— Доти Отахи Ронихар, второй год Учащегося Братства святого Викушти, к услугам вашей милости, — представился маленький остроносый «Буратино». — Признаём, что наш брат причинил беспокойство, едва не устроив драку, господин сержант! Только вины на нём нет, поскольку дело его — правое. Давай!.. — добавил он, толкнув Юру в спину.
— Юрий Трилесский… — заметно нервничая, москвич сумел обойтись без привычного заикания. — Вернее, Трилесский Юрий Олегович, путешественник, к услугам вашей милости, господин сержант! Обманув доверие моей девушки, Ратки Юстахи начал к ней приставать. Вот я и вмешался… Ну а вы, на моём месте, как бы поступили?..
— Путешественник! — усмехнулся сержант, перекладывая жезл в другую руку. — Одет, как «достойный», да с мужицким выговором. «Лопух»?..
— Юри — почётный гость Дома Малого Братства, господин сержант! — снова взял слово Доти. — Выходя в город, он не взял с собой ни подорожной, ни выписки. Но в Доме Книг и Учеников святого Викушти готовы поручиться за него, как за любого из Учащихся Братьев…
— Мы с моей девушкой принадлежим к одному народу, господин сержант! — не растерялся Юра. — Посмотрите на нашу одежду, вслушайтесь в наш выговор…
— Да, врут они все, господин сержант! — не уступал Ратки. — Эти школяры… Они же вруны изрядные, это все знают… Да она же сама со мной пошла. И, если хотите, эта красавица мне вторую октицу авансы раздавала. А вздумал слегка потискать…
— Ратки! — возмутилась Надя. — Господин сержант! Ратки, да как вам не стыдно! Вы же сами меня сюда завели…
— Слышите, господин сержант! — воскликнул Ратки. — И вы все тоже слушайте, братья! Говорит, будто я не её парень, а сама меня по имени называет. Запросто, без отчества…
В собравшейся толпе послышались одобрительные возгласы.
— Девица, похоже, и впрямь чужеземка, вот и обычаев не знает, — вмешалась дородная пожилая тётка. — Ниару Мелиси Ританар, господин мой сержант! Что школяры — вруны изрядные и забияки, это мы все и так знаем. А как насчёт тебя, Ратки Юстахи! Как получилось, что тебя к испытанию допустили? Тебя не только из мастеров — тебя и вовсе из цеха вытурили, да не просто, а с «волчьим лопухом»… И не за то ли самое?..
— Господин сержант! — от волнения голос у Юры буквально звенел. — В вашей власти верить или не верить мне и моим товарищам. Так же, как в вашей власти взять нас под стражу. Но, как бы не обстояли дела, я никому не позволю обидеть меня и мою девушку.
— Да, у вас тут, похоже, спор волка с волком… — довольно осклабился сержант. — Что же, дело доброе! Только не на улице, и чтоб без криков, крови и трупов. И не вздумайте после в Реку сбросить — а то, знаю я вас… Впрочем, я сам присмотрю — чтобы без «закладок» и прочих хитростей. Да и интересно будет — всяко лучше ваших «залогов благодарности»…
За аркой обнаружился погружённый в полумрак просторный двор — с трёх сторон его окружали дома с широкими деревянными балконами. С четвёртой, открытой стороны не столько различался, сколько угадывался Вех, слабо серебрящийся в лунном свете. Зажжённые на судах огни казались крошечными искорками, лежащие на берегах города и деревни — россыпями ярких углей.
Шум и гомон вливающейся во двор толпы разбудил жильцов — тут и там на балконах вспыхивали огни, из открывающихся дверей выбирались растрёпанные, готовые отойти ко сну горожане. Возмущавшихся было немного — в мире, не знающем интернета и телевидения, с собранными вручную радиоприёмниками, лампы для которых поштучно отливают стеклодувы, обывателей интересовало всё — от выступления уличных кукольников, певцов и рассказчиков, до заседаний городского суда, куда традиционно пускали за небольшую плату.
— Господин сержант! — не выдержала Надя. — Что всё это значит? О, господи! Послушайте! Вы же… Вы — городская стража! Вы обязаны за порядком следить, а вы… Что вы собираетесь делать?..
— Вот мы и проследим… — усмехнулся сержант. — Эй, ребята! Двор очистили, быстро!..
Волнующаяся толпа отступила к стенам, в то время как на каменных плитах начертили круг. Вызывающе глянув на Надю, Ратки принялся раздеваться — снял кафтан, а затем и рубаху, передав их высокому парню с изъеденным лицом, поиграл мускулами… В отличие от него, белый как мел, непривычно высокий и прямой Юра не стал заголяться, оставшись в недавно купленной рубахе. На камнях зазвенел металлический предмет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что у тебя там? — протянул руку сержант. — Закладка?
— Ключи, от дома… — показал Юра связку.
— Тонкая работа, — усмехнулся сержант, рассматривая брелок-автомобильчик. — И в самом деле, поверишь, что ты не из «приниженных». А похожую хреновину я недавно видел…
Москвичи были слишком взволнованы, чтобы обратить внимание на последние слова — тем более, задуматься, что именно напомнил сержанту брелок-автомобильчик.
— Послушайте! — крикнула Надя чуть ли не на весь двор. — Прекратите это! Сейчас же!.. Вы что, не понимаете? Юра! Ратки! Я прошу вас… В конце концов, я — лекарка!.. Я не знаю… Так же нельзя… Да люди вы, или кто? Прекратите это, ну пожалуйста!..
— Цыц мне! — брезгливо отодвинулся сержант. — Схлестнула парней, так и не верещи. А станешь мешать или цепляться — плетей перед управой отведаешь. И не посмотрю, что лекарка…
Стоя в круге со сжатыми кулаками, Юра не отводил глаз от чёрного жезла в руке сержанта — и когда ткнув жезлом в небеса, сержант резко опустил его вниз, не колеблясь, шагнул вперёд. Страха не было — была какая-то странная, холодная опустошённость. Ненавистное глумящееся лицо становилось всё ближе, ближе, ближе — а когда оно оказалось совсем близко, Юра ударил.
Не нелепо-дурацки, когда не умеющий драться «ботаник» не столько бьёт, сколько хватает или отталкивает противника — нет, это был настоящий, хлёсткий, мужской удар. И прежде, в Москве, желая побороть робость, и здесь, в Басине Юра не раз тренировался, молотя кулаками по обёрнутому тряпками древесному стволу. В этом ударе было всё — и безнадёжная храбрость отчаяния, и ненависть к очередному «удачнику»-победителю, и накопившаяся за годы боль от бесчисленных обид. Но всё же Юра не поверил собственным глазам, когда после первого удара соперник пошатнулся, а после второго и грохнулся на плиты двора.
«Так просто!», — пронеслось в голове. Зеваки на балконах взревели. Трезвенник Юра не подозревал, что его противник был изрядно навеселе — не настолько, чтобы встать на четвереньки, но достаточно, чтобы пропустить удар. Не знал он и о том, что в подобных ситуациях хмель выветривается из головы практически мгновенно. И, разумеется, понятия не имел о том, как больно и страшно — с ранеными и даже с убитыми, дерутся на кулаках и палках здешние школяры и подмастерья. Позволив сопернику подняться, он снова ударил — но в этот раз зашатавшийся Ратки сумел устоять на ногах.
— Юра! — выкрикнула Надя.
Следующий удар и вовсе не достиг цели — неведомая сила закружила москвича, а грудь словно сдавил невидимый камень. Сложившийся чуть ли не пополам, задыхающийся Юра снова шагнул вперёд — чтобы, непонятным образом, самому оказаться на камнях двора. Больно не было — тем не менее, подняться удалось с большим трудом. И снова Юра пошёл вперёд, чувствуя, что не сможет и не сумеет — и, как и ожидалось, снова оказался лежащим на камнях.
— Юра! — вбежав в круг, раскрасневшаяся, с горящими глазами, Надя налетела на Ратки. — Убирайся! Прочь пошёл!..
И, упав на колени перед силящимся подняться москвичом, плача, принялась вытирать ему кровь и грязь.
— Юра! — Надя не замечала, что говорит по-русски. — Господи, Юра! Прости меня. Я не знала, я просто не думала… Господи! Если бы ты знал, какая я была дура! Ну зачем, зачем же ты так…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Привстав, девушка оглядела замершую от удивления толпу.
— Воды! Кто-нибудь, принесите… Пожалуйста! И чистое полотенце… Я — лекарка, понимаете — лекарка! Кипячёной воды, полотенце и траву чемири… Я знаю — она у многих на балконах растёт…
