– Нет, ну мы можем, конечно, позвать уборщицу или кого-нибудь из ваших клиентов и…
– Никаких «и»! К черту уборщицу и клиентов! Запирай дверь, станем праздновать!!!
Он недоуменно смотрел вслед ее вихляющейся попке и спрашивал себя: а зачем ему это надо? Не завтра, нет. Завтра не рабочий день. После праздников, когда они снова встретятся в офисе, он ведь будет испытывать неловкость. Станет нарочно напускать на себя серьезность, перестанет шутить с ней, а то и начнет придираться по мелочам. Он же зарок себе давал, что со своими сотрудниками ни-ни!
А с другой стороны…
А если больше не с кем, а?! Как быть тогда?
Жена, сука, может к его возвращению уже смыться куда-нибудь с чемоданами. Да на нее у него и расчета особого не было. Он уже и забыл, когда в последний раз у них была близость. Ни он ее не хотел, ни она его.
Верочка…
Ах, милая, нежная, кроткая Верочка! Как он жаждал ее, как искал! Ну, может, и не особо рьяно, так руки скованы. Штатный мент Воинов и тот лажает на каждом шагу. Вот опять без результатов съездил в аэропорт. А ведь дураком надо быть, чтобы не понять: оттуда ноги растут, именно оттуда. И трясти следует начальника, а не его подчиненных. Ведь мимо него муха не должна пролететь, она, по информации, и не пролетает, а тут шикарная тачка снует туда-сюда. Ясно же, что у него рыло в пуху по самые коленки. А Воинов просрал тему. То ли времени не хватило, то ли хватки. И теперь…
И теперь он станет тискать свою секретаршу и, может, даже напросится к ней за новогодний стол. Если понравится. И может, даже ее, а не Верочку, он заберет за границу на зимние каникулы. А что? Не одному же ему туда лететь! И не там же искать приключений!
Секретарша вернулась через пять минут. Причем сначала показалась ее попка, потом согбенная спина, следом она, пятясь, вкатила в его кабинет сервировочный столик. Этот столик Власов приобрел давно. И так ни разу они его и не накрыли. Он стоял задвинутым в дальний угол, исполняя роль подставки под цветы.
– Обновим, Александр Сергеевич?
Она ловко выкатила столик на середину, и по кабинету поплыл тонкий звон хрусталя. Два высоких фужера, подрагивая от вибрации, соприкасались боками с запотевшей бутылкой шампанского. Плоское блюдо с сыром, колбасой, ветчиной. Горкой – парниковая клубника, красивая, но совершенно безвкусная. Бутерброды с лососем, вальяжно распластавшимся на тонких листах салата. И два огромных апельсина, распоротых острым ножом в цветки лотоса.
– Обновим? – тихим интимным голосом повторила она и медленно пошла к его столу.
– Обновим…
И Власов, ухватив ее за руку, резко дернул на себя и тут же полез жадными руками ей под юбку.
Утренняя грязная перебранка с женой, пропавшая Верочка, безуспешные ее поиски, раздражение на себя за полноту и преждевременную лысину, обиды на некрасивую скучную жизнь – все вдруг сделалось далеким и никчемным. Никаких сожалений, никаких тревог, никакого неудовольствия. Все перестало иметь значение. Все, кроме гибкого молодого ненасытного тела, извивающегося на его коленях.
Он стащил с нее ее крохотные одежды, оставив в одном нижнем белье, чулках и туфлях на высоких каблуках. Она шустро раздела его. И, такая умненькая девочка, заметив его смущение от собственной полноты, резво занавесила окно! Они медленно двигались в темноте к дивану в углу, натыкались на углы, стулья, сервировочный столик, пока оставшийся не у дел. Потом все пошло быстрее, как будто наспех, потом еще раз уже без стеснения и неловкости. И только через час Власов хлопнул в потолок пробкой от шампанского.
Честно? Он был умиротворен и буквально счастлив. Без затей, без лишних забот, треволнений и замысловатых ухаживаний он вдруг обрел женщину, которая способна была страстно его целовать в лысую макушку, гладить толстый пупок и называть нежными щенячьими именами с поразительной искренностью. И ему это вдруг понравилось! И не казалось фальшивым! И не хотелось никуда-никуда. Особенно домой!
– Наконец-то, Сашенька, пусечка моя… Наконец-то…
Она обхватила его запястье длинными тонкими пальцами, прижалась к его боку. Он лежал у стенки, ему было удобно. Она наполовину висела, но не капризничала, что тоже пленяло.
– Что – наконец? – он задрал руку, подхватил свой бокал с шампанским со столика, они подкатили его ближе к дивану в изголовье. – Будешь?
– Нет, у меня от него в животе урчит, – она мило хихикнула и потерлась щекой о его плечо.
– А зачем покупала? – удивился Власов, прилично отхлебнув. Легонько шлепнул ее свободной рукой по голой попке. – Купила бы коньяк!
– Ты… ты почти ничего не пьешь никогда. А шампанское – непременный атрибут всякого такого… – она повела в воздухе изящной кистью. – Это настраивает на романтический лад.
– И настроило! Настроило, скажу я тебе! – он вернул бокал на место, подхватил невесомое тело женщины, уложил на себя. Шепнул ей в ухо: – И еще как!!! Поедем на лыжах кататься после праздника?
– А праздник встретим вместе? – ее зубы сверкали в темноте от постоянной улыбки.
И одновременно выдохнув друг другу согласие, они тут же расхохотались…
Глава 14
Вечер удался. Так, во всяком случае, вспоминалось Воинову, когда он утром проснулся и первое, что ощутил, – едва уловимое дыхание Евы. Она спала, уткнувшись носом в его ключицу и обхватив тонкой рукой насколько сумела. От нее пахло едва уловимо ее любимыми духами. Ногу она перекинула через его бедро, крепко прижавшись, и чтобы встать, ему теперь необходимо было ее пододвинуть. А было жаль. Она так сладко спала. И вчера вечером…
Он на минуту закрыл глаза, вспоминая, как вернулся вчера вечером злой, угрюмый. Долго стоял возле машины, с непокрытой головой, смотрел на светящиеся квадраты окон и размышлял, что ей сказать, чтобы не испугать окончательно. Потому что он сам теперь боялся. Потому что понимал, что дело очень, очень грязное. И, как оказалось, копаться в этой грязи никому не интересно. Куда интереснее спихнуть всю вину на бездомного алкаша – а он таковым и оказался, – который к тому же ни черта не помнит.
– Да ладно тебе, начальник, париться, – раскрыл в подобии улыбки алкаш рот с единственным резцом. – Мне все одно, где издыхать, тут на свалке или на зоне. Там хоть пожрать дадут да на мороз не выгонят.
– Одним словом, ты готов признать вину, даже если ничего и не совершал?
Воинов бесился так, что готов был орать и лупить по небритой роже этого пропойцу. Он все ему испортил, все! Написал, скот, явку с повинной. Коллеги рады стараться в канун праздника благодарность получить и от лишней головной боли избавиться. А ему что? Прекратить, к чертям, все поиски? Свернуть собственное расследование на основании того, что…
Что тупик за тупиком. Тупик за тупиком! Просто лабиринт какой-то из сплошных тупиков! И в этом лабиринте в итоге он остался один. Власов вчера, выслушав про поездку в аэропорт, что-то пробормотал невнятно. Потом долго не отвечал на его звонки, а когда ответил, то лучше бы и не отвечал. Какая-то девка у него в трубке взвизгивала. Звенели стаканы о бутылки или бутылки о стаканы. И сам Власов показался ему поплывшим, размякшим, оплавившимся от прелюбодеяний.
«Веру он искать больше не будет», – понял Саша. Ни к чему ему ввязываться в историю, за которую не с кого бабла срубить. Если поначалу и захлебывался энтузиазмом, то потом поутих. К тому же кто-то сумел его утешить в отсутствие подруги – звон бокалов и придушенный смех тому свидетельство.
У него же все получилось с точностью до наоборот. Он поначалу всячески сопротивлялся. Его душили внутренний протест и странное чувство, что подруга Евы своим неадекватным поведением просто портит им жизнь и отношения. Даже рисовались странные картины, на которых Вера сидит себе где-нибудь в укромном месте и похихикивает над тем, как они героически преодолевают трудности, созданные ею же. Всякие подруги бывают. Даже Сева не мог не признать, что и такая версия не исключается.
Но потом…
Чем больше он увязал в этом деле, начав им заниматься нехотя и по принуждению, тем больше понимал, что не могла Вера измываться над их чувствами. В беде она, если вообще еще существует.
Вот и торчал он вчера вечером, вернувшись домой, на улице, пока не продрог до такой степени, что ноги начало сводить от холода.
– Господи! Ты чего там?! – Ева выскочила из двери, закутавшись в его служебный ватник, на босых ногах легкие тапочки. – Слышу – машина. Жду, жду, а никто не заходит. Саша! Иди домой, быстро!
Ох, как ему понравилась ее властная нотка в голосе. Забытая самой собой Ева возвращалась! Как защемило душу от заботы и тревоги за него. Дальше – больше! Его ждал накрытый к ужину стол. Пельмени! Она сама настряпала настоящих пельменей! Большущих, размером с маленький мячик, с сочным куском фарша внутри и густой сметаной в громадном соуснике.
– Давно так вкусно не ел, – признался он, отодвигая пустую тарелку. – Очень, очень вкусно!
