Тракторист сплюнул, под общий ржачь пошёл к трактору, лихо развернулся на месте, пролетел над окопом. Кадет, молодец, расколол одну бутылку о бульдозерный нож, вторую сзади, но в гусеницу не попал. Во, как всё быстро. А когда сам в окопе — будто часы проходят. Что это Мишка не вылазит? Подошёл. Он сидел на дне окопа, как суслик.
— Миш, ты что? Тебе плохо?
Он сначала отрицательно помотал головой, потом кивнул.
— Не понял? Ладно, давай руку.
— Не могу.
— Ранен? Как тебя зацепило? Чем?
— Мне стыдно.
А, вон в чём дело. Не удержал.
— Что ж, бывает. И голодный обсериться. Не сремайся, выходи.
— Засмеют.
— Пусть попробуют.
А народ притих — не поймёт причины заминки. Только пусть попробует кто улыбнуться! Я им устрою прапорщика Дыгало из «9 роты». Надеюсь, в моём исполнении будет не хуже, чем у Поречинкова. Помог вылезти Мишке-Кадету. М-да, сильно заметно. Вот уроды — ржут. Налетел, как коршун, раскидав сразу толпу. Бил, не глядя, от души. Когда стоящих не оказалось, изобразил Дыгало:
— Чё ржем? Над чем? Мне пох… Хоть «мама» орите, хоть блюйте, хоть ссыте, хоть в штаны накладывайте, но задачу мною поставленную — выполни! Себя превозмоги, пополам порвись, но сделай! Пацан — герой! Он больше вас всех этого трактора боялся, но задачу выполнил! Он смог! А вы? Вы — сможете? Страху своему в глаза заглянуть и удушить его — сможете?
Тишина, сопят.
— Тот, кто научился преодолевать свой страх — тот воин. Того не одолеть, не сломать! Себя победивший — непобедим! Сможете? Ссать от страха, но делать — сможете?
Я подошел к Мишке, зажавшему стыд свой руками, бледному, с трясущимися губами — едва сдерживал слезы. Протянул руку, подал его.
— Я горд быть твоим командиром. Теперь я не побоюсь поставить тебя сзади себя — буду знать, что тыл мой надёжно прикрыт.
Юноша больше не мог сдерживать слёз, вырвался убежал.
— Что, лошади? Над чем смеялись? Ему ещё и шестнадцати нет, он школу не закончил, а тут такое. Мальчишка он ещё, но уже настоящий мужик! А вы — ржать! Придурки! И ещё — если я хоть раз от кого либо услышу о пятне на репутации Кадета — сгною всех присутствующих! Я предупредил! Парень толковый, может высоко подняться. Чернить его не позволю. Мазута, тебя тоже касается.
— Да мне вообще по барабану. Твои люди. Только, сдаётся мне, он танки теперь зубами грызть будет, как орехи. И тоже в бак мне долбанул. Ну что с вами делать, Ироды?
— Продолжаем учёбу! Мельник — в окоп!
— Я вот думаю уже — может мне штаны снять? — Мельник, улыбаясь, чесал затылок под каской.
— А мне потом после тебя в окоп, как в толчок лезть? — пихнул его взводный к окопу, — в штаны накладывай и с собой из окопа выволакивай! Что ж нам теперь, после каждого бойца новый окоп рыть?
Ну, вот, ржут, потирая зашибленные мною места.
— Младший лейтенант, продолжайте занятие.
— Есть! — бойко ответил он, козырнул. Ухо у него тоже опухает. А ведь он старше меня по званию. А я, мало того, что им командую, так ещё и люлей навешал. Устав и субординация отдыхают в обмороке. Ладно, пошёл я к Кадету. Пообщаться надо. Парню нужна моральная поддержка, «помощь друга» так сказать.
— Ну, как Кадет после этого? — отвлёк меня от воспоминаний ротный.
— А ты откуда знаешь? Кто проболтался?
— Спрячь меч возмездия, — усмехнулся Александр, — забыл кто я?
— Опер.
— Ну и это, но точнее выражаясь, сыщик. Что Кадет. Тьфу, Перунов, кто его так окрестил?
— Я. Малой ещё, но толк будет. Глядишь, и до генерала дорастёт.
— Пусть растёт. Это хорошо, что ты так всё повернул, сломался бы парень.
— Этого допустить нельзя. Каждый нужен.
— Слушай, а что, когда меня видят, «атас!» кричат. Это мне погоняло подогнали?
— Нет. Это из песни:
Атас! А ну-ка, веселей рабочий класс!
Атас! А ну-ка, мальчики, любите девочек!
Атас! Пускай запомнят нынче нас!
Малина-ягода, атас!
— Бессмыслица. Опять твои проделки. А, ты мне зубы заговариваешь. Колись давай!
— Это команда. Придумали для замены команды «граната».
— Ничего не понял.
— Я запретил снимать рубашки с гранат РГД.
— А, вот что значит: «у кого без рубашки увижу, эту рубашку в запасный выход запхаю». А я услышал, ничего не понял, какая «рубашка»? Радиус поражения гранаты при этом возрастает. Чтобы своих не зацепить, предупредить надо. А почему «атас»?
— «Граната» — нельзя, по-немецки звучит также. Нужно ёмкое, звучное, но короткое слово, интуитивно понятное. Долго перебирали, а потом я вспомнил словечко из детства.
— Вот это детство у тебя было! Это же на блатняк похоже, сейчас вспомнил.
— Уж, какое было, ничего не поделаешь. Как тебе результаты метания гранат?
— Неплохо. «Карманная артиллерия». Ротные минометы и не нужны.
— Да и нету их. Граната надёжнее. Думаю их сделать основным оружием. Представь, перекатами, перебежками боевые тройки приближаются к противнику, метают гранаты и потом обрушиваются на голову ошеломленных выживших.
— В теории — красиво. Как на деле будет?
Я вздохнул:
— Практика — лучший экзаменатор теорий. Сейчас отрабатываем точность метания гранат. Хочу добиться точного попадания в окно избы с тридцати шагов. И с этого же расстояния попадания в пулемётное гнездо из мешков и в окоп. Пока рвут учебными болванками эти мешки. А ведь граната нужна внутри окопа, а не на бруствере.
— Атас, говоришь? Ну, что ж. Мне нравиться. И ещё мне понравилось твоё занятие по медицине.
— Оказание первой помощи. В этом деле секунды решают, будет жить или кровью истечёт. А нам каждый дорог.
Не рассказывать же капитану, что меня этим ОБЖ уже так достали в прошлой жизни! В школе, институте, на заводе каждый год, на железке — опять обучение, экзамен, каждый год переобучение, пересдача. Недавно (в прошлой жизни) на права выучился, а там в комплекте, — опять «Оказание первой помощи» со сдачей экзамена. Уже в подкорку загнали способ наложения шин и жгутов.
— Ладно, разбежались. Дел ещё много. Я слышал, комбата назначили.
— Кто он? Что из себя представляет? Не верю, что не «пробил».
— Суровый мужик. Из «наших». Боевой. Воюет с первого дня. Два раза людей из окружения выводил. Во время последнего прорыва был ранен, теперь к нам.
— Это хорошо, что боевой.
— Там посмотрим. Всё, давай.
— Давай.
Каждый по своим, но нашим общим делам. Нам тут прислали эшелон — десять грузовиков ЗиС. Новенькие, только с завода, в свежей краске, аж блестели. Я получал и разгружал на станции. Вот этот парадный блеск мне и не понравился. Закрепил грузовики за водителями (под роспись в журнале, а как же, война это не стрельба, а больше ведение бумажек), а потом погнал автоколонну в «прикормленное» автохозяйство. Там их должны были проверить, при необходимости, довести до ума. Оказалось, что производство военного времени — это сниженные требования к качеству и так не очень надёжной технике. Одни пресловутые фильтры чего стоили. И самое главное — грузовики быстро потеряли свой «парадный» вид. Под моим руководством, водители переквалифицировались в маляров и творчески «испортили» внешний вид своих машин пятнами мутно-грязного оттенка тёмно-зелёной и зеленовато-коричневых красок. Нужные цвета получали на месте, смешивая в вёдрах краски разных цветов. На ещё не высохшие пятна посыпали мелко молотый песок, чтобы высохшая краска не давала глянца. Песок удалось размельчить так мелко, что он сразу пропитывался краской и был совершенно не различим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
