— Ювенильных, Володька! Ювенильных! — хохотала Малевская.
— Так это же все равно! — отмахнулся в азарте Володя. — А на пятом километре они совсем сгорели бы в страшной жаре... Правда, Никита Евсеевич?
— Похоже на правду, — улыбнулся Мареев.
— А вот жюльверновские герои, — поддразнивал Брусков, — не только не задохнулись, не сварились и не изжарились, но совершенно целехонькие, правда, довольно потные, поднялись на плоту в кипящей воде через кратер вулкана Стромболи во время извержения...
— Ну, это уж совсем нелепо! — заявил Володя. — Как это может быть? Ведь во время вулканических извержений не вода выходит из кратера, а страшно горячий пар, лава же имеет температуру в тысячу двести, даже тысячу пятьсот градусов. Тут не только человек, но и гранит расплавится! Ведь так, Никита Евсеевич?
— Это все правильно, Володя, но зачем ты так взъелся на старика? Я его раньше любил и теперь люблю. И многие крупные ученые любят вспоминать Жюля Верна... А ты его разве не любишь читать?
— Нет... отчего же... очень люблю... Но только, когда говоришь о научных вещах, то надо говорить если не одну настоящую научную правду, то чтобы хоть было похоже на правду... Он же ведь знал о геотермическом градиенте, а писал так, как будто его и не существовало... И все ребята читают его книги и могут поверить, что в самом деле нет подземного жара.
— Ох, уж этот геотермический градиент! — вздохнул Мареев. — Как за время твоей вахты? Продолжает понижаться? — обратился он к Малевской.
— Да, температура растет все быстрее и быстрее.
Мареев озабоченно покачал головой, и это настроение сразу передалось всем сидящим за столом.
— Чем это объяснить? — говорил Мареев. — Сколько еще будет длиться прогрессирующее нарастание температуры?
— Не проходит ли где-нибудь недалеко от нашего пути трещина с поднимающимися по ней из глубины раскаленными газами? — спросила Малевская, принимаясь вместе с Володей убирать со стола.
— Но ведь боковые киноаппараты ничего не показывают, — заметил Брусков.
— Это неважно, — возразила Малевская. — Такие газы могут за сотни тысяч, а может быть, миллионы лет прогреть толщу породы гораздо больше, чем на сто метров.
— Но температура непрерывно и все большими скачками повышается, — сказал Мареев. — Следовательно, по мере спуска мы должны приближаться к трещине, если она тянется где-то под нами, перпендикулярно к линии нашего спуска.
— Может быть, и так, — согласилась Малевская.
— Никита Евсеевич! — раздался голос Володи из-под лестницы, ведущей в верхнюю камеру; там находился электроаппарат для мытья посуды, и Володя пропускал сейчас через него грязные тарелки. — Никита Евсеевич, а может быть, мы приближаемся к магме?
Мареев резко откинулся на спинку стула и, нахмурив брови, острыми глазами посмотрел на Володю, беззаботно возвращавшегося к столу. По лицам Малевской и Брускова пробежала тень, как будто Володя своим вопросом затронул тему, которой тщательно избегали взрослые члены экспедиции.
Мареев хотел было ответить...
Внезапный крик вырвался одновременно из всех уст: разом погасли лампы, замолкли моторы и остановился буровой аппарат.
Густая тьма слилась с немой тишиной и наполнила каюту.
Снаряд застыл на месте — слепой, безмолвный, безжизненный.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. СНАРЯД БЕЗ ЭНЕРГИИ
После минутного молчания из темноты послышался полный недоумения голос Малевской:
— Что это значит?
В непривычной, странной, как будто мертвой тишине голос прозвучал слишком громко, как в пустой бочке, и тревожно отозвался в сердцах.
— Сейчас узнаем, — спокойно ответил Мареев. — Михаил, переключи осветительную сеть на аккумуляторы и проверь резервный фидер.
Брусков ощупью направился к своему гамаку и протянул руку к полочке, прикрепленной над ним. Но в то же мгновенье он стиснул зубы и отдернул руку: она слишком дрожала.
— Что ты замешкался, Михаил? — нетерпеливо спросил Мареев.
— Куда-то фонарик запропастился... Нашел!.. Все в порядке... Володька, пойдем со мной, ювенильный мальчик!
Яркий клинок света полоснул сверху вниз, справа налево и рассек тьму.
Тем временем Мареев и Малевская отыскали свои фонарики и, освещая ими дорогу, спустились в буровую камеру, чтобы осмотреть моторы.
Через несколько минут вспыхнули все лампы, и помещения снаряда вновь приняли свой прежний вид. Но чего-то нехватало: прекратился шум моторов, тихий скрежет бурового аппарата и шорох породы за стеной. Казалось, из снаряда ушла жизнь.
Мареев подошел к микрофону:
— Михаил! Оставь только по одной лампе в каждом помещении снаряда... Надо экономить энергию аккумуляторов.
Потом обратился к Малевской:
— Продолжай, Нина, осмотр моторов, а я поговорю с поверхностью. Возможно, что авария произошла у них...
Он поднялся в шаровую каюту.
Но прежде чем Мареев вошел в нее, послышалось:
— Алло! Снаряд! Алло! Говорит дежурный инженер Денисов... Никита Евсеевич, включите экран!
— Включаю, — ответил Мареев, подходя к телевизору.
На экране появилось встревоженное лицо дежурного инженера электростанции шахты «Гигант», снабжавшей снаряд электроэнергией.
— Что у вас случилось, Никита Евсеевич? — спросил он. — Наши приборы показывают замыкание...
— Да... Ток перестал поступать в снаряд.
— Не повреждена ли внутренняя проводка? Как ввод? Понизительная подстанция? — в голосе инженера слышалось все возрастающее волнение.
— Еще неизвестно, Александр Сергеевич, — ответил Мареев. — Сейчас Брусков примется за осмотр.
— Пожалуйста, Никита Евсеевич, немедленно сообщите мне результаты. Меня это очень беспокоит... Только бы не фидера...
— Да, это было бы самое худшее... Но пока еще рано волноваться. До свидания, Александр Сергеевич!
Едва Мареев отошел от микрофона, из верхней камеры спустился Брусков. Он был необычайно бледен.
Приблизившись к Марееву, он глухо, прерывающимся голосом сказал:
— Никита... Ввод в исправности... и основные... внутренние провода — тоже...
— Ты твердо убежден в этом?
— Да...
— Может быть, на барабанах что-нибудь случилось?
— Мало вероятно...
— Значит?..
— Фидер... Оба... И резервный тоже... — Брусков едва шевелил посиневшими губами.
— Не волнуйся, Михаил, — мягко сказал Мареев, положив ему руку на плечо. — Это, конечно, самое серьезное, что могло случиться с нами... Но прежде всего — спокойствие... Возьми себя в руки, Мишук...
Он крепко сжал его плечо.
— Конечно, Никита, — слабо улыбнулся Брусков, — это так... Первый момент... Все в порядке...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
