прощается с дедушкой и охотно берет Тами за руку. Мы бредем по темным длинным лабиринтам и, наконец, попадаем на улицу. Ветер мгновенно царапает кожу дерзким прикосновением, взвивает длинные косички Карины, выглядывающие из берета. Неужели моя? Похожа, не спорю, но… как? Отворяю перед девчонками дверь калитки, кладу сумку с вещами Карины в багажник и поднимаю глаза, столкнувшись с испуганным, округлившимся взглядом жены.
— Вацлав, я кое-что вспомнила. Про Зорина. — Уточняет она, обнимая себя за плечи.
Глава 36
Тамила
Глаза… Испуганные, жалкие, лихорадочно блестящие от страха. Я уже видела этот взгляд. Красная комната, стены, обитые бордовым бархатом, и… склонившийся перед кем-то Зорин. Именно так он смотрел на Вацлава… Тем взглядом. На кого он мог так смотреть? И что делал в красной комнате?
— Я видела Зорина в красной комнате. — Произношу, когда Вац пристегивает Карину ремнями безопасности и закрывает дверь машины.
— Тами, ты только успокойся, — он нежно сжимает мои плечи и смотрит прямо в глаза. — Что натолкнуло тебя на воспоминание? Это как-то связано с Басовым?
— Нет, — качаю головой. — Его взгляд, Вацлав. Я узнала его. Он так смотрел на кого-то… там — в красной комнате. Смотрел так, как на тебя — испуганно и жалко.
— Хм.
— Вацлав, я хочу обратиться к психотерапевту. — Произношу решительно.
— Уверена? Может, оставим это на потом? Тами, я планировал заняться твоим здоровьем. Ты ослаблена после всей этой «терапии»… Будь она неладна. — Цедит сквозь зубы Вацлав. — Поедем в санаторий или к морю? С Сонечкой? Как ты на это смотришь?
— Отрицательно. Не забывай, у нас теперь есть другие обязательства, — перевожу взгляд на машину.
— Карина. Понимаю. Поедем, Тами. По дороге заедем в клинику, сделаю эти… чертовы тесты ДНК.
Вацлав открывает передо мной дверь и помогает устроиться. Никак не привыкну к его заботе и джентльменским жестам — очень уж они диковинные. И жизнь — новая, наполненная до краев вниманием и заботой, непривычна. И оттого страшна. Кажется, это лишь сладкий сон или иллюзия, утренний туман или цветной сценический дым — взмахнешь руками, и он развеется… И его любовь — внезапная, горячая, как утренний кофе, исчезнет, оставив после себя ноющий, болезненный ожог.
— О чем ты думаешь?
Вацлав крепко сжимает кожаный руль. Смотрит на дорогу и молчит. Я знаю, как выглядит мой мужчина, когда грустит или думает. Его губы сжимаются в плотную линию, взгляд тяжелеет и заостряется. Он весь словно концентрируется на своих мыслях, забывая обо всем. Я знаю его… Узнаю. Позволяю душе раскрываться, словно бутону, и впускать в себя незнакомые, волнующие чувства.
— Размышляю о Зорине. Не знаю, как нам лучше поступить… — со вздохом отвечает он. — Тами, может, стоит обратиться в полицию?
— Позвони Синельникову. — Предлагаю я.
— Ты права, иволга. Все время забываю, что должен доверять ему полностью. Но… ничего не могу с собой поделать — я привык все контролировать сам. — Вацлав паркуется возле медицинского центра. — Пожалуй, позвоню ему сам. Странно, что Андрей Борисович до сих пор не позвонил.
Я отстегиваю Каришу и встречаю ее настороженный взгляд. Она любопытно смотрит на здание клиники, не понимая, для чего мы сюда приехали?
— Тетя Тамила, мы пойдем к маме? — спрашивает она.
— Нет, солнышко. Тебе нужно сдать анализ, но ты не бойся — это совсем не больно. — Поправляю шапочку на ее голове.
— Кто хочет мороженого? — улыбается Вацлав и садится перед Кариной на корточки.
— Я! — смеется она в ответ.
— Тогда, чур, не плакать и не вредничать, идет? Дядя доктор возьмет капельку слюны из твоего ротика.
— И все? — недоумевает Карина, а я невольно замечаю, как они похожи. Улыбка, карие, как вишни, глаза, темные, как горький шоколад, волосы.
Все происходит, как сказал Вац: врач берет образец слюны и объясняет, сколько времени потребуется, чтобы получить результат. Улыбается и неудачно шутит о внешней схожести Вацлава и Карины. Я занимаю позицию стороннего наблюдателя и просто смотрю… Сжимаю в руках верхнюю одежду и глуповато улыбаюсь, пряча за маской спокойствия душевную бурю. Боюсь, что этот тест изменит нашу жизнь навсегда. Не из-за девочки, нет. Стелла не оставит попыток добиться внимания Вацлава. Он мужчина, которого хотят женщины — она была права… Высокий, сильный и мужественный. Потрясающий. Мой. Я знаю, как темнеют глаза мужа, когда он меня хочет. Как садится его голос и учащается дыхание, напрягаются мышцы и твердеет плоть… И много других женщин тоже знают…
— Тами, ты с нами? — голос мужа вырывает меня из забытья.
— Задумалась, — отвечаю встревоженно.
— О чем?
— О тебе.
— Иволга, я весь твой. С потрохами. Мое отцовство ничего не изменит между нами, слышишь? — хрипловато произносит он и обнимает меня. — Не думай о Стелле. Мне она не нужна.
— Я… просто только привыкла и теперь… Боюсь, Вац. Боюсь, что все закончится. — Голос звучит слабо и бесцветно.
— Я люблю тебя, Там. И у нас все только начинается. Поняла?
— Да.
Вацлав помогает Карине одеться. Аккуратно завязывает шарфик на груди малышки, надевает шапочку. А когда мы идем к машине, звонит Синельников.
— Слушаю, Андрей Борисович. Я уж подумал, преступники обнаружили слежку и ликвидировали вас. — Шутит Вац неудачно.
Я не слышу ответа, но могу предположить, что частный сыщик говорит что-то ободряющее. Ну, или неопределенное. Вацлав сухо прощается и отбивает вызов.
— Сука, так я и знал!
— Что случилось? Успокойся, Вац, с нами же Карина…
— Прости, иволга. Я так и знал, что Зорин все понял. И заранее предположил, что будет слежка. Он никому не звонил, Тами! И не ездил никуда. Сидит в больнице и спокойненько ведет прием.
— И что придумал Синельников? — спрашиваю с надеждой в голосе. Ну не может оно все так закончиться… Бездарно.
— За врачом-убийцей будут следить. Тем более, когда ты вспомнила, что видела его в красной комнате… Он причастен к преступлению, совершенному там. И знает, что ты видела его! И вспомнишь обо всем когда-то. Кстати, персик, Ярик
