— Идея — чего?
— Я же говорю: как только вышел на пенсион, начал считать…
— По-моему, у вас имелись более прибыльные занятия…
— Мелочевка. Хлеб насущный. Копейки.
— Ну не такие уж и копейки…
— Рядом с моими амбициями?.. Будем считать — дед спятил. Свихнулся. И занимался всем в свободное от работы время… Подобрал команду «счетчиков», они сводили «балансы», подбивали бабки, так сказать…
— Счетчиков?
— Вот именно. Технари. Знали только цифры и ничего кроме цифр. Или — штришки картинки. Да, надеюсь, ты веришь, что работал я с реальными цифрами, а не с госкомстатовскими или подобными дурилками для шпиенов… У меня эти возможности были. И — остались.
— Естественно.
— Вся картинка складывалась только у меня. Здесь. — Герасимов приставил указательный палец ко лбу, словно ствол револьвера. — Так когда ты это начал?
— Что — «это»?
— Прекрати, Константин. Сама идея родилась, что называется, априори, по факту, так сказать. Золото-валютные ресурсы вывозились всегда. Лаврентий собирал папочку на Маленкова и Жданова, те, в свою очередь, шили дела на самого Лаврентия, Абакумова, Серова… Но что сие было? Слезы… Хотя, в тогдашних ценах и масштабах… Исчислялись разные цифры: сорок миллионов покойного Жданова, заявленные сто Лаврентия… Сколько на самом деле?.. Это было бы не важно — идея хороша! Ее не могли не заметить! И не учуять, что «война теней» перешла в сферу экономики и прежде всего финансов, не могли. Без участия и КГБ, и ГРУ идея была бы неосуществима. Ну что, угадал? — Герасимов улыбался, лысая голова влажно блестела. — Полагаю, идея прошла не только у нас. Наши противники над этим тоже думали. Но в СССР была закрытая экономика, и проникнуть их капиталам на наш рынок было совершенно немыслимо. Не то что теперь, так?
Решетов пожал плечами:
— Вернемся в настоящее.
— Настоящее, прошлое, будущее… Слишком все переплелось. Особенно теперь.
И теперь наша задача — выкупать наши же предприятия за наши же деньги, да еще тайком! Лихо закручена историческая спираль, если это вообще спираль, а не круг… Замкнутый… А, еще одна деталь… Я тут произвел кое-какие расчеты, и что получилось? Общая сумма контролируемого капитала — около двухсот миллиардов… Так? Хорошая цифра. Но в том-то и беда, что деньги «повязаны», высвобождать их можно только медленно, тишком, и аккумулировать осторожно: накопление такой свободной денежной массы равносильно накоплению стотысячной экипированной и вооруженной армии в тылу противника… И управлять ею могут только профессионалы.
— Это вы о себе?
— Да и о тебе тоже. А что до меня… Ты уж пойми правильно старика: амбиции. Куда без них?
— Понимаю.
— То-то. Как вышел я на цифирь, задумался. По всем понятиям, тебе с твоим банком орлом надо бы парить — а ты в тени так и хоронишься… Отсюда вывод простой: власть тебя и твоих не привечает, а даже наоборот. И задумал ты что-то этакое… Я прав?
— В чем-то…
— Вот и я задумал. Стал внимательно отслеживать твои контакты… Да и сам… Много у людей денег скопилось… Девать некуда… А зарывать свои таланты в землю — дело богопротивное. И в прямом и в переносном смысле.
Полагаю, и ты этих ребят разыскал. Или — они тебя. Так?
Решетов взял из коробки папиросу, чиркнул спичкой.
— А можешь и не отвечать — зачем… Люди смотрят по сторонам, им так же надоело бегать и прятаться, они так же, как и те, — Герасимов кивнул куда-то наверх, — хотят покупать, и совсем незадорого, а что выходит? Им не дают! Вот и обратились люди ко мне… За помощью… А суммы, я тебе скажу, очень хорошие, круглые… И как статистика не плохи, а уж сами по себе… Просто клад! Стал я и свои ручейки пробивать, да куда там до твоих… Пока готовил я капиталец: чтобы был себе чистенький, самый что ни на есть финансовый… Подумал: предложу Решетову, ведь не откажется он от такого подарка, как миллиардов пятнадцатьдвадцать, да в урочный час, да к обеду… Ведь не отказался бы, а?..
— Нет. Не отказался.
— То-то. Потому как понимаешь: вслед за этими двадцатью и еще двести прихлынуть могут, а как дело на рельсы встанет… Те швейцарские гномы, что сейчас сокровищницы свои лишь по команде раскрывают-закрывают, соблазна не выдержат, и потекут в матушку-Расею денюжки золотою речкой, и свои, что от смуты за буграми схоронены, и заемные… Вот и подымется держава… И я, сирый, в стороне не останусь, не прогадаю: от одной только игры на повышение-понижение такой капиталец сколотить можно, что Ротшильдюга от зависти бы лопнул! Или не так?
Герасимов преобразился мгновенно. Только что был вроде костромской мужик, рассуждавший об «расейском бездорожье» после принятой рюмки, простой и незатейливый, как офицерский околыш времен Первой мировой; сейчас он откинулся на спинку кресла, взгляд стал цепким и жестким, не отпускающим глаза Решетова ни на секунду.
— Что происходит, Кришна?
Снайпер устал, и это его удивило. Он привык ждать, а здесь… Что-то было странное в этом сидении в норе, в постоянном напряжении, когда не видно ни неба, ни солнца, а только монотонная белая степь, чуть в отдалении — окруженный высоким сплошным забором особняк, словно спичечная коробка… И вдруг — Али понял. Не было определенности: стрелять, не стрелять… И куда-то уходило, улетучивалось то теснящее грудь чувство, которое Али для себя и называл готовностью к бою… Вернее, даже не к бою — готовностью выиграть бой! А здесь… Или он ничего не понимал, или… бой здесь идет всегда, тихо, подспудно, бесконечно, и сонная тишь этого леса обманчива, и эти неспешные и кажущиеся безалаберными люди, такие уязвимые в его горах, здесь, на своей земле, неуязвимы?..
Шайтан! Отсюда нужно убираться, и чем скорее, тем лучше! Тревога, которую он ощущал, была вовсе не волнением перед схваткой… И еще: он чувствовал себя вовсе не в засаде, а в ловушке!
Али верил своему чутью. Чутью бывшего мальчугана-горбуна, получавшего зуботычины и пинки везде и всюду, он уже десятилетним научился предугадывать источник возможных неприятностей. А позже, когда стал воевать… Али любил войну. Говорят, были времена, когда на их земле не воевали… Али слушал это, как сказку, и особенно не верил. Сколько он себя помнил — была война. Да, он любил войну: она сделала его тем, что он есть — уважаемым человеком. И еще — он умел чувствовать войну. Он чувствовал ее здесь, на этой земле, но она была чужая, он не знал ни ее правил, ни ее бесправия… Будь Али на своей земле, он немедленно покинул бы эту засаду-ловушку, переменил бы и место, и условия… А так…
И еще… Он ощущал себя здесь вовсе не воином, а все тем же мальчиком-горбуном, беспомощным, бесправным, ненавидимым всеми за врожденное уродство, словно он носил на себе чей-то чужой грех…
Он устал ждать.
Инстинктивно снайпер вдавил в плечо приклад винтовки. Так было спокойнее.
Как бы там ни было, а в этой заснеженной стране это его единственный друг. А скорее… Али вдруг с пустой, щемящей отчетливостью понял — это его единственный друг на всей холодной земле.
* * *
«Что происходит, Кришна?»
Константин Кириллович Решетов не спешил отвечать. Он думал. Прокачивал ситуацию. Вроде все сходилось. Он тоже вышел на Геракла. Заметил его активность. Оценил. Они шли параллельными курсами и рано или поздно должны были пересечься. И он сам, и, как выяснилось, Геракл высчитывали и траекторию, и условия, и выгоды этого будущего пересечения. Вот только произошло оно не в самое лучшее время… Или — лучшего времени просто не бывает, нужно его создавать, упорно, шаг за шагом, всегда?.. Нет, сейчас не до философий. Банкир выложил свои карты на стол, вниз «рубашкой». Остается решить для себя лишь одно — единственная ли это колода у старика?
— Константин… Деньги у меня готовы, я их держу без движения. Я ждал твоего первого хода — а его нет. Ты — молчишь. Твои деньги молчат. Кто-то готов стать генеральным инвестором за смешные вложения двух десятков российских промышленных гигантов, но это не мы с тобой… Почему? Свободных денег за нами, если разобраться, уж никак не меньше, чем у какой-нибудь «Ферст бостон», а то и ЮБИКа с АБИКОРом[2]. Только… Константин… Наши деньги «стоят», не работают.
Ждут деньги, ждут люди, они мне верят, хотя потеряли уже в этом «великом стоянии» таки-и-е суммы… Понятно, что рядом с названными оно все мелочь, но… Константин, я не мог ошибиться, и я не ошибся… Но люди недовольны, крайне недовольны, они теряют реальные деньги, их одолевают сомнения, с тем ли человеком они связались… И итогом этих раздумий вполне может быть пуля. Не в Швейцарии живем… Но я не ошибся, а поэтому я спрашиваю, что происходит, Константин?!
* * *
Решетов, казалось, слушает, но не слышит. И действительно, он пытался вникнуть вовсе не в слова, а в ощущения… И кажется, не обманывался… Решение пришло мгновенно. Мысль была настолько глупа и проста…
— У меня возникла проблема… — произнес он спокойно. — Как раз три месяца назад.
