Ну и конечно, не последнюю роль играло осознание масштабов отчизны — от Балтики до Камчатки, «с южных гор до северных морей». Одно дело песню слушать, совсем другое — видеть своими глазами. Тогда же приходило и осознание масштабов планеты — бездонности и бескрайности океана, бесконечности звёздного неба — то есть осознание безграничности Вселенной. Именно дальневосточная природа, где всё такое большое, такое широкое, такое необъятное, непременно настраивала думающего, склонного к обобщениям человека на глобальное мышление, на космические цели, на мечты о будущем.
Заметим, что помимо природы, там всё-таки был ещё город с двухсотлетней историей и с памятником Витусу Берингу в самом центре. Петропавловск всегда славился в первую очередь своим портом в Авачинской бухте, такой просторной, что в ней якобы могут разместиться все флоты мира. Ну и промышленностью своей город тоже был уже знаменит, а вот с наукой и культурой… Кроме детской областной библиотеки, драмтеатра да офицерских клубов, где крутили кино и устраивали танцы, — практически ничего.
Именно в 1950-е годы всё здесь только зарождалось и строилось. 1955-й — литературное объединение при газете «Камчатская правда». 1956-й — свой Союз журналистов и большой кинотеатр «Камчатка». 1957-й — «Книжная редакция» при той же газете, ставшая в 1964 году издательством. 1958-й — широкоэкранный кинотеатр «Октябрь» и педагогический институт, первый местный вуз. 1959-й — Военно-исторический музей. Ну и так далее: стадионы, бассейны, театр кукол, музыкальное училище, телецентр, институт вулканологии, филармония, писательская организация…
И всё это — после отъезда Стругацкого. А при нём — только медведи, спускающиеся к морю, как у себя дома. Романтика!
По мере наступления холодов романтика заканчивалась — начинались выживание и работа, зачастую рутинная и скучная. Собственно, АНа приписали к разведотделу штаба дивизии, и прочитывал он на английском и на японском уйму документов, как правило, секретных, но от этого ничуть не более увлекательных, а также изучал сообщения в открытой печати, среди которых нужно было вылавливать сведения, представлявшие интерес для военной разведки. Как мы узнали много позже из романов, скажем, Роберта Ладлэма, подобная работа в США оплачивалась весьма высоко, а специалистов такого рода не просто ценили, но и отстреливали иногда. Однако в начале 1950-х на Камчатке шпионские страсти бушевали не слишком, и Бог миловал Аркадия от повышенного интереса различных спецслужб.
С нарушителями границы — как правило, это были рыбаки, — он сталкивался не раз, сопровождая экипаж патрульного катера, и допросы проводил, но с настоящими диверсионными группами, по счастью, столкнуться не пришлось. Ещё повоевал однажды с мародёрами — было и такое. В ночь с 4 на 5 ноября 1952 года в 3 часа 55 минут случилось землетрясение, около пяти утра — первый вал цунами, через 20 минут — второй, ещё более мощный, следом — третий. Эпицентр был в океане, восточнее островов, поэтому пострадало и восточное побережье Камчатки, а максимальные разрушения пришлись на остров Парамушир, южнее Северо-Курильска. Вот и появилась работа у созданной полтора года назад сейсмической станции «Петропавловская». Но ещё больше работы было у военных. Официально их бросили на помощь населению, но Аркадий вылетел вертолётом на Парамушир и, очевидно, ещё на Шумшу (по-японски правильнее Сюмусю) переводчиком в составе спецгруппы, и друзья догадывались, что главной задачей там было предотвратить проникновение или, наоборот, бегство японской агентуры. К тому же разломы и океанские волны вскрыли несколько старых подземных схронов, о которых забыли или не знали все эти семь лет, прошедшие с победы над Японией. Оружие и боеприпасы надо было срочно брать под контроль.
А вообще разрушений и пострадавших было много, да и жертвы немаленькие, но в то время об этом умолчали в газетах. АН никогда и нигде не рассказывал подробно о цунами. Может, потому, что дал подписку и так уж и решил хранить молчание вечно, а может, слишком уж неприятно было вспоминать всё, что он там, на островах, увидел. Руины, трупы, раненые, мародёры, холод, грязь, человеческое горе… И на этом фоне — сбор разведданных, выявление агентов, уничтожение врагов — тоскливо и отвратительно.
Именно на Камчатке АН начинает очень активно работать литературно. Обсуждение планов и замыслов становится основным содержанием его переписки с братом. Вот выдержки из совершенно замечательных писем октября 1952-го:
«Обдумываю повесть о Тарзане — новом, другом, настоящем звере — жестоком, хитром, мстительном: назову его Румата — каково? „Берег Горячих Туманов“ меня не удовлетворяет, придётся много переделывать, вплоть до изменения фабулы. Есть ещё кое-какие идейки, но очень смутные. Приходится также во многом менять пьесу „Товарищи офицеры“. Это о литературной деятельности».
И другое, на пару недель позже:
«Помнишь, в последней посылке в Канск ты послал мне две аглицких книжонки Киплинга. Одна из них — о традициях британского флота — чушь, хотя стихи там хорошие. А вот другая, „Stalky & Со“ — чудесная вещица.[5] Прочитал её трижды, теперь перевожу, к новому году думаю закончить. Как-то мы с тобой в Ленинграде фантазировали о том, как бы проснуться году в 39-м, обладая всеми знаниями и опытом сегодняшнего дня. Так вот, в этой книжке описываются похождения трех школьников — учеников колледжа, у этих друзей совершенно взрослый склад ума (не опыт, не знания, а именно склад ума). Рассказывать неинтересно, привезу перевод — прочтёшь. Из-за этой книги я даже забросил начатый было перевод „Сына Тарзана“. Впрочем, и он от нас не уйдёт. Забавляюсь я также и чтением Диккенса — услаждаю себя „Пиквикским клубом“ в оригинале. Ты себе и представить не можешь, сколько теряется в переводе! Что касается японского, то — увы! — забываю понемногу: нет матерьялов. Я уже писал маме насчёт словарей, прошу тебя помочь ей и срочно выслать на в/ч 25324 заказной бандеролью. Много читаю, а писать пока бросил, нужно о многом подумать. В частности, придётся, вероятно, перестроить сюжет „Берега Горячих Туманов“. Кстати, недавно я где-то прочел о новой теории происхождения залежей радиоактивных руд. По этой теории наибольшее их количество должно оказаться на Меркурии. Напиши мне о своих взглядах на это дело.
Меня продолжает привлекать и „тарзанья“ тема. Идея — Тарзан островов Южных Морей. Подобрал имена — Румата и Юмэ — остаётся изобрести сюжет и писать. Есть и ещё кое-какие кадры. Но здесь я боюсь пойти по дорожке незабвенного кадета Биглера. Стихи не пишутся».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
