«Он… хочет, чтобы я держала голову выше?»
Халид стоял, наблюдая.
– Вот так? – спросила девушка у раджпута.
Тот прокашлялся и отошел назад.
Когда Шарзад снова посмотрела на Халида, его глаза светились знакомой ей эмоцией.
Гордостью.
И этот момент был ужасающе реальным, поэтому мысль о том, что какое-то действие может его разрушить, выбила весь воздух из ее груди…
Как шелковый шнур на шее.
Нанести глубокую рану
Шарзад взяла флакон душистой розовой воды и вытащила из него стеклянную пробку. Запах духов был дурманящим, сладким, как букет цветов, что увядают рядом с чаном медленно тающего сахара. Опьяняющий и загадочный.
Может, даже слишком.
Это был не ее запах.
Она, вздохнув, поставила пузырек на место.
После импровизированного урока фехтования Шарзад вместе с Деспиной вернулась в свою комнату пообедать. Потом служанка удалилась в собственную маленькую каморку рядом с комнатой Шарзад, по ошибке оставив несколько косметических средств возле зеркала в углу. Шарзад не раз проходила мимо них за последние часы.
Она размышляла.
Возле пузырька стоял маленький горшочек из полированной слоновой кости. Шарзад, открутив крышечку, обнаружила в нем смесь из кармина и пчелиного воска. Окунув указательный палец в сияющую пасту, она намазала ею нижнюю губу. На ее коже паста ощущалась как липкая и странная, пока девушка пыталась скопировать соблазнительно надутые губки ее служанки, которыми она всегда восхищалась. Шарзад уставилась на свое отражение.
«Я выгляжу нелепо».
Она ладонью стерла липкую субстанцию, окрасившую ее руку в розовый цвет.
«Что я делаю?»
Шарзад прошлась к возвышенному подиуму своей кровати.
Это все было неправильно.
Она пребывала здесь не для того, чтобы проводить время, беспокоясь о своем внешнем виде. Она была выше такого ребячества. Шарзад явилась во дворец с единственной целью: найти слабость своего врага и, воспользовавшись ею, уничтожить его.
Как она могла потерять свою цель всего лишь после поцелуя? После одного только мига в темном проулке базара. Мгновение, которое проигрывалось в ее голове с ошеломляющей частотой.
Шарзад, вдохнув, туже затянула серебряные шнурки шамлы. Она не могла – и не станет – отклоняться от своей цели.
Как же это вообще произошло?
«Все потому, что он не такой монстр, как я думала».
Много чего было сокрыто под поверхностью, и она должна была узнать, что лежит в основе всего этого.
Почему генерал аль-Хури пытался отравить ее?
И почему Шива должна была умереть?
Шарзад больше не верила сплетням, витающим на улицах Рея. Ибн аль-Рашид не являлся безумцем из рода сумасшедших убийц, одержимых бессмысленной жестокостью.
Он был мальчиком с секретами.
Секретами, которые Шарзад должна была узнать. Ей теперь недостаточно находиться рядом с ним, исполняя танец льда и камня. Смотреть, как он исчезает вдали, забаррикадировавшись в комнате, куда никому не было позволено входить.
Она собиралась выломать эту дверь. И украсть все его секреты.
Шарзад подошла к груде подушек, лежащих на ее кровати, устроилась в их центре, свернувшись клубком.
Самое малое, что она могла сделать, так это притворяться, будто не ждет его.
Будто она была достойна лучшего.
Уже давно пора признать: он волновал ее, хотя это признание вынуждало ее придать значение наиболее опасной мысли…
Забота о нем свидетельствовала о том, что он имел настоящую власть над ней. Он властвовал над ее сердцем.
Шарзад вздохнула, ненавидя собственную слабость все больше с каждым вдохом. Если ей и следовало потерпеть такую ужасную неудачу в своем задании на базаре, то, по крайней мере, ее сердцу не следовало быть замешанным в этом фиаско. Где же было непоколебимое стальное заграждение, которое она не так давно сама возвела?
Ее мысли вернулись в ночь перед тем, как солдаты пришли за Шивой.
Они остались только вдвоем, прижавшись друг к другу в синей темноте вокруг единственной свечи. Шива не плакала по поводу того, что никогда не случится, не вопила, взывая к звездам от того, что должно было произойти, вместо этого она настояла, чтобы они смеялись, радуясь настоящему моменту. Так они и сидели у нее во дворе под неполной луной, хихикая над совместно пережитыми за эти годы историями.
Это то, что Шарзад сделала для Шивы.
И то, что Шива сделала для Шарзад.
В то утро, когда Шарзад оставила ее, чтобы Шива могла провести свой последний день вместе с семьей, подруга обняла Шарзад, улыбнулась ей и сказала: «Я встречу тебя однажды, моя дорогая. И мы снова будем шутить и смеяться».
Такая сила.
За такое предательство.
Шарзад схватила подушку и закрутила кулаки в шелк.
«Шива. Что я делаю? Я больше не могу найти ненависти. Помоги мне ее обрести. Когда я вижу его лицо… когда слышу его голос. Как я могу с тобой так поступить? Как могу так сильно тебя любить и…»
Двери комнаты со скрипом отворились. Шарзад села, ожидая, как обычно, увидеть слуг с их ночными блюдами.
На пороге стоял Халид.
Один.
– Ты уже спала? – спросил он.
– Нет.
Он вошел внутрь и закрыл за собой двери.
– Ты устала?
– Нет. – Пальцы Шарзад сильнее сжали шелк.
Он остался у дверей.
Девушка поднялась с подушек и поправила свою шамлу. Ткань закрутилась вокруг нее, когда она вышла из-за покрова паутинного шелка у подножия кровати.
– Хочешь, чтобы я закончила сказку про Аладдина?
– Нет. – Халид отошел от двери, остановившись перед ней.
Он выглядел… истощенным.
– Ты не спал? – спросила она. – Тебе нужно поспать.
– Нужно.
Воздух между ними искрился от напряжения несказанного.
– Халид…
– Сегодня шел дождь.
– Да. Некоторое время.
Он кивнул, в его янтарных глазах загорелась мысль.
Шарзад моргнула.
– Ты тоже безумно любишь дождь, как Джалал?
– Нет. Я просто безумец.
«Почему? Скажи мне почему».
Она медленно подняла правую руку к его лицу.
Он закрыл глаза.
Когда снова открыл их, то положил обе ладони ей на шею.
Как мог мальчишка с таким множеством секретов, спрятанных за стенами изо льда и камня, сжигать ее всего лишь своим прикосновением?
Он провел правой рукой по ее волосам, по плечу и вниз по спине. Большой палец его левой руки задержался на ее шее, поглаживая ямочку у ее основания.
«Я… я не прекращу бороться, Шива. Я найду правду и добьюсь справедливости для тебя».
Шарзад смотрела на Халида, ожидая.
– Что ты делаешь? – прошептала она.
– Проявляю сдержанность.
– Почему?
– Потому, что я не смог сделать этого на базаре.
