– Стирать пошла, – вздохнула Рисвелда. – Я вот думаю, может, и правда её к гватре...
– Неси вино гостям, – скомандовал Келанте. – Они там уже, в гостиной.
– А сам-то что?
– Я камьер, а не горничная! Ещё скажи мне в детской горшки выносить!
Лиля скрипнула зубами и взяла поднос. Она поднялась в гостиную, скромно опустив глаза... Тадел и ещё трое. Неужели те же?
Голоса были похожи. Лиля искоса глядела на них, и поймала на себе изучающий взгляд одного из мужчин.
– Думаю, через дней пять, – сказал тот, кого Ларат назвал Кайсо, хрипловатый.
– Погоди. Пусть она уйдёт. – Тадел поднял ладонь.
Лиля вернулась на кухню и села за стол. Флакон лежал в кармане, тяжёлый, как тысяча тысяч грехов на совести.
– А где Рисвелда?
– Пошла Миррим искать.
– Нету! – Рисвелда вышла из женской половины, нахмурившись. – Грит, посмотри-ка в сарае...
Лиля резко встала и бросилась наверх, в сад, и к хозяйственным постройкам.
– Миррим!
Та подняла голову от лохани. Лиля вытянула шею.
– Я же вчера постирала эти платья, – сказала она недоуменно. – Миррим, я хотела спросить тебя кое о чём...
– Грит, гости зовут! – крикнул Келанте от дверей дома. – Быстро!
– Гости? – Миррим резко встала. Лиля глянула на её руки и ужаснулась. Нежные тонкие пальцы сбиты в кровь, ладони точно ошпаренные... – Какие?
– Да там к киру Таделу... Те, которые в прошлый раз были, – сказала она, с ужасом глядя на истерзанные стиркой руки Миррим и её бескровные губы. – Этот Саор и Кейсо, и ещё одного я не знаю. Ладно, я позже приду... Миррим, нам надо немного поговорить, хорошо?
Она выбежала, оглядываясь, и бросилась к дому.
– Хотят горячее. Салва выложила. Ты что там застряла? – подгонял её Келанте. – Давай, давай!
Лиля шмыгнула с подносом наверх, в гостиную. Мужчины замолчали. Ладно, ладно... Она уже в курсе всего. Румяный пирог встал в середину стола, и Лиля направилась на кухню, чувствуя, как флакон через карман и нижнее платье выжигает кожу на её бедре.
Тадел, брат Ларата. Видный, с волнистыми волосами, с умными глазами. Прошаренный, но очень, очень самонадеянный. Две его девчушки... А если Тайлиэл беременна? Твою мать... Лиля сжала челюсти. Ирэл, нежная, мягкая... А ей-то за что?
– Кир Тадел, а где предыдущая? – спросил вдруг кир Саор Фелгар в гостиной за её спиной, и Лиля замерла. – Ты сказал, снова будет горничная Ларата, но тут эта старая... Где та пташка с веснушками? Такая сладкая оказалась, хоть и неуклюжая.
Под левую лопатку вонзился раскалённый нож, и Лиля чуть не уронила поднос с пустыми стаканами. В голове стучало. Нет. Нет. Нет.
Она кинулась на кухню и швырнула поднос на стол.
– Быстро! Быстро!
Рисвелда метнулась за ней. Щебёнка вылетала из-под каблуков. Взгляд Миррим... Пожалуйста! Только бы успеть!
Она распахнула дверь. Миррим стояла на телеге, глядя на Лилю пустыми глазами, и рядом, перекинутая через балку стропил, свешивалась верёвка.
– Хватай её!
Рисвелда мощным толчком сбила Миррим с ног, обхватывая, рыдая, укачивая на руках, как ребёнка, и бросилась в дом. Лиля стояла, глядя на верёвку, на лохань с белой пеной, на кучу чистых платьев в углу. Девочка, милая! Как же так?!
– Нет! – кричала Миррим, прижатая за плечи к кровати. – Пусти!
– Ты шла на скалу у маяка? – крикнула Лиля, влетая в комнату. – Куда ты шла сегодня?
– Какое тебе дело? – выкрикнула Миррим. – Ты бросила меня! Тебя не было рядом!
Лиля вцепилась в волосы, рыдая. Она лежала под кроватью Тадела, а эта маленькая девочка там, в комнате ублюдка Фелгара, пролила вино на его туфли, и он...
– Я грязная! – крикнула Миррим. – Мне нельзя теперь жить! Дайте мне умереть! Он всё равно убьёт меня за то, что вы узнали!
Она билась, дрожа, и Рисвелда с Салвой прижимали её к кровати, пытаясь погладить по голове или утешить, но она кричала хрипло, как раненый зверёк.
36. Да хранят тебя высокие небеса
Лиля развернулась и вышла на кухню. Крики Миррим стояли в её ушах. Он сказал, что убьёт её, если она скажет кому-то?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Чего вы там возитесь, – причитал Келанте в дверях кухни. – Что там орёте? Там важные гости! Давай! Вино неси!
Лиля шла в гостиную, и каждый шаг её отдавался в ушах. Голоса глухо и медленно звучали с диванчиков, и она плыла, впечатывая неторопливые шаги, глядя на сверкающий бортик серебряного подноса над синим подолом платья и белым кружевным передником. Красное вино, которое Миррим пролила на ковёр и туфли кира Фелгара. Красное, красное, почти как брызги курток стражников на тех серых камнях возле белой пены платья девушки, которую никто не остановил по дороге у рощи олли. Миррим, Миррим! Девочка милая, милая, хорошая, как ласточка вёрткая, смешливая...
– ...Выгодная сделка, – подытожил Фелгар, оглядывая Лилю, которая вошла в гостиную с лёгкой вежливой улыбкой. – Катьонте, пусть сюда придёт другая. Она мне больше понравилась.
– Она сегодня себя нехорошо чувствует, кир. – Лиля поставила запотевший стакан с вином перед киром, имя которого не знала, и выпрямилась.
– Заверни мне с собой оленины, – сказал хриплый Кейсо. – Отличная она у вас, Тадел.
– Пусть умоется и приходит, – сказал Фелгар. – Тадел, я останусь у тебя сегодня?
Лиля чувствовала биение крови в каждом капилляре, в каждой крохотной жилке лица.
– Оставь, – поморщился Тадел. – Раз нехорошо ей.
– Знаю я этих катьонте, – хмыкнул Фелгар. – Пара серебристых кругляшков – и хандру как рукой снимает!
Лиля сжала челюсти.
– Твоё вино, кир Фелгар, – сказала она, ставя перед ним стакан. – И ваше, кирио.
Она вышла из гостиной и спустилась по лесенке для катьонте. Келанте сидел на кухне, обгрызая куриную ножку, и вопросительно кивнул ей.
– Нет-нет. Там всё тихо. Приятной трапезы, – сказала Лиля. – Всё хорошо. Всё хорошо.
Миррим лежала, отвернувшись к стене. Рисвелда сидела рядом с ней, гладя по голове. Она кивнула Лиле и встала, уступая место в изголовье.
– Ложкой снег мешая, ночь идёт большая, – запела Лиля, опуская руку на волосы Миррим. – Что же ты, глупышка, не спишь? Спят твои соседи...
Слёзы душили её, но она пела через ком в горле, через большой колючий куст, выросший внезапно в груди, но под ним не было ключа, даже ржавого. Под ним было пусто, пусто, только боль билась, раскрывая клюв в неслышных криках, как ласточка, которую подбили из рогатки ради забавы.
Ночь прошла в липком забытьи. Лиля сидела на кровати Миррим. За окном небо светлело, из графитового становясь просто грязно-серым. Птички пасси щебетали у лестницы во двор, куда Рисвелда ссыпала крошки от вчерашнего ужина, добавив от себя горстку крупы.
У боковых ворот протарахтела тележка молочника. Лиля встала и приоткрыла окно чуть пошире, впуская прохладный воздух в комнату.
Миррим спала, беспокойно вздрагивая и морщась. По коридору уверенно прошагала Рисвелда, потом, тихонько переговариваясь, прошли девушки, замедлив шаги возле двери.
Рисвелда приоткрыла дверь и протянула Лиле стакан с коричневатым настоем, показав подбородком на Миррим, а потом вернулась с большой кружкой ачте и поставила её на столик. Лиля кивнула, не двигаясь с места.
Ачте остыл. Она пила его, отстранённо глядя в окно. Миррим зашевелилась, повернулась, и на миг её лицо стало вдруг таким же, как раньше, весёлым, но тёмные, острые воспоминания тут же погасили радость. Она побледнела, и глаза стали будто стеклянные.
– Выпей, милая, – сказала Лиля, протягивая ей стакан. – Это лекарство.
– Каприфоль? – Голос был сиплым. Сорвала, наверное, вчера, маленькая.
– Успокоительное. Валерьянка, только помощнее. Да. Пей.
Миррим сидела, оперевшись на стену, с закрытыми глазами. Лиля достала гребень и стала расчёсывать волосы, поглядывая на неё. В коридоре у кухни послышался шум и голоса. Лиля открыла дверь и высунулась наружу, прислушиваясь к тому, что взволнованно говорили катьонте.
