стоящих внизу, то во все стороны полетело то, что остаётся от человека, упавшего с большой высоты. К нему тотчас подскочил бандерлог, а в разбитой окно высунулся второй без маски и крикнул:
– Ну що там?[147]
Бандерлог заглянул на проломленную крышу машины, на ногу человека, неестественно торчащую в сторону:
– Готовий![148]
– Ну і біс з ним![149] – бандерлог скрылся в окне и тотчас там прозвучал выстрел.
Бандерлог вернулся на вверенный ему пост и равнодушно закурил. Цветаев оцепенел на секунду. Видит бог, я не хотел, подумал он, нашаривая «Машку» и на всякий случай оглядываясь вокруг: благо, что комбинат был построен на отшибе, окружён зелёной зоной и двухметровым забором, никто ничего не увидит и не услышит.
Бандерлога у двери он снял одним выстрелом из окна машины. «Машка» не подкачала: «Щелк», и у бандерлога снесло череп.
Цветаев выскочил из машины и, пригибаясь, побежал вдоль стены с таким расчётом, чтобы его не увидели сверху и из окон первого этажа. В убогом вестибюле никого не оказалось. Вахтёр или спрятался, или сбежал. Его счастье, цинично подумал Цветаев. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что издательский комбинат переживает не лучшие времена: вокруг пыль и уныние, грязные шторы, фикус сиротливо чах у окна. Удивительна была не эта картина, а то, зачем в боксёр сюда явился. Работал один из четырёх лифтов, в нём кто-то спускался.
Цветаев отскочил за угол и достал пистолет. Вышли двое, вернее, трое, потому что двое бандерлогов в чёрном волокли человека без сознания. Его руки и голова свешивались бессильно, а ноги, на одной из которых не было туфля, чертили по полу кровавую дорожку.
– Куди?[150] – спросил один другого.
– Тайсон наказав, в кущі, щоб не бруднити приміщення[151], – ответил ему другой и хохотнул, как хохочет человек от страха, когда собирается убить другого человека.
Цветаев сразу же их возненавидел. Он убил обоих сзади выстрелом в голову, в того, что был слева пришлось выстрелить два раза – рука дрогнула, когда бандерлог инстинктивно оглянулся; они послушно рухнули рядом с человеком без сознания.
Цветаев поднялся на шестой этаж и попал в фойе, по обе стороны которого тянулись кабинеты. Так и хотелось сунуться в одни из них и крикнуть: «Бегите!», но здесь было тихо и сонно, словно наверху вовсе и не стреляли. Сжимая в одной руке «Машку», а в другой – пистолет, Цветаев побежал по коридору вправо и попал на лестничную площадку. Пахло курилкой и вездесущими кошками, а на подоконниках застыли банки из-под кофе, полные окурков. Сверху раздавались неясные голоса. Кто-то орал, похоже, Тайсон:
– Чого ти друкуєш, паперовий козел?! Нам не потрібна література ворогів! Чому вона нас навчить?! Пушкін твій, чи що? Нам потрібні книги українською мовою! Гоголь, цей, як його? Шевченко! А це що?! Що?![152]
Человека били совсем рядом. Цветаев открыл дверь и попал в такой же коридор, что и этажом ниже. В глубине тёмного коридора, за фойе, была открыта дверь, падал свет, оттуда и доносились голоса и удары. Всюду валялась бумага, книги и папки. Наискосок в комнате сидела женщина средних лет с перепуганным до смерти лицом. Цветаев показал ей знак, чтобы она молчала.
– Уходите… – шепнул он ей и увидел, что у неё глаза наполняются ужасом, и только после этого понял, что она привязана «скотчем».
Он вошёл в комнату, взял ножницы и освободил её.
– Идите вниз, там никого нет.
– Я боюсь! – прошептала она, на глаза у неё стали навертываться слёзы.
– Идите, идите! – приказал он специально грубо, чтобы она не надеялась на его помощь.
– Мне заказали… – оправдывался человек в дальней комнате.
Голоса гулко разносились по коридору.
– Вы ещё здесь?! – Цветаев оглянулся. – Идите!
– Я не могу без туфель, – голос её был бесцветным.
В комнате снова заорали:
– У очі дивися! В очи![153]
– Идите уже! – оглянулся он, но её уже не было, остался лишь осязаемый, как запах пота, страх.
Как она проскользнула мимо, он не понял, лишь на полу стелился кровавые след ног.
– Говори по-українськи, паперова свиня![154] – снова потребовал Тайсон.
Цветаев направился на голос, но вдруг ожил лифт, и Цветаев отступил назад, взяв под прицел фойе.
– Мне заказали…[155] – простонал человек.
– Дивися, слюни пускає[156], – хохотнул кто-то, и снова человек натужно застонал, потом его ударили, как в «грушу».
Их четверо, подумал Цветаев, а в обойме у меня три патрона, и в «Машке» четыре. Не густо.
– Хто замовив?! Хто?! Говори, паперовий собака![157] – закричал Тайсон.
Лифт всё ещё полз от этажа к этажу. Пришлось ждать.
– Там их много… – Чувствовалось, что человеку трудно говорить.
– По-українськи, собака![158] – напомнил Тайсон, и было слышно, как он ударил, словно в сырое мясо.
Цветаев представил: с оттяжкой, всей массой, сверху вниз – смертельный удар.
– Там їх багато[159], – со стоном поправился человек.
– А ти, як професіонал і політично грамотна людина, – издевался Тайсон, – повинен був пояснити їм, що ми тут говоримо і пишемо тільки по-українськи! Зрозумів, паперовий собака?![160]
– Зрозумів, все по-українськи[161], – покорно согласился человек.
– Ти політично грамотний?[162]
– Так…[163]
– Не чую![164]
– Так…[165] – послышался тяжёлый стон.
– Але ми тебе все одно уб'ємо![166] – заржали они, и снова ударил, с оттяжкой, как садисты.
Лифт наконец миновал седьмой этаж и поднялся выше. Цветаев перевёл дыхание и двинул по направлению к злополучной комнате, держа коридор под прицелом. Теперь он чувствовал всё пространство вокруг, слышал каждый звук и шорох, и знал, что других людей на этаже нет, быть может, только на восьмом или девятом – те двое, которых он ещё не видел, и там тоже происходило что-то страшное.
– Де Швидкий і Сміливий?[167] – спросил Тайсон крайне недовольным тоном.
– Не знаю[168], – ответил его напарник.
И Цветаев понял, что Быстрый и Смелый, те двое, которые остались лежать в вестибюле на первом этаже.
– Їх за смертю посилати![169]
– Це точно[170], – согласился напарник.
– Швидкий, Швидкий, дай відповідь першому! – потребовал Тайсон у рации. – Ідіоти![171] – выругался он.
– У штани наклали[172], – предположил его напарник.
– Не можуть впоратися з однією людиною. Я давно помітив, що Сміливий дивно поводиться, – согласился Тайсон и снова вопросил к рации: – Швидкий, Швидкий, дай відповідь Тайсону. Чого вони зволікають[173]?
