— Ты хоть понимаешь… почему?
— Догадываюсь… Раза два или три остановить просил на пару минут. У Консерватории, помню… дождь идет проливной, а он вышел у троллейбусной остановки, шагами отмерил сколько-то и стоит мокнет… Ну, а потом вернулся, веселый сразу стал, что-то про смешное рассказывал…
— Н-да… как со свидания…
— И возле садика по-над Волгой, возле «Липок» этих, останавливались раз. Дак он мимо ограды, мимо решеток тех узорчатых медленно идет, как во сне… Я потом завсегда там стал замедлять ход, а то и остановлюсь… подыму капот да в мотор загляну, вроде бы там что неладно…
— Человек ты, Степка. На «скорой» тебе только и работать.
— А сам-то ты временно с нами или как?..
— Как тебе сказать, Степ… До окончания института мне еще два с половиной. Трудно зарок давать, много чего может произойти… По совести сказать, раньше я как раз думал о «скорой»… Ну, не совсем о ней, а наподобие. В деревню хотел к себе вернуться, в глубинку, в Петровский район. Врача-то у нас нет до сих пор, после меня фельдшерицу прислали, девчонку… В Поповке Григорий Иванович на пенсию собирается… Вот такой расклад. А на селе-то врач — и есть «Скорая помощь», он же и хирург, и окулист, и гинеколог, насколько возможно, конечно…
— И что же, передумал?
— Понимаешь… заинтересовала меня одна вещь. Можно сказать, за душу взяла. И вещь эта, Степка, — нервная система человеческая. От нее в общем-то все радости у человека и все горести, да и большинство болезней от нее берут начало. А вот управлять мы ею не можем пока…
— А лекарства?
— Не то это… Конечно, можно временно приглушить какие-то импульсы или, наоборот, возбудить при необходимости, но… как бы тебе это сказать. Вот смотри, выпил человек вина, ему хорошо?
— Ясное дело…
— А потом, на другой день, плохо?
— Само собой.
— Вот видишь! А ведь должно быть так, чтобы человеку всегда было хорошо… без алкоголя, без таблеток… Я не за вечное блаженство, у людей есть и будут проблемы… Но проблема нервной системы — важнейшая…
— Ишь на что замахнулся.
— Понял я, Степа, что института маловато мне будет…
Снова скрежетнуло в динамике, кашлянуло, и тот же голос объявил:
— 99-17 — на линию! Повторяю… Приготовиться машине 99-17…
— Выходи строиться, — поднимаясь, сказал Степан.
— Есть строиться, товарищ старший матрос, — покорно ответил Сергей, поднимаясь со скамьи.
Машина неслась по заснувшему городу. На пешеходных перекрестках были уже отключены светофоры. Гулко подрагивая на неровностях асфальта, скользили по мокрой мостовой колеса.
Рядом со Степаном сидел высокий сухощавый человек с редкими, гладко зачесанными на затылок волосами. Было прохладно, и он, втянув голову в плечи, кутался в легонький плащ болонью, наброшенный прямо на белый халат.
— Подожми, Степан, что-то там неладно… — попросил он.
— Даю, Пал Саныч…
— Как думаете, что может быть? — спросил сидящий сзади Сергей.
— Сам не пойму… Катя принимала, говорит, плач какой-то, рыдания. В общем, что-то неладно…
— Досталось сегодня… — пробурчал Степан. — Пятый вызов за четыре часа.
— Ты давай гони, — одернул его Пал Саныч. — Тоже мне — досталось ему…
— Да я ж не за себя… — обиделся Степан. — Мне хоть…
— Ладно, мужики, чу… приехали, это где-то здесь, за гастрономом. Рули, Степ, прямо под арку, двором проедем. Ты, Серег, приготовь пока камфору, кордиамин, думаю, это все-таки приступ… там посмотрим. Строфантин на всякий случай тоже…
Через минуту вошли в подъезд.
— Лифт не работает, Пал Саныч, — сообщил Степан.
— А какой этаж у нас?
— Примерно шестой… — ответил Сергей. — Двадцать пятая квартира.
— Пошли…
…Дверь отворила полная женщина с многочисленными бигуди на голове, покрытой тонкой нейлоновой косынкой.
— Где больной? — Пал Саныч, поставив у ног чемоданчик, сбросил плащ.
Женщина, прищурившись, окинула их недовольным взглядом и показала в глубь коридора.
Пал Саныч подошел к черной, обитой дерматином двери, дернул за ручку. Дверь была заперта. Он обескураженно обернулся, ища глазами женщину, впустившую их, но та уже скрылась в другом конце коридора, за стеклянной дверью кухни. Пал Саныч осторожно постучал в перекладину в верху двери. Подождав с полминуты, он постучал резко, настойчиво, затем с силой дернул дверь на себя. Вскоре за дверью щелкнул замок, и она слегка приоткрылась. Распахнув дверь, Пал Саныч переступил порог. Прямо перед ним стояла невысокая женщина в стеганом цветастом халатике. Бледное лицо ее было мокрым от слез. Верхняя пуговица халата была оторвана, женщина придерживала распахивающийся у шеи ворот левой рукой, и со стороны казалось, что она держится рукою за сердце.
— Ну так… что тут у вас стряслось? — Пал Саныч сделал шаг-другой, под ногами его хрустнуло битое стекло. Пол был усыпан осколками цветного фарфора, впереди, у окна, свисала сорванная со стены полка, под подоконником рассыпались вывалившиеся из нее книги.
Женщина пыталась что-то сказать, но получались только непонятные, нечленораздельные звуки.
— Сергей Семенович, быстро шприц! — обернувшись, приказал Пал Саныч.
Женщина отрицательно закачала головой, словно бы защищаясь от чего-то, протянула перед лицом руку. Пал Саныч усадил ее на тахту, достал фонендоскоп.
— Дайте мне руку, пожалуйста… так, вторую тоже давайте… пульс у вас… — Пал Саныч повернулся и только теперь увидел, что в противоположном углу, у ширмы, поперек высокой постели с тонким ажурным покрывалом лежал мужчина. Лежал прямо в одежде и обуви. Мужчина перевернулся на другой бок, и комната наполнилась его сиплым и прерывистым нетрезвым храпом.
— Пал Саныч, все готово! — в дверях стоял со шприцем и кусочком ваты в руках Сергей.
— Отставить все… подождите меня там…
— Доктор, ради бога, ради всего святого, простите… — Женщина захлебнулась в рыдании.
— Помолчите, не надо ничего говорить, помолчите… — Пал Саныч поднялся. — А знаете, я вам сейчас вот что… — Он огляделся, увидел на столе чайник на пластмассовой подставке, чашку, затем достал из нагрудного кармана целлофановый пакетик и извлек из него небольшой флакон.
— Я вам сейчас — капли. Знаете ли, прекрасное средство, и древнее к тому же… пятнадцать капель, вот, пожалуйста…
В комнате запахло валерьянкой.
— Я вам все это оставлю, потом, попозже, накапаете еще…
…А когда они выходили длинным, узким коридором, приоткрылась кухонная дверь, и из нее высунулась голова женщины, впускавшей их в квартиру.
— Вот так вот, дорогие товарищи, — довольно бросила она им, будто подводя итог чему-то. — Только «неотложка» и спасает, только она, родимая, весь дом ходуном ходит… — Женщина недобро ухмыльнулась. — А звонить-то надо ноль — два, а не ноль — три — милицию вызывать надо, ее, родимую…
— Вот бы и позвонили… — тихо сказал Сергей, возясь с английским замком.
— Ишь, ушлый какой! Я позвоню, а он меня тюкнет в подъезде, и вызывай потом ваших, если успеешь…
— Все-все, мужики, потопали… — Пал Саныч, подтолкнув Степана, вышел на лестничную клетку. В подъезде он, спохватившись, остановился.
— Позвонить забыли… и возвращаться не хочется, однако. И когда только ты, Степка, новую машину получишь… с телефоном, с передатчиком…
— Разве ж я против, Пал Саныч, хлопочите… — откликнулся Степан.
— Ладно, обойдемся… — Пал Саныч перебежал наискосок двор и возле детской площадки нырнул в телефонную будку. Вскоре оттуда донесся его голос: — Катенька! Как там, все спокойно? Хорошо… значит, возвращаемся. Мы сейчас на Магистральной, скоро будем…
Не прошло и минуты, как серая длинная «Волга»-пикап пересекла двор и, проезжая под аркой, мигнула красным огоньком и исчезла в темноте.
МИТЬКОЙ ЗВАЛИ
Главный бухгалтер трикотажной фабрики Дмитрий Матвеевич Бурцев с величайшим нетерпением ждал этой пятницы. И были на то причины. Во-первых, именно сегодня, в пятницу, он рассчитывал сдать полугодовой отчет. И отчет сдан. Сдан с блеском, как говорится, без сучка и задоринки, ни одна ревизия не подкопается. Вот какая гора с плеч!.. Во-вторых — наконец-то подоспели выходные: тяжкой была неделя, попробуй посиди в нарукавниках с утра до темна — это в июльскую-то, в тридцатиградусную жару. Была и третья, не менее существенная, причина. Второй месяц уже пошел, как загадали они с Терехиным, главбухом соседствующего с его фабрикой гастронома, навестить в Березовке общего их приятеля Семена Семеновича Крока — директора небольшого ведомственного дома отдыха. Загадать-то загадали, да обоим недосуг было весь месяц; у Дмитрия Матвеевича отчет, у Терехина какие-то сваи хлопоты. И вот наконец все позади, дебеты, кредиты, балансы, а впереди Березовка с финской баней, с чешским ядреным пивом, с поздним преферансом у кроковского камина. Обо всем этом думал Дмитрий Матвеевич по пути домой, и сердце его легонько и сладостно щемило.
