– Ну, вы, наверное, скрипите от чистоты, – сказала она, глядя на его только что вымытое лицо и влажные волосы. – Могу спорить, вы только что из ИМКА. Очень разумный поступок. А теперь заходите и выбирайте себе хорошенькую девочку.
Йенс открыл рот, собираясь объяснить, что он зашел, только чтобы поесть, но передумал и молча последовал за ней. Ему все равно придется ждать целый час, а здесь будет веселее, чем в ресторане.
Несмотря на заверения Мамы, девушки не выглядели особенно красивыми, а большинство и вовсе показались Йенсу злыми. Дамское белье, которое они щедро демонстрировали, знавало лучшие времена. Ларссен задал себе вопрос: а хочет ли он этого? И тут же обнаружил, что кивает девушке с курчавыми светлыми волосами. Она была немного похожа на Барбару – времен, когда они только познакомились, – по он этого даже не осознавал. Йенс просто выбрал самую симпатичную девушку.
Она встала и потянулась. Поднимаясь вверх по лестнице, она сказала:
– Обычный сеанс стоит сорок. Еще десять баксов, если пополам, и десять за французскую любовь. Если хочешь чего-нибудь еще, поищи другую девочку.
Столь дерзкое обращение заставило Йенса повернуться на каблуках и выйти на улицу. Если Гораций Чанг еще не выстирал его одежду, он вернется.
Так уж получилось, что он вернулся к шлюхе. Простыни на постели были слегка вылинявшими, но чистыми. Интересно, стирает ли Гораций для заведения Мамы, и если да, то как с ним расплачиваются?
Девушка сбросила туфли, стянула рубашку через голову и осталась перед ним совершенно обнаженной.
– Ну, так чего ты хочешь, приятель?
– Скажи мне хотя бы твое имя, – пробормотал смутившийся Йенс – уж слишком по-деловому вела себя девица.
– Эди, – ответила она, но не спросила, как зовут его, а лишь повторила свой вопрос: – Ну, так как ты хочешь?
– Пополам, – ответил он, все еще смущаясь.
– Сначала покажи деньги. Не заплатишь – не сыграешь. – Она кивнула, когда он бросил на кровать несколько банкнот, и добавила: – Если кончишь, пока я буду сосать, заплатишь еще десять за полный французский вариант, хорошо?
– Ладно, ладно. – Йенс замотал головой, он чувствовал возбуждение и презрение к себе.
В лучшие времена он ничем подобным не занимался. Это имело такое же отношение к любви, как Мона Лиза – к картинке на ящике с апельсинами. Но сейчас ни на что другое ему рассчитывать не приходилось.
Йенс снял рюкзак, поставил винтовку в угол и разделся. Эди посмотрела на него так, словно изучала лабораторную крысу перед опытом.
– Ну, во всяком случае ты принял душ, – повторила она слова Мамы. – Уже кое-что. Никогда не видела тебя в наших краях. Ты зашел в ИМКА, потому что собирался сюда?
– Да, конечно, – ответил он, обрадовавшись, что между ними возник хоть какой-то человеческий контакт.
Однако на этом все разговоры закончились.
– Присядь на край кровати, ладно? – попросила она.
Когда он молча повиновался, она опустилась на колени перед ним и принялась за работу.
Она знала свое дело, тут сомневаться не приходилось. Наконец Йенс постучал по матрасу. Эди улеглась на постель и раздвинула ноги. Она никак не отреагировала, когда он принялся ее ласкать, но когда он забрался на нее, она все проделала по высшему разряду. Затем спрятала деньги.
Он уже одевался, когда вспомнил, что не воспользовался резинкой.
«Тем хуже для нее», – холодно подумал Йенс. Если занимаешься такой работой, всегда рискуешь подхватить триппер.
– Хочешь еще разок за полцены? – спросила она.
– Нет, достаточно, – ответил он; сейчас он думал о возвращении в ИМКА и еще одном горячем душе.
У него еще оставалось время, но ему совсем не хотелось объясняться с клерком – или обойтись без объяснений, ощущая на себе его неприятный рыбий взгляд.
– Может быть, хочешь выпить внизу? – спросила Эди. – У нас есть домашнее пиво и даже немного настоящего виски, если ты готов платить.
Ей следовало бы продавать подержанные машины, а не собственную задницу с прилежащими к ней достоинствами.
– Нет, – коротко ответил Йенс; сейчас он хотел только одного – убраться отсюда подальше.
Эди выразительно посмотрела на него – скряга. Он сделал вид, что ничего не заметил.
Когда Йенс вернулся в прачечную Чанга, владелец спросил:
– Ну, как вам ленч, сэр? – и громко захихикал.
Затем он заглянул в заднюю комнату и что-то крикнул по-китайски. Послышался женский смех. Йенс почувствовал, как у него покраснели уши. Он даже захотел бросить здесь свою одежду и на полной скорости умчаться на запад.
В конце концов, он решил остаться. Когда Чанг принес еще горячую одежду, он засунул ее в рюкзак, даже не подумав о том, чтобы переодеться.
Стальной подвесной мост через Змею уже давно ушел в историю – ящеры его не пощадили, хотя лесопилка и уцелела. Перебраться на другую сторону реки можно было только в лодке. Все лодочники требовали за работу пятнадцать долларов. Тогда Йенс вытащил из кармана бумагу, где говори лось, что он путешествует по важному правительственному заданию. Один из перевозчиков сказал:
– Я такой же патриот, как и все, но мне необходимо кормить семью.
Йенсу пришлось заплатить.
Восточная часть штата Вашингтон напомнила ему штат Юта: рядом с реками лежали плодородные земли, а в остальных местах – бледные солончаки, на которых росла лишь полынь. Он всегда считал, что в штате Вашингтон полно сосен, мха и папоротников и много воды. Оказалось, что он ошибался.
Дороги здесь сохранились в хорошем состоянии – ящеры почему-то не стали их бомбить. Да и мосты через небольшие речушки не тронули. Ну, а в тех местах, где не хватало нескольких пролетов, кто-то положил деревянные мостки. Впрочем, еще дважды Йенсу пришлось платить за переезд.
Он еще раз расслабился в Уолла-Уолла[19], на третий день после того, как пересек границу штата Вашингтон. Он вновь выбрал блондинку – и опять не обратил внимания на свой выбор. На сей раз ему не пришлось заходить в прачечную за одеждой – и Йенс действительно почувствовал облегчение.
В тридцати милях к западу от Уолла-Уолла дорога сворачивала на север, вдоль восточного берега реки Колумбия, в сторону ее слияния со Змеей. Здесь землю орошали, впрочем, многие поля выглядели заброшенными; возможно, фермеры не могли платить за воду.
В непосредственной близости от реки следы запустения были не так заметны, однако ирригационные каналы обмелели, поля начали зарастать сорняками. Некоторые фермеры продолжали возделывать небольшие сады и огороды, но большие участки земли под палящими лучами солнца приобрели неприятный бурый цвет пустошей. Йенс никак не мог понять, что здесь произошло, пока не проехал мимо развалин нескольких насосных станций. Как только вода перестала орошать землю, заниматься сельским хозяйством стало бессмысленно.
Ближайший город к мосту через Змею (Йенс не рассчитывал, что мост все еще стоит) назывался Бербанк. Перед тем как въехать в него, он решил внести свой вклад в орошение придорожных растений. Едва начав мочиться, Йенс едва не закричал от боли. Теперь он прекрасно знал, что она означает.
– Еще одна порция триппера? – возопил он, обращаясь к небу, хотя подхватил эту пакость совсем в другом месте.
Теперь следующие две недели, пока боль не отступит, его ждут сплошные мучения.
Затем, к собственному удивлению, он рассмеялся. Насколько он знал, триппер не вызывает у женщин болезненных ощущений, но из этого вовсе не следует, что они им не болеют. На сей раз он был уверен, что поделился своими неприятностями с другими.
* * *
Когда Никифор Шолуденко без приглашения заглянул в землянку, где отдыхала между полетами Людмила Горбунова, она подумала, что он хочет застать ее полуодетой. Однако Шолуденко сказал:
– Товарищ пилот, вам приказано немедленно прибыть на доклад к полковнику Карпову.
Значит, он пришел по делу. Людмила вскочила на ноги.
– Спасибо, товарищ. Проводите меня к нему, пожалуйста.
Полковник Феофан Карпов не был крупным человеком, но Людмиле он казался похожим на медведя. Щетина на подбородке и мятая форма лишь усиливали впечатление. Как и свечи, горящие в его землянке; Людмила сразу подумала о берлоге.
– Добрый день, товарищ пилот, – сказал Карпов, поприветствовав Людмилу. Его пронзительный голос ничем не напоминал медведя, даже когда он рычал. – Вы свободны, товарищ, – добавил он, обращаясь к Шолуденко, но достойный член НКВД уже успел исчезнуть.
– Добрый день, товарищ полковник, – сказала Людмила. – По вашему приказу прибыла.
– Вольно, Людмила Вадимовна. К вам нет никаких претензий, во всяком случае с моей стороны, – сказал Карпов.
