— Не нужно извиняться. — Я прильнула к нему и уткнулась носом в грудь. — Это мой выбор, я сама так хотела. И счастлива, что вышла за тебя замуж.
Он легонько приподнял мою голову за подбородок, посмотрел в глаза и улыбнулся.
— Правда?
— Нет, я пошутила. Ты отвратительный муж.
Он рассмеялся и прижал меня к себе. Так странно. Мы были женаты меньше года, но уже столько пережили, и оттого казалось, что прошел целый век. Могла ли я подумать, что отправляясь в Нальгорд, иду навстречу таким авантюрам? Моя жизнь была расписана и предсказуема до зубовного скрежета, все в ней было ясно и понятно, а теперь пошло наперекосяк. Но, будь у меня выбор, и знай я, что меня ждет, поступила бы точно так же.
— Мы сделаем то, что должны. Ничего не бойся, Лиз. С тобой все будет хорошо, — пообещал Ричард. — Даю слово.
— С нами, — серьезно уточнила я, разворачивая его лицо к себе. — С нами, Ричард. Со мной и с тобой.
Стоит ли говорить, что о нашем разговоре с епископом королева узнала в тот же день? Тогда она ничего не сказала, просто приняла это к сведению, но на следующей неделе ее доверенная, та самая пожилая фрейлина, сообщила, что Беренгария желает меня видеть.
Сказано это было в присутствии других дам — после обеда мы, как обычно, сидели в гостиной за рукоделием. Я и раньше не очень-то жаловала это занятие, а теперь, когда сидеть с пяльцами приходилось ежедневно, тихо ненавидела.
— Ее Величество ждет вас в своих покоях.
Другие фрейлины, как по команде, замерли, перестав орудовать нитками и иголками. Никто и слова не сказал, но все взгляды обратились в мою сторону. Я была готова поклясться, что компаньонка Беренгарии сделала это специально.
Под обстрелом шести пар глаз я встала и последовала за Катериной, даже не взглянув в их сторону. Спрашивать, о чем именно хочет поговорить королева, не имело смысла, да я и так знала ответ.
— Ваш наряд слишком откровенен, — сухо заметила Катерина, когда мы остановились у дверей.
— В самом деле? — Я опустила глаза к декольте. Широкое, чуть открывающее плечи, но все не очень глубокое и оставляющее простор воображению. — Не заметила. Я слышала, в юности, Ее Величество любила такой фасон.
Фрейлина поджала губы, но ничего не ответила и открыла двери, впуская меня в покои королевы.
Вопреки моему ожиданию, окна ее приемной сегодня были открыты, и просторную комнату заливал солнечный свет. Правда, он же и выставлял напоказ ее увядающую красоту — нездоровую бледность потерявшей упругость кожи, потухший взгляд и проседь в некогда медно-рыжих волосах.
Она была облачена в темно-красное платье, расшитое по корсажу черным бархатом. Глухой вырез закрывал горло почти до подбородка, но все равно не скрывал складок и пигментных пятен на шее. Ей было всего сорок два, на три года меньше, чем Эбигейл, но по сравнению с королевой, тетушка все равно выглядела моложе.
— Ваше Величество. — Я поклонилась.
— Добрый день, Элизабет. Проходите, — она грациозным жестом указала на глубокое кресло рядом с ее. — Я слышала, вы беседовали с епископом Костером.
Мне понравилось, что она не стала ходить вокруг да около в отличие от уже упомянутого епископа. Всегда легче общаться с человеком, если он говорит прямо.
— Какое впечатление он на вас произвел?
— Его Превосходительство человек дела, — расплывчато ответила я. — Хотя, признаюсь, мне было немного не по себе.
Возможно, не следовало говорить это, но королева производила впечатление человека прозорливого и хорошо разбиралась в людях. Она в два счета раскусила бы мою фальшь, начни я лукавить.
— У отца Костера нелегкая работа, — согласилась Беренгария. — Это накладывает отпечаток. Но я позвала вас не затем, чтобы поговорить о нем. Я хочу поговорить о вас. — И, не дожидаясь ответа, продолжила, — Вижу, вы не слишком поладили с другими дамами.
— Они видят во мне чужачку, — улыбнулась я. — Что и понятно. Впрочем, двор не то место, где следует заводить друзей.
Королева сощурилась. Было невозможно понять, устроил ее такой ответ или нет, но слово не воробей. Я смело посмотрела ей в глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что верно, то верно, — впервые за все время я увидела улыбку на ее лице. — Вы производите впечатление умной и расчетливой женщины. Это хорошее качество. А еще мне нравится, что вы всегда говорите прямо.
— Иногда мне приходится лгать, — честно призналась я, чувствуя облегчение. — Но вы, Ваше Величество, не тот человек, с которым пройдет этот трюк.
Беренгария рассмеялась. Впрочем, это слово, пожалуй, не слишком подходило. Это был, скорее, тихий смешок, но в этот момент ее лицо показалось мне по-настоящему живым.
— Раз уж мы договорились быть честными, скажите откровенно, что вы обо мне думаете?
А вот здесь нужно соблюдать предельную осторожность. Не могла я же признаться, что жалела ее и считала несчастным человеком.
— Теперь мне ясно одно, Ваше Величество. Доверять надо не сплетням, а глазам.
— И что же говорят вам ваши глаза? — она внимательно посмотрела на меня.
— До меня доходили слухи о вашей жесткости и вероломстве, но, встретив вас лично, я убедилась в обратном. Что же до остального… Увы, я не сведуща в государственных делах, и не мне судить о политике. Меня учили не править, а быть хорошей женой и матерью.
— Это верно, — кивнула она. — Удел женщины следовать за своим мужем. Даже если мы считаем их неправыми. — В этих словах скользнуло что-то очень личное, и на секунду я увидела боль в ее глазах.
— Ваше Величество, я…
— Сейчас лучше помолчать, Элизабет, — королева приложила палец к губам.
— Я поняла Вас, Ваше Величество. — Мне и впрямь не стоило расслабляться и терять бдительность.
Она поманила кого-то из темного угла комнаты, и на свет вышла девочка-служанка с подносом, на котором стояли графин и два бокала.
— Рулеонское — пояснила королева. — Угощайтесь, Лиз.
Никто кроме Ричарда не называл меня так. Элизабет, леди Элизабет, миссис Стенсбери… Но не Лиз. Так обращаются к близким людям или хорошим приятелям — но значит ли это, что Беренгария доверяет мне?
— Отныне я бы хотела видеть вас в числе моих приближенных дам. Считайте, что с этого дня вы находитесь под моим покровительством.
Из приемной королевы я вышла в смятении. Чувствовала себя хуже некуда, на душе было липко и гадко. «Кровавая Беренгария», которую все это время рисовало мое воображение, оказалась обычной женщиной, нуждающейся в друзьях. Муж, которого она любила, бросил ее и страну, уехал в Рулеон, ожидая ее смерти. По слухам, Годефри уже и к Инилее посылал своих людей, предлагая брак, хотя супруга его еще ходила по земле.
Но почему Беренгария приблизила меня к себе? Я меньше всего подходила на роль доверенной фрейлины — не было ли это попыткой уличить меня? И что теперь писать Инилее? Откуда мне знать, что человек, который передает эти письма, не предаст нас?
— Ниоткуда, — мрачно сказал Ричард, когда я пересказала ему наш разговор и поделилась своими опасениями. — Но выбора нет. Роберт никогда не навредит Инилее, и он умеет подбирать нужных людей. — Ричард посмотрел на меня. — Но это не значит, что гонца нельзя перекупить. Цена есть у каждого.
— Даже у нас, — грустно ответила я.
По сути все было так. Мы тоже продались, хоть и не за деньги, но за идею, в которую верили.
— Ты узнал что-нибудь сегодня?
— Конюх, который прислуживает Инилее, шпион графа Фернского. А тот дружен с епископом Костером. Я уже отправил депешу в Эрбишир. Роберт с ним разберется.
Я напрягла память, пытаясь вспомнить, как выглядит этот самый слуга.
— Но он же совсем ребенок!
— Да, ему всего тринадцать, — подтвердил Ричард. — И он тоже хочет денег. А граф Фернский богатый человек.
— И что с ним сделает Роберт? — тихо спросила я, хотя и так все понимала.
— Не знаю. Но я дал слово защищать тебя, Инилею и наших друзей, а потому делаю то, что должен.
Вот она — цена светлого будущего, которое, может, и не настанет. Сколько еще крови и поломанных жизней будет на нашей совести, прежде, чем мы дойдем до финала? Но самое главное — это никогда не закончится. Кто бы ни сидел на троне, в чьих бы руках ни находилась власть, грязные игры будут продолжаться. Нет правых и неправых — лишь извечная человеческая борьба. Самый древний закон природы. Или ты, или тебя.
