не едим, не спим и не моем за собой посуду. Про бассейн и конскую терапию никто пока не обмолвился ни словом.
Доктор Тисл — или Док, как все обращаются к нему — кивает и что-то записывает, пока я рассказываю про свои эксперименты с кокой, но, когда дохожу до эмбиена, он неодобрительно смотрит на меня и качает головой.
— До пяти таблеток за ночь? — ошеломленно спрашивает он. Этот парень не раз выслушивал людей, которые литрами вкалывали себе наркотики и каждые пять минут глотали по восемь пилюль — если верить тому, что я слушала во время и после «группы», — поэтому мне непонятно, почему упоминание о снотворном вызвало у него такую реакцию.
— Послушайте, я же их не ради удовольствия принимала, — говорю я. — А из-за бессонницы.
— Я понимаю, — отвечает он. — И когда вы прекратили их принимать?
— На днях, — отвечаю я. — Выйдя из больницы.
Док качает головой.
— Это было очень неразумно с вашей стороны. Вы должны были сказать врачам, какую дозу принимали. Они бы поставили вам капельницу, чтобы очистить кровь. У вас мог случиться сердечный приступ.
Ничто так не выводит меня из равновесия, когда мне говорят, будто я совершила глупость, поэтому я с трудом подавляю в себе сильнейшее желание свернуть Доку шею. В больнице меня никто не спросил, сколько и чего я приняла, так что мне и в голову не пришло, какими могли быть последствия.
— Да, но вы же видите, доктор, что сердечного приступа у меня не случилось, значит, мы можем сделать вывод, что я выжила вопреки собственной глупости, — отвечаю я.
— Вы еще не скоро сможете спокойно спать по ночам, — говорит он.
Я знаю, что этому парню необходимо прочитать лекцию, но мне так отчаянно хочется как можно быстрее от него удрать, что решаю, пусть этим займется кто-нибудь другой.
Глава 14
Я в который раз пытаюсь сконцентрироваться на книжке про «Пледжс», когда в дверь просовывается голова Томми. — Просто хотел посмотреть, как ты тут устроилась, — произносит он своим вечно бодрым голосом.
— Прекрасно, — отвечаю я. Потому что, несмотря на свое упадническое настроение, мне почему-то не все равно, что думает обо мне мой консультант, и мне вовсе не хочется, чтобы он знал, как я напугана и несчастна. Я даже пытаюсь улыбнуться. — Люди здесь просто замечательные, — добавляю я, хотя это откровенная ложь.
Томми молча смотрит на меня.
— Почему бы нам с тобой не прогуляться? — предлагает он.
Прогулка, как и все остальное в данный момент, меня совершенно не привлекает, но у меня нет выбора. Сидеть здесь и думать о том, как я испоганила собственную жизнь, докатившись до того, что оказалась узницей этого заведения, где живу по соседству с кучей неудачников?
— Я возьму сигареты? — спрашиваю я.
— Разумеется, — отвечает он, помогая мне встать. — Я только за.
Я хватаю пачку «Кэмел лайтс» с зажигалкой, сую ноги в шлепанцы и вслед за Томми выхожу во двор. Он подбирает камешек со сплошь уставленного пепельницами стола и идет по территории «Пледжс» по направлению к улице.
— Я хочу сказать тебе кое-что, только ты не обижайся, — говорит Томми, швыряя камешек на землю и пропуская меня на шумную улицу, по обе стороны которой находятся небольшие магазинчики и рестораны быстрого питания. Впервые за несколько дней, прошедших с того момента, как я здесь поселилась, я столкнулась с цивилизацией, и меня приводит в ужас мысль, что реальный мир все это время находился всего в нескольких шагах от меня.
— Валяй, — говорю я, зажигая, кажется, восемьдесят седьмую сигарету за этот день. Я должна была понимать, что обида — это самое приятное переживание за день, учитывая, что моя жизнь постепенно превращается в угнетающую рутину, озаряемую лишь «Кэмел лайтс» да печеньем. И потом, Томми мне нравится.
— Ты поражаешь меня своей бездуховностью, — говорит Томми. Он смотрит на меня с грустью, сощурившись, как будто мое лицо — это солнце, а он забыл надеть солнечные очки.
Я ожидала, что он действительно меня чем-то расстроит: к примеру, скажет, что я никак не могу приспособиться к своему окружению или запустила свою внешность, но это замечание меня нисколько не обидело. Я даже не очень хорошо поняла, что он имел в виду.
— Бездуховностью? — спрашиваю я, выдыхая дым. — Я не очень религиозна, это правда. И, кстати, — добавляю я с улыбкой, — ты меня нисколько не обидел.
Впервые за все время Томми не улыбается. Он останавливается, и мы оказываемся лицом друг к другу.
— Духовность вовсе не обязательно подразумевает религиозность, — отвечает он.
Я понимаю, к чему он клонит. Я знаю, что трезвенники одержимы мыслью обратить всех и каждого к Господу, хотя и именуют Его «высшей силой», чтобы не спугнуть тех, кто не является католиками или кем-нибудь еще. И я понимаю, что Томми сейчас будет говорить о Боге.
— Разумеется, — отвечаю я, понадеявшись, что разговор окончен и теперь мы сможем спокойно пройтись обратно до больницы.
— Можно просто пойти на пляж и полюбоваться океаном, и это будет проявлением духовности — говорит он, сохраняя полное спокойствие. — Или — в зоомагазин, опуститься на пол и поиграть со щенками, или просто побыть на природе и вдыхать аромат цветов.
Для гетеросексуала Томми слишком впечатлителен, и эта его лекция о духовности даже вызывает у меня улыбку. Я вынуждена признать, что сидеть на пляже, играть со щенками и нюхать цветы — чертовски здорово. И я даже не могу вспомнить, когда делала это в последний раз.
Сегодняшняя группа ничем не отличается от вчерашней, просто сегодня каждый из выступающих решает по своему усмотрению, кто будет говорить дальше. Я сижу, обрываю заусенцы и чувствую себя в полной безопасности, потому что, как мне кажется, мне прекрасно удается оставаться незамеченной. Чему я очень рада с момента начала сборища, потому что мне приходится выслушивать очередную хренотень. Оказывается, «розовое облако» — это такое место, куда попадаешь, когда ведешь здоровый образ жизни, и все вокруг кажется настолько прекрасным, что даже приходится щипать себя, чтобы удостовериться, будто не спишь, а добрая половина обитателей «Пледжс» клянется, что они там побывали. Я, наверное, никогда не пойму, почему эти люди придумывают столь смехотворные названия — им же не ставят оценки за то, как они ведут себя во время реабилитации. «Может, они просто актеры, — думаю я. — Как и все в Лос-Анджелесе».
Наконец, наступает черед красавчика. Сначала он представляется — «Джастин,
