– Есть у меня что спросить у твоей жены, Добр, – спокойно ответил Лей. – Ну а раз ты пришел, тоже послушай.
– Или скажи в чем винишь ее или отпускай, – заявил кузнец.
– В колдовстве виню. Ну, Веста, что ответишь на обвинения?
– Ты что такое говоришь, князь? – воскликнул Добр. – Не колдунья Веста, оговорил ее кто-то.
– Я колдун, добрый человек, – вмешался в разговор пришлый колдун, что назвался Незваном. – И я в который раз говорю, колдует эта женщина. Ее проклятие на вот этом парне было, – он кивнул на Ярко. Тот стоял с плотно сжатыми зубами, с ненавистью глядя на отца и его жену.
– Проклятие? Не может того быть. Князь, оговаривает ее это человек, не колдует Веста.
– Колдует, – возразил Егор. – Дважды мы уже то видели.
– Веста, – Добр растерянно повернулся к перепуганной жене. – Веста, да как же так? Скажи что это неправда.
– Тебе так сложно поверить что потаскуха твоя смерти мне желает? – зло усмехнулся Ярко.
– Язык попридержи, – Добр схватил парня за ворот рубахи, – Не то я забуду что ты мне сын.
– Давно ты про то забыл, – Ярко высвободился и оттолкнул Добра.
– Хватит, – приказал князь, повысив голос. – Оставь его, Добр. А ты, Ярко, думай что говоришь. Не в трактире.
Добр и Ярко, виновато глянув на князя, совершенно одинаково опустили головы.
– Итак, – продолжил князь Лей. – Мои колдуны и Незван, что помочь Ярко согласился, утверждают что ты колдунья, Веста. Что ответишь на это?
– Врут они, – зло крикнула женщина и снова попыталась вырваться из рук двоих держащих ее дружинников. Но парни даже не двинулись, только пальцы сильнее на локтях кузнецовой жены сжали, и та едва от боли не взвыла.
– Я не знаю этого человека, князь, – снова начал Добр, у которого просто сердце биться переставало, когда он видел что Весте плохо. – А колдуны твои не сильно опытны, поэтому, прости, но не верю я им.
– А я доказать могу что она ведьма, – подал голос Незван. Он поднялся и подошел к Добру. – Смотрите, – он поднес ладонь к голове кузнеца и все в комнате пораженно охнули. От головы Добра, к Весте тянулась будто крепкая толстая нить. – Это приворот, – пояснил колдун. – Хорошо сделанный, давнишний. Очень давнишний, – добавил он, присмотревшись.
– Так ты его приворожила, чтобы он мать нашу бросил? – воскликнул Ярко.
– Фокусы это колдовские, – покачал головой Добр, хмурясь. – Колдуны и не такое могут. Я знаю, – он махнул рукой, пытаясь задеть нить его с женой связывающую, но рука сквозь нее прошла, даже дрогнуть не заставив.
– А я думал такое бывает когда муж с женой любят друг друга сильно, – хмыкнул Егор. – Я такое в Дубках и округе часто видел.
– Значит, любят тут привороты, – пожал плечами Незван. – Приворот штука серьезная, – пояснил он молодым колдунам. – Он человека рядом быть заставляет. Любви не дает, нет на счете силы, которая любить может заставить, но тот кого приворожили, больше жизни будет хотеть рядом с ворожей быть, уйти не сможет, даже если люто ненавидеть будет.
– А если у человека другая семья есть? – спросил Егор, вспомнив что рассказывал ему об уходе отца Ярко.
– Ни семья, ни дети не удержат, – ответил колдун.
– Веста, – Добр буквально простонал имя жены. – Да как же ты могла?
Он вдруг вспомнил что сначала, хоть и полюбилась ему кареглазая Веста, семью бросать не хотел. Пусть наказали его Боги, новую любовь послав, да семья от этого страдать не должна. Четверо детей у него было и жена, которую за двадцать с лишним лет замужества упрекнуть Добр ни в чем не мог. А потом… потом он плохо понимал что было, просто Веста настолько заполнила все его мысли, что без нее не то что жить, дышать стало невозможно. А она пришла попрощаться и сказала что уедет, чтобы не мучить его, Добра, и самой сердце не рвать. И тогда кузнец понял что ни до чего ему больше нет дела, ни до жены, ни до детей, ни до людской молвы. Что только рядом с любимой он жить сможет, а без нее, хоть сразу в петлю. И он ушел.
– Убери приворот, – попросил князь и Незван оборвал все еще видимую нить. Веста при этом вскрикнула и сильно побледнела.
– Зачем? – не своим голосом спросил Добр. Теперь в том что колдун говорит правду он не сомневался. И не только потому что слышал, что оборванный приворот против сделавшего его оборачивается. Взгляд у Весты стал виноватый и затравленный, такой бывает только когда уличают лгуна или преступника. – Я ведь и без того тебя любил.
– Любил, но старуху свою бросать не хотел, – закричала Веста.
Дернувшегося Ярко удержали Егор с Трегором.
– Ты любил меня, но жить остался с ней, – зло продолжала Веста. – А мне что делать было? Уйти и одной по миру скитаться? Я семью хотела, дом. И ты счастлив со мной был, куда больше счастлив чем с ней.
– А Ярко за что прокляла? – хрипло спросил Добр, он смотрел на жену и не узнавал ее. Нет, это не его Веста, е го жена не могла такого сделать. Его Веста пусть и с норовом, но добрая, любящая.
– Он заслужил. Он мимо тебя шел, плевался, хулил тебя, людей от нас отворачивал, напоминая им о былом. Думаешь я не видела как тебе плохо от этого? Думаешь мне все равно было?
– Он мой сын, – Добр с трудом на ногах стоял.
– Нет. Нет у тебя семьи кроме меня, – закричала Веста зло. – Что же ты понять того не хочешь? Ненавидят они тебя. Все четверо и Ярко и дочка твоя обожаемая. Ненавидят. И Всегда ненавидели. Только я люблю тебя, Добр.
– Ну что ж, с Ярко ясно все, – так же спокойно кивнул князь. – Ну а меня за что к смерти приговорила?
– Что? – ахнули дружинники.
– Нет, – пораженно покачал головой Добр и снова на жену глянул, ожидая что та возразит закричит, клевету отвергая, но Веста не кричала и опять глаза виноватые были, только на этот раз злые. Она уж поняла что ничем хорошим для нее этот день не окончится и теперь страх сменился злостью.
– Моими руками решила и с ненавистной тебе падчерицей поквитаться? – спросил Лей. – Хитро.
– О боги, – до Ярко только теперь дошло что тогда в лесу произошло. – Ты этого духа в нее вселила, – проговорил он ошалело. – А ему князя поручил убить, надеясь что он просто так не дастся, сам Дарёну порешит.
– Или, если она все же убила бы меня, – продолжил князь Лей. – Дарёну б все одно казнили.
– Или дэвин погубил, – закончил Трегор.
– Но что тебе Дарёна сделала? – спросил Егор. – Она ж тихая совсем, робкая. Она-то Добру в след не плевала.
– Отвечай, – приказал князь.
– Веста, – Добр упал на колени, потому то ноги больше не держали. – Как ты могла? Моих детей. За что же ты меня так ненавидишь?
– Это не я, это они тебя ненавидят, – закричала женщина. – Только я тебя любила, но ты решил во что бы то ни стало вернуть детей. Ну на что они тебе сдались? Стан твой – что зверь лесной, и молчит все время, бревно бревном. Желан не многим лучше. А Дарёна, – лицо Весты исказила ярость. – Это из-за нее ты в Дубках остаться решил. Кабы они как Ярко на тебя да на меня с бранью кидаться начали, ты бы уехал, а она велела братьям просто не замечать тебя. Ей плевать было что тебе это в сто крат больнее, что ей до тебя? Но ты их молчание за шанс для себя принял и решил что переменить отношение к себе сможешь. А я знала что не сможешь, что никогда они тебя не простят, а так и будут убивать молчаливым призрением. Если б она сдохла, остальные ушли бы, распалось бы их крепкое братство без сестры. И ты бы единственным кузнецом был и люди бы нос не воротили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
